Москау - Георгий Зотов

Она мнётся. Держит блюдце с сахаром, руки дрожат. Я делаю глоток, смакую.

– Понимаете… По поводу рейхскомиссаров…

Я вновь отпиваю кофе, вздыхаю. Общение с соратниками опять унесло девушку в безбрежные воды революции. Сейчас будет мне втирать, что по мере разоблачения кровавого режима я должен становиться на их сторону. Ну что ж, я готов к пикировке, хотя это будет и нелегко. Ведь для всего мира общение с Ольгой заканчивается призрачным исчезновением. Для меня – сильнейшей, ослепляющей головной болью.

Я открываю рот, и… не могу произнести ни слова.

Её лицо вдруг расплывается. Оно становится белым, как вата, – нет, даже скорее, как облако. Недоумевая, я протягиваю к ней руку, меня кружит в вихре белых снежинок…

Я захлёбываюсь белым. Я в нём тону. Я…

…Ольга просидела ещё три минуты, докуривая сигарету и глядя на спящего жреца. Снотворное и верно отличное, подействовало в точности, как ей и говорили, – мгновенно. Вернувшись на кухню, она вымыла чашки – чисто механически, думая о чём-то своём.

Телефон зазвонил через час: когда она уже решила, что план сорвался.

– Как тебе это удалось? – сухо спросил голос в трубке.

– Да какая разница? – устало ответила Ольга. – Я предлагаю встречу – ты ведь этого хочешь, верно? У меня есть то, что тебя сильно удивит. И лучше сейчас не звонить в гестапо, поверь на слово, ты ведь знаешь, на какие вещи я способна. Хорошо знаешь.

Голос в трубке вздохнул: в этом вздохе читалось явное согласие.

– Хорошо. Где нам будет удобно встретиться?

– Я приеду к тебе, возьму такси. Просто объясни, как найти твой дом.

Записав адрес на бумажке, она отключила мобильный.

… На другом конце Москау Павел Локтев сделал то же самое.

Я практически ничего не вижу. Только буря, такая плотная, словно стена, – её и кулаком не прошибёшь. Непонятно, что делать и куда мне идти. Почему всё такое белое? Трудно дышать… Жадно хватаю воздух ртом, но его недостаточно. Я плаваю изнутри странного мира – белой, вязкой субстанции, охватившей меня своей мягкостью со всех сторон. Ощущение лягушки, свалившейся в сметану. Тут же появляется желание бить лапками, чтобы, согласно притче, сбить масло. Субстанция заливается в лёгкие, я пью её, она льётся в горло, заполняя рот, – но я жив. Я не умер. Продолжаю мягко бултыхаться, оглядываясь.

Как мне реагировать? Куда направляться?

Я тупо двигаюсь дальше. Сметана не имеет вкуса и запаха – просто нечто стерильное. Зато хватает других запахов, бьющих в нос, – горьких, резких, сладких. Кажется, вокруг меня маленькие огоньки, я словно окружён светлячками. Они тускло мерцают сквозь белую мглу, и я иду в сторону света… Пытаюсь понять, что это такое. Но чем дольше я бреду к ним, тем дальше они от меня. Тяжело…

Звон. Тихий, лёгкий. Так звенят алюминиевые вилки.

Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь-дзинь. Субстанция вокруг меня – словно живая, она тянет свою отдельную жизнь. Биологическая масса, нечто вроде мыслящего планктона, в пучину которого меня засосало. Мычание и бульканье. Кажется, планктон пытается говорить со мной, но я не слышу его слов. Моя задача – проплыть вперёд, побеждая вязкую муть, увидеть место с горящими огоньками. Я двигаюсь упорно, как снегоход сквозь снежную бурю, хотя шаги даются мне с большим трудом… Сделав упор на одну ногу, волоку другую, задыхаясь от усилий. Руку – ту самую, левую! – внезапно пронзает острая боль, из ладони каплями сочится кровь, раскручиваясь в витиеватые спирали в сметанном пространстве, танцуя, как в бокале воды. И алюминиевый звон. И это мычание в ушах. Погодите… Надо выяснить, почему я нахожусь именно здесь?!

