Год крысы. Путница - Ольга Громыко

Раздался глухой звон пересыпаемых монет. Потом перед носом Сивы упал кошель, развязанный и ополовиненный.

— Заходите еще, — издевательски пригласил новый вышибала «Стрелолиста», убирая ногу.

— Кры-ы-ыса… — только и сумел простонать буян.

— В точку.

Альк вернулся к крыльцу и аккуратно приладил грязное, мятое полотенце на место. Вызывающе поглядел на посетителей. Те живо расползлись по местам, усиленно делая вид, что ничего особенного не произошло.

— Неплохо, — снизошел до похвалы подошедший за деньгами кормилец. — И это… повязку-то нацепи. Чтоб гости сразу видели: тут не шалят.

Когда Альк вернулся домой, Рыска с Жаром уже места себе не находили от беспокойства.

— Где ты шлялся, придурок?! — с порога заорал на него вор.

— Мыться ходил, — съязвил саврянин, швыряя на лавку трофейные сабли, чем вверг девушку в еще большую панику.

— Где ты их взял?!

— Подарили… — Голова у Алька действительно была чистая, концы волос еще мокрые — на обратной дороге саврянин спустился к речке и спокойно, без очереди вымылся в чистой прохладной воде. Там же бросил краденые штаны и переоделся в новую одежду, взятую у кормильца частью в счет сегодняшней работы, частью в долг.

— Ну вот, — трагично воскликнул Жар, обращаясь к Рыске, — мне ты воровать запрещаешь, а этот тип средь бела дня кого-то раздел!

— Уже ночь, — лениво уточнил белокосый мерзавец и дунул на лучину. Комната от печи до стола погрузилась во тьму, лари еще худо-бедно освещала луна из окошка. Разошлись-таки тучи, завтра жаркий денек будет.

— А может, и убил! — продолжал развивать мысль вор.

— Альк!!!

Саврянин понял, что они все равно не уймутся, и ворчливо признался:

— Я работу нашел, в кормильне. С полудня и до полуночи.

— Но почему ты нас не предупредил?! — Голос у Рыски был жалобный и срывающийся. Похоже, действительно волновалась.

— Вы ж только счастливы были бы, если б я не вернулся.

— Неправда!

— Потому что это означало бы, что ты опять во что-то влип, а нам расхлебывать! — уточнил Жар и тут же с жадным любопытством поинтересовался: — И как, много заработал?

— Еле доволок. — Альк, не обращая внимания на дальнейшие упреки, стянул штаны и ощупью, по звону, нашел выпавшую из кармана медьку, гнутую и поцарапанную. Да, богатая добыча! Кормилец начнет платить ему только послезавтра, когда саврянин отработает одежду, а потом нужно будет еще башмаки купить… Альк поморщился, осознав, что рассуждает, как скопидомный весчанин, и зашвырнул монетку в угол. Конечно, во время учебы в Пристани у него бывали проблемы с деньгами, и одалживать приходилось, и подрабатывать, — но тогда это было скорее забавой, с твердой уверенностью, что всегда можно достать еще. Он же не какой-нибудь безродный бродяга — хоть отец и заявил, что блудный сын ни медьки от него не получит, пока не бросит эту дурь. Да Альк и сам бы не взял — пока не вернулся бы на нетопыре, с крысой, доказав родителям, что сделал правильный выбор. Но теперь…

— Когда ж я наконец сдохну всем на радость, — с мрачной иронией пробормотал саврянин, уже уткнувшись лицом в подушку.

Что белокосый обосновался-таки на печи, в нескольких шагах от «незамужней девицы», друзья сообразили много позже, когда сами легли и немного успокоились. Но скандалить еще и по этому поводу ни у кого не осталось сил, так что бдительный «братик» просто оставил дверь между комнатами открытой, подперев ее башмаком.

Первая крыса пришла через три лучины, когда люди уже крепко спали. Ей пришлось потрудиться, чтобы проникнуть в дом, — окна и двери закрыты, стены проконопачены. Но потом крыса отыскала-таки лаз через подпол и мышиные норы. Остальные же пойдут по ее следам, как по нитке.

Кошки в доме не было, а людей крыса не боялась, по дыханию зная — их сейчас и гром не разбудит, слишком устали. Особенно этот.

Она с легкостью вскарабкалась по углу печи, пробежала по покрывалу до голой груди, до пульсирующей ямки между ключицами.

Человек спал беспокойно. Губы шевелились, глаза дрожали под веками, голова изредка моталась из стороны в сторону. На шее веточкой вздулись вены, тронь зубом — хлынет.

Но крыса не собиралась кусаться.

Да и пасть у нее была занята.

ГЛАВА 13

Ручные крысы ласковы и преданны, однако чужака кусают без колебаний.

— А это нам зачем? — озадаченно спросил Цыка. — Мы ж вроде как ров копать ехали.

Обоз с мужиками и охраняющие его тсецы остановились на краю леса. Коров загнали в тень, с одной из телег, откинув рогожу, сняли пук грубо обструганных палок.

— Накопаетесь еще, — пообещал следящий за раздачей знаменный[3], — ко рву покуда лопат не подвезли. Вы ж защитники своей земли, а? Будете ее защищать-то, ежели что?

Мужики нестройно замекали, и только Мих громко, отчетливо пробасил:

— А от кого?

— Во-о-от, — довольно протянул тсец, делая вид, что не расслышал одинокого голоса. — А как вы ее защищать-то будете, если даже палку толком держать не умеете?

Мих презрительно фыркнул, выбрал палку покрепче и, к удивлению друга и Колая, ловко крутанул ее над головой, потом за спиной, с перебросом в другую руку, и перед собой, щитом.

Мужики вокруг попятились, знаменный заинтересовался, подошел поближе:

— Что, служил?

— Было дело, — нехотя признался батрак.

— Ну-ну… — Тсец внезапно ткнул Миха в живот своей палкой, тот без труда отбил. — Будешь «ладонью»[4], — решил знаменный. — Еще мастаки подраться есть?

Несколько мужиков робко подняли руки. Двух тсец забраковал, семерых утвердил.

— Ты не рассказывал, — с обидой заметил Цыка другу.

Мих появился на хуторе несколько лет назад, хмурый пришлый бродяга, — впрочем, он быстро прижился и оттаял, сдружился с батраками. Про родную веску, брошенную из-за ссоры с отчимом, Мих говорил много и охотно, но что между побегом и хутором что-то было, никто не догадывался.

— А, чего там рассказывать. — Чернобородый поглядел на зажатую в кулаках палку с одобрением, но без жадности, как на бывшую, случайно встреченную подружку, с которой разошлись полюбовно. — Покрутился три года в наемниках, вот кой-чему и научился.

— А почему бросил? — с завистью спросил Колай. В детстве он тоже мечтал стать бродягой-героем, но сначала отец подзатыльниками вразумлял, а потом свой ум отрос.

— Да ну. — Мих уткнул палку концом в землю, оперся на нее, как старик. — В батраках оно спокойнее. По молодости мечом машешь — вроде здорово. Дружки завидуют, девки улыбаются, в толпе дорогу уступают. А как ткнешь или ткнут им впервые… Катись оно все к Сашию! — Батрак сплюнул, заозирался: — Кстати, куда наш молец задевался?