Белоснежка должна умереть - Heлe Нойхаус

— Полиция найдет ее, — сказал он в конце концов и ушел в ванную.

А она осталась в кухне, беспомощная, растерянная и одинокая. Она вдруг увидела мужа другими глазами. Он трусливо стремился спрятаться от всех проблем за свою работу и привычную, размеренную обыденность. Интересно, он вел бы себя иначе, если бы пропали Тим или Яна? Единственная его забота в жизни — как бы не стать объектом для сплетен и пересудов!

После этого они не сказали друг другу ни слова. Потом молча лежали рядом в постели. Через десять минут он уже храпел, спокойно и размеренно, как будто ничего не произошло. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, как в ту ужасную, бесконечную ночь.

В дверь позвонили. Барбара Фрёлих вздрогнула и поднялась со стула. Неужели опять одна из этих кумушек, которые приходят с фальшивым выражением сочувствия только затем, чтобы завтра похвастать в лавке Рихтер эксклюзивным репортажем. Она открыла дверь. На крыльце стояла незнакомая женщина в очках.

— Добрый день, фрау Фрёлих! — сказала незнакомка. — У нее были темные короткие волосы, бледное серьезное лицо с синеватыми кругами под глазами. — Марен Кёниг, старший комиссар уголовной полиции Хофхайм. — Она показала удостоверение. — Я могу войти?

— Да-да, конечно. Пожалуйста. — Сердце у Барбары Фрёлих тревожно забилось. У этой женщины такой серьезный вид, как будто она пришла с плохой новостью. — Что-нибудь новое об Амели?

— К сожалению, нет. Но мои коллеги выяснили, что ее друг Тис дал ей какие-то картины. Хотя в ее комнате их не обнаружили.

— Мне ничего не известно об этих картинах. — Она растерянно покачала головой, разочарованная тем, что женщина-полицейский не могла сообщить ничего нового.

— Может быть, мы еще раз посмотрим в ее комнате? — предложила Марен Кёниг. — Эти картины, если они действительно существуют, могут иметь огромное значение для следствия.

— Да, конечно. Проходите.

Барбара Фрёлих провела ее наверх и открыла дверь комнаты Амели. Стоя на пороге, она наблюдала, как женщина-полицейский осматривала шкафы, опускалась на колени и заглядывала под кровать и под стол. Потом она отодвинула от стены бидермейерский комод.

— Потайная дверь! — произнесла Марен Кёниг и повернулась к хозяйке. — Я могу ее открыть?

— Конечно. Я и не знала, что здесь есть потайная дверь.

— В домах с крутыми крышами часто имеются такие ниши, которые используются как подсобные помещения, — пояснила женщина-полицейский и в первый раз улыбнулась. — Особенно если в доме нет чердака.

Она присела на корточки, открыла маленькую дверцу и залезла на четвереньках в нишу между стеной и крышей. В комнату повеяло холодом. Через несколько минут она вернулась, держа в руках толстый рулон, завернутый в бумагу и аккуратно перевязанный красной лентой.

— Боже мой! — воскликнула Барбара Фрёлих. — Вы и в самом деле что-то нашли!

Старший комиссар полиции Марен Кёниг поднялась на ноги и отряхнула пыль с брюк.

— Я возьму эти картины с собой. Если хотите, я напишу вам расписку в получении.

— Нет-нет, не надо, — торопливо произнесла Барбара Фрёлих. — Если эти картины могут помочь вам в поисках Амели, берите на здоровье!

— Спасибо. — Марен Кёниг коснулась ее руки. — И не переживайте так! Мы действительно сделаем все, что в человеческих силах, чтобы найти Амели. Это я вам обещаю.

В ее словах было столько сочувствия, что Барбара Фрёлих с трудом сдержала подступавшие к горлу слезы. Она благодарно кивнула. На несколько секунд она задумалась, не позвонить ли по поводу картин Арне. Но в ней все еще сидела горькая обида на него, и она не стала звонить. Позже, за чашкой чая, до нее вдруг дошло, что она даже подумала о том, что надо было хотя бы взглянуть на эти картины.

Тобиас беспокойно ходил взад-вперед по гостиной Надиной квартиры. Огромный телевизор на стене работал без звука. Тобиас знал, что полиция разыскивает его в связи с пропажей семнадцатилетней Амели Фрёлих, он только что прочел это в новостях бегущей строкой. Они с Надей полночи ломали себе голову, что ему делать. Надя предложила искать картины. Около полуночи она уснула, а он все лежал и отчаянно пытался хоть что-нибудь вспомнить. Одно было ясно: если он явится в полицию, его тут же арестуют. Он не мог объяснить, как в его брюках оказался мобильный телефон Амели, и по-прежнему ничего не помнил о той ночи с субботы на воскресенье.

