Шахта - Дэвид Джеймс Шоу

принялся упорядочивать водоворот бумажных вырезок, одновременно загоняя беспорядочные мысли в дальний угол мозга. Баш с удовольствием выслушал рассказ о полицейском рейде, обнаженной проститутке, безумии снежной ночью. Джонатан старался почти не касаться темы наркотиков и вдруг с ужасом вспомнил, что в кармане его парки покоится несколько трубочек с веселящим порошком. Прямо сейчас! Эта мысль словно выбила почву у него из-под ног.

– Тебя пучит? – спросил Баш. – Ты только что побледнел как рентгеновский снимок.

– Просто устал. – Он хотел, чтобы его носовые проходы просохли, а черепушка не гудела. Сколько он вчера выпил? И вообще, он ел? Сможет ли очистить кишечник этим прекрасным ослепительным иллинойским утром?

Джонатан никак не мог выбросить Ямайку из головы. Дерзкая и хладнокровная, с аэродинамическими изгибами тела. Светлое воспоминание, навеки запечатленное в прямоугольнике голубоватой воды. Повидавшие многое зеленоватые глаза. Плавные и чувственные движения. Язык, острый для других, но милосердный для Джонатана.

И рот, набитый двенадцатисантиметровым обрубком красной сардельки Баухауса.

Воспоминания о ней сильнее и заслоняют память об Аманде, образ которой постепенно бледнеет. Чувство вины и боль взаимных упреков уходят в прошлое.

Он почти ничего не чувствовал, когда уходил из логова разврата Баухауса. Слишком много странностей за последние сутки. Тыча членом Ямайке в лицо, тучный наркобарон хотел продемонстрировать свое превосходство. Позволяя делать с собой такое, она играла по неизвестным ему правилам. Баухаус держал дамоклов меч над Ямайкой и мог пользоваться привилегией вставлять свой маленький скрюченный отросток между ее сладких губ.

У Ямайки есть этому объяснение. В нем теплился огонек надежды.

И все это время Джонатан думал: «А ты кто такой, чтобы осуждать?» Так как он не мог никого осуждать, решил избавить себя от подобного зрелища. Он взял свои деньги и сбежал, надеясь, что Ямайка сделает то же самое, когда расплатится по счетам.

Вернулся на пикапе в Кенилворт Армс, открыл дверь и рухнул головой на подушку, все еще хранящую ее пряный аромат. Все это сделал на автомате. Затем последовали два часа болезненного сна. Отдохнуть не удалось. Он встал, когда прозвенел надежный будильник. Словно робот, машинально выпил кофе. И заметил кровавый след на ковре.

Джонатан прогнал черного кота… боже, лет десять назад. Кровавые отпечатки лап были достаточно свежие и блестели. Без сомнения, лапы принадлежали коту. Видимо, он пришел, когда Джонатан спал. Дорожка кровавых следов начиналась возле пыхтящего парового воздухонагревателя и огибала раскладушку. Джонатан отследил ее до ванной комнаты. По пятнам и мазкам он представил себе картину передвижений кота: прыгнул с закрытой крышки унитаза на бортик ванны, затем – на оконную раму. Наверное, он зацепился когтями за картон и отогнул его, образовав щель. Через эту щель проскользнул в вентиляционную шахту в поисках еды. Далее последовал долгий и неожиданный полет, завершившийся болью и переломом кошачьих костей. Джонатан отодрал картон. Он все еще был испачкан фекальной жижей, которая высохла и хрустела, как начинка сгоревшего пирога. Крикнул в шахту. Никто не замяукал. Он боялся худшего, но без фонаря что можно сделать?

И он понятия не имел, что стряслось с Крузом.

– Люблю такие рассказы, – восторгался Баш. – Словно статья из желтой прессы. Но твоя история богата на детали. Вряд ли ты мог ее сочинить. – Он не был до конца серьезен, и его лицо выражало сомнение. – Ты прибрался и вытер всю кровь?

– Не было времени. Я не хотел разозлить Капру своим опозданием. Она уже, наверное, высохла. Интересно, что стряслось с котом.

– Отправился в кошачий ад.

Джонатан отклеил липкую ленту, придерживавшую углы листа, и ластиком стер с него несколько отпечатков пальцев. Он предпочитал работать с включенной подсветкой, чтобы видеть градацию тени и света – темный, темнее, самый темный. Кроме того, это позволяло следить за вертикальной и горизонтальной разметкой голубой миллиметровой бумаги. Подсветка пустого стола слепила глаза. Он прикрепил к нему следующий макет.

– Как думаешь, Капра не будет против, если я на пару дней возьму мощный фонарь из гаража?

– Собираешься сегодня заглянуть в шахту, бро?

Джонатан облизал сухие губы и нащупал трещины не менее обезвоженным языком.

– Проклятье. Я бы пошел с тобой. Но Камела… Ты ж понимаешь. Мы сейчас находимся в стадии переговоров.

– Что стряслось?

– Она сделала то, к чему моя кампания по избавлению от Камми не была готова, морячок. Стала со мной милой. Не придирается, не разбрасывает косметику по раковине. – Баш перешел на шепот, осознавая, что предмет их разговора обитает в этом же здании, а как известно, и у стен есть уши. – Она худеет как сумасшедшая. Через неделю влезет в то вечернее облегающее платье, которое свело меня с ума в начале нашего знакомства. Она приглашает тебя сегодня на ужин. И обещала не доводить. Купила мне кепку. – Он кивнул в сторону настенной вешалки, где висела мягкая кепка горчичного цвета.

– Может, у нее появился любовник, – сказал Джонатан, – и она покупает подарки, чтобы тебя задобрить.

Эта идея вызвала у большого друга высокомерный смешок.

– А может, у нее раздвоение личности, и сейчас я живу с Милой Камми. Скоро из серного облака появится Злая Анти-Камми. Не знаю, с которой из личностей я трахался вчера, но поделюсь с тобой одной жуткой деталью: кажется, нам нужно связаться с Книгой рекордов Гиннесса, потому что она трахала меня как высокоскоростной поезд. Я едва за ней поспевал. – Он ухмыльнулся. Видимо, некоторые пикантные подробности решил оставить при себе. – Хочешь еще кофе?

Джонатан знал Баша как облупленного. Поделюсь-ка с тобой небольшими подробностями своей сексуальной жизни, дружок. Только между нами. Но за откровенностью что-то скрывалось. Он хотел, чтобы Джонатан знал, что они с Камми занимаются любовью, но не хотел сообщать ему неприятное. Придется вытянуть это из него.

Джонатан решил сменить тему, в шутку подумав, что помогает Башу выйти из затруднительного положения.

– Ты же не можешь приготовить мне здесь турбо-кофе?

– Пиво лучше бы подошло, но не сейчас, не на работе, чувак.

Баш взял в руки кофейник и решил проверить, с какой высоты может попасть в кружку дымящейся струей колумбийского кофе. Когда он закончил, как всегда с размахом, его манжеты были запачканы кофейными каплями.

Кофе был хорошим, крепким, свежесваренным. Но Джонатану казалось, что кто-то харкнул ему в кружку.

Он вышел в туалет и там, в зеркале, внимательно рассмотрел меланотические мешки под глазами. Судя по их виду, ему требовался качественный сон. Он замешкался, прикусил губу и достал трубочку с кокаином из нагрудного кармана. Чтобы та не торчала, согнул ее пополам; бумага лопнула на месте сгиба. Просыпавшегося порошка хватило бы