Ольга говорила, меня затаскивает в её мир.

Я вижу всё, что там происходит, вижу её глазами, могу слышать и осязать. Но это явно нечто ИНОЕ. Тот, другой мир, пусть и отличается масштабом военных катастроф, напоминает наш, там схожие люди, то же оружие, те же способы действий. Здесь я словно на другой планете… Особенно пугает, что субстанция, в которой ты тонешь, способна мыслить. Она – нечто вроде правительства этого мира, она знает, что правильно и неправильно, казнит и милует, дарует и отнимает жизнь. Я уже не могу двигаться. Сдаюсь. Я стою, раскинув руки, отдавшись во власть субстанции. Она заползает мне в нос и рот, такая же безвкусная. Звон усиливается, и он теперь не так безобиден, начинают болеть уши. Ольга удивлялась: почему она перемещается только между двумя нашими вселенными, ведь существуют и сотни других… Похоже, на этот вопрос нашёлся ответ. Её «затаскивает» и в другие реальности, просто она этого не помнит, либо воспринимает как сон. Ага, расскажи комуто, что очутился в мире, где верховодит мыслящая сметана. Разум затухает. Я пытаюсь вспомнить, о чём хотел подумать, и не могу. Мой мозг оккупирован, меня подчиняют – медленно, но неумолимо. Белое пространство сгущается, и огоньков уже не видно, никакого просвета. Только пронзительный, скулящий вой. Я не могу понять, что это – страх или страдание. Скрежет над самым ухом, но у меня нет физических сил даже повернуть голову. Я закрываю глаза, ведь всё равно ничего не видно. Хочу я или нет – но я уже побеждён. Я во власти субстанции.

БОГИ АСГАРДА, ПОЧЕМУ НИКТО НЕ ПОРЕЖЕТ МНЕ РУКУ?

Глава 3. Карнавал призраков

(северная часть Москау, улица Хейнкеля)

Собеседники долго молчали. Он осмысливал услышанное, прокручивал в голове голоса, удерживая желание вернуться к компьютеру. Она курила уже десятую сигарету, рассматривая его профиль. Она теперь знала о нём всё. Он о ней – совсем ничего.

Через полчаса девушка решилась нарушить тишину.

– Судя по всему, вы были знакомы?

– Да, – деревянным голосом ответил Павел. – Это мой друг, знакомы с детства – вместе жили в приюте «Лебенсборна». Три дня назад он погиб… как мне сообщили в Управлении, его застрелил из винтовки «Мосина» террорист шварцкопфов. Ауфтрагсмёрдер[54] использовал бронебойные пули. Я видел тело в морге гестапо…

– Ну что ж… – флегматично заметила Ольга. – Ещё одно удачное доказательство в мою пользу. Теперь ты должен понимать, кто именно его убил. И самое главное – за что.

Павел безмолвно кивнул. Да, возразить здесь нечего. Вскоре после звонка Селина привезла ему исследования Жан-Пьера – зашифрованные датай неведомым образом оказались в её старой почте. Зачем Карасик перекачал их туда? Его уже не спросишь. Единственная, доступная уму версия: хотел сберечь данные там, где точно не будут искать, – в давно взломанном «ящичке» агента шварцкопфов. Подумаешь – так и логично. Гестапо вряд ли полезет, всё уже проверено-перепроверено, а сама Селина не рискнёт использовать старую почту. Заведёт новую, решив: наверняка сменили пароль или поставили «крабика» – ловушку, отслеживающую, откуда зашёл владелец «ящика». Только напрасно. Умная женщина редко совершает глупости. Но если уж совершает – то такие, на которые неспособна последняя дура. Селина легкомысленно открыла почту – и её почтовый «ящик» оказался ящиком Пандоры. Расшифровать датай ничуть не проблема, шварцкопфы имеют своих «кротов» в гестапо. Если рассудить, в мире вообще не работают плановые вещи. Им управляют случайности. Вот у Клары, «благословенной матери великого фюрера», новорожденные дети умирали один за другим, а именно тот, что должен испить кровь миллионов, взял и выжил. Мистика, вот просто с ума сойти.