Амели явно узнала что-то о тех сентябрьских событиях 1997 года, что-то такое, что стало для кого-то угрозой. Но для кого? Его мысли то и дело устремлялись к Клаудиусу Терлиндену. Одиннадцать лет он считал его своим единственным защитником и союзником на земле. В тюрьме он радовался его визитам, долгим беседам с ним. Каким он был идиотом! Терлинден просто стремился к своей цели и все это время думал только о собственной выгоде. Конечно, подозревать его в убийстве Лауры и Штефани у него не было оснований. Но он бессовестно воспользовался бедственным положением его родителей, чтобы заполучить то, что ему давно хотелось иметь, — Старый выгон, на котором он построил здание управления своей фирмы.

Тобиас закурил сигарету. Пепельница на столике перед диваном уже была переполнена окурками. Он подошел к окну и посмотрел на черную воду Майна. Минуты текли мучительно медленно. Сколько же Нади уже не было? Три часа? Или четыре? Хоть бы ей повезло! Ее план был единственной соломинкой, за которую он мог уцепиться. Если эти картины, о которых ему в субботу говорила Амели, действительно существуют, то, может быть, с их помощью удастся доказать его невиновность и в то же время выяснить, кто похитил Амели. Жива ли она еще?.. Тобиас потряс головой, отгоняя страшную мысль, но она упорно лезла ему в сознание. А что, если то, что говорили психологи, эксперты, а потом подтвердил и суд, — правда? Может, он и в самом деле под влиянием сильной дозы алкоголя превращается в монстра, как это с наслаждением констатировала пресса? Раньше он был довольно агрессивен, с трудом переносил поражения. Он привык добиваться всего, чего хотел, — хороших оценок, девушек или спортивных успехов. И, добиваясь этих целей, он редко считался с интересами других, но, как ни странно, всегда оставался общим любимцем, сердцем компании. Или это ему только казалось в его заносчивости и ослеплении собственным эгоцентризмом?

Свидание с Йоргом, Феликсом и другими приятелями пробудило в нем смутные воспоминания о давно забытых событиях, которые он считал ничего не значащими мелочами. Лауру он, не задумываясь, без зазрения совести отбил у своего друга Михаэля. Девчонки были всего лишь трофеями его воинствующего тщеславия. Сколько раз он бездумно задевал чужие чувства, сколько нанес обид, сколько зависти и злости вызвал в сердцах своих же товарищей! Дошло это до него только тогда, когда его самого бросила Штефани. Он не мог с этим смириться, он просил ее, даже вставал перед ней на колени, но она только насмехалась над ним. Что же он потом сделал? Что он сделал с Амели? Как ее мобильный телефон попал в карман его штанов?

Тобиас опустился на диван, сжал ладонями виски и отчаянно попытался выстроить обрывки воспоминаний в логический ряд. Но чем больше он себя принуждал, чем больше напрягал память, тем недостижимей становилась цель. Это сводило его с ума.

Хотя в клинике было полно народа, фрау доктор Даниэла Лаутербах не заставила их долго ждать.

— Как ваша голова? — приветливо спросила она Боденштайна.

— Все в порядке. — Боденштайн машинально потрогал пластырь на лбу. — Еще побаливает, но это не страшно.

— Если хотите, я могу еще раз взглянуть.

— Спасибо, не стоит. К тому же мы не хотим отнимать у вас время.

— Ну хорошо. Если понадобится, вы знаете, как меня найти.

Боденштайн с улыбкой кивнул. Может, ему и в самом деле стоит сменить домашнего врача? Даниэла Лаутербах быстро подписала три рецепта, которые перед ней положила ее ассистентка, и повела Пию и Боденштайна в свой кабинет. Паркетный пол скрипел у них под ногами. В кабинете она жестом пригласила их сесть на стулья для посетителей.

— Речь пойдет о Тисе Терлиндене.

Боденштайн сел, а Пия осталась стоять. Даниэла Лаутербах, устроившись за своим рабочим столом, внимательно посмотрела на Боденштайна.

— А что вы хотели бы о нем узнать?

— Его мать сказала нам, что у него был приступ и сейчас он находится в психиатрической больнице.

— Да, это правда. Но больше, чем вам уже известно, я, к сожалению, не могу вам сказать. Вы ведь понимаете — врачебная тайна. Тис — мой пациент.

— Мы слышали, что Тис преследовал Амели, — вступила в разговор Пия.

— Он не преследовал ее, а сопровождал, — поправила ее фрау Лаутербах. — Тис очень привязался к Амели, и это его способ выражения симпатии. Амели, кстати, сразу верно оценила ситуацию. Это очень тонко чувствующая девушка, несмотря на ее несколько необычную внешность. Тису с ней просто невероятно повезло.