Королева Кастильская - Виктория Холт

Действительно, мавры создавали манускрипты такой красоты, что о них шла слава по всему миру. А переплеты этих книг и украшения были восхитительны и неповторимы.

– Я устрою аутодафе в Гранаде! – сказал он Талавере. – И это будет только начало. Они у меня увидят, как в их синее небо вздымаются огни костров!

– Но соглашение суверенов… – начал Талавера.

– На этом аутодафе не сожгут ни единого человека. На них будут гореть манускрипты. Это послужит им предупреждением, что с ними случится, если они забудут о своей клятве, данной при крещении. Пусть посмотрят на костры! Пусть увидят, как их дьявольские слова превращаются в пепел, извиваясь в жарком пламени. И будет разумнее пока ничего не говорить об этом Тендилье. Он, безусловно, пожелает сохранить эти манускрипты из-за их прекрасных переплетов. Боюсь, что наш приятель Тендилья благочестив только снаружи.

– Монсеньор, – произнес Талавера, – если вы уничтожите литературу этого народа, они попытаются отомстить нам. Это тихие и спокойные люди только среди друзей.

– Они никогда не найдут себе лучшего друга, чем я, – возразил Хименес. – Посмотрите, скольких я обратил на путь истинный!

Он уже решил продолжать намеченное и не желал терпеть никакого вмешательства. Только увидев воочию, что эти книги превратились в пепел, он ощутит, что в чем-то продвинулся вперед. Он удостоверится, что никто из детей никогда больше не осквернит себя чтением нечестивых слов.

Был издан декрет. Из каждого мавританского дома должны быть вынесены все манускрипты. Их свалят в кучи на площадях города. А кто посмеет скрыть хоть единую книгу, писанную по-арабски, будет подвергнут самому суровому наказанию.

Ошеломленные и потрясенные мавры наблюдали, как книги переходят из их рук к человеку, которого теперь они считали своим врагом. Зегри возвратился от архиепископа совершенно другим человеком: он стал худым как щепка и совершенно больным. Казалось, он был глубоко унижен; весь его вид говорил о том, что силы и уверенность покинули его.

Хименес приказал, чтобы все труды, касающиеся религии, свалили на площадях, однако книги по медицине приказал отнести к нему. Мавры славились своими познаниями в медицине, и Хименесу пришло в голову, что если извлечь из их книг пользу, в том не будет никакого богохульства. Таким образом, он отобрал двести или триста трудов по медицине и распорядился отослать в Алькалу, где они будут храниться в университете, который он там строил.

Затем он приступил к тому, что называл служением вере.

На всех площадях города заполыхали костры.

Мавры печально наблюдали, как их прекрасные произведения искусства превращаются в пепел. Над Гранадой стоял огромный столб дыма, черного, низко нависшего над городом.

В Альбайсине,[17] в той части города, которую полностью населяли мавры, люди собирались за закрытыми ставнями и даже на улицах.

Тендилья пришел на встречу с Хименесом. Он был не один, с ним пришли несколько влиятельных кастильцев, много лет проживших в Гранаде.

– Это опасно! – решительно заговорил Тендилья.

– Не понимаю вас, – надменно ответил Хименес.

– Мы живем в Гранаде уже очень долго, – объяснил Тендилья. – И хорошо знаем этот народ. Или я неправ? – повернулся он к своим спутникам. Те заверили Хименеса, что во всем согласны с Тендильей.

– Вы должны радоваться вместе со мной, – презрительно произнес Хименес, – что с арабской литературой покончено. Если у этих людей не будет книг, их глупые и нечестивые мысли не смогут быть переданы молодежи. Дальнейшие наши планы состоят в том, чтобы воспитывать их детей в истинной вере. И в последующем все – мужчины, женщины, дети – будут христианами.

– Должен напомнить вам об условиях договора, – дерзко возразил Тендилья.

– Уж этот договор!.. – хмыкнул Хименес. – Пришла пора о нем забыть.

– Он не будет забыт. Мавры о нем помнят. Они уважают и чтят суверенов, потому что этот договор соблюдался с тысяча четыреста девяносто второго года… а вот теперь вы им пренебрегаете.

– Прошу прощения у Господа, что не попытался сделать этого раньше.

– Монсеньор архиепископ, я хотел бы убедительно просить вас проявить больше снисходительности. Если вы этого не сделаете, в нашей прекрасной Гранаде начнется кровопролитие.

– Меня совершенно не волнует кровопролитие. Меня волнует лишь то, что здесь проливаются потоки греха!

– Исповедовать свою собственную религию не является грехом.

– Осторожнее, друг мой. Сейчас вы близки к ереси. Лицо Тендильи побагровело от гнева.

– Примите совет от человека, знающего этот народ, монсеньор. Если вы собираетесь сделать из них христиан, умоляю вас, если вам хоть немного дорога ваша жизнь…

– Которой я не дорожу, – перебил его Хименес.

– Тогда – жизнь других людей. Если она вам дорога, умоляю, проводите по отношению к этим людям мягкую политику.

– Мягкая политика годится для временных мер, а не в данном случае, когда под угрозой душа. Если неверующий не способен сам найти путь к спасению, его надо силой наставлять на этот путь. И сейчас, когда нам угрожает мусульманство, у нас нет возможности воздержаться от жестоких мер.

Тендилья растерянно посмотрел на прибывших с ним горожан, которых он привел к Хименесу, чтобы поспорить с ним.

– Итак, я понимаю, что попытки повлиять на вас бесполезны, – резко произнес он.

– Совершенно бесполезны, – кивнул Хименес.

– Тогда нам остается только надеяться, что мы сможем защититься, когда придет время.

Тендилья и его друзья попрощались с Хименесом и вышли, а тот громко рассмеялся после их ухода.

«Тендилья! Тоже мне солдат! – насмешливо думал он. – Королева совершила непростительную ошибку, назначив его алькальдом. У него неискренняя душа. Он любит удобства и комфорт. И души безбожников ничего для него не значили, раз эти люди работали и богатели, делая таким образом богатым и город.

Они думают, что он не понимает мавров. Так они ошибаются! Он полностью осознает, что недовольство этих язычников все больше растет. По крайней мере, его совершенно не удивит, если они устроят какой-нибудь заговор и нападут на него. Какая это будет славная смерть – умереть во имя истинной веры! Но он пока не желал умирать, поскольку в отличие от Торквемады понимал, что никто не достоин надеть на себя его мантию».

Этим удачным днем он послал трех своих слуг в Альбайсин. Их задача заключалась в том, чтобы останавливаться возле ларьков и, покупая какие-либо товары, прислушиваться к тому, что говорят в этом районе города о том, что происходит в Гранаде и о Хименесе.