Пятерка Мечей - Наталья Солнцева

– Господи! Помоги мне! – взмолилась она.

И тут в ее памяти всплыл разговор со священником в электричке. Кажется, он тоже о чем-то предупреждал ее, а она и внимания не обратила на его слова. Она думать забыла и о святом отце, и о храме, мимо которого столько раз проходила с тех пор! И вот наступил час расплаты за преступное легкомыслие!

– Раз все эти призраки входят в подъезд, они должны либо подниматься по лестнице, либо исчезать в чьей-то квартире! – подумала Динара. – Хотя… я слишком мало знаю о том, как они должны себя вести… Возможно, все они – только лишь плод моего воображения!

Несмотря на подобные мысли, она устремилась к входной двери и приникла к глазку. «Призраки» поднимались на второй этаж! Вблизи они выглядели еще более зловеще. На стенах плясали причудливые блики и тени от факелов, дамы шуршали по ступенькам тяжелыми подолами, кавалеры бряцали оружием… Молчаливая вереница существ из нездешнего мира тянулась наверх. Прошли музыканты в камзолах, неся свои скрипки и виолончели. На втором этаже, по-видимому, была открыта дверь одной из квартир, куда стремились «призраки».

– Может быть, я сплю? – спросила себя Динара. – И это только сон? Ну, конечно же! Это все мне просто снится! Скоро я проснусь, открою глаза, и… Надо позвонить Берте Михайловне! Она живет как раз на втором этаже, и, если я не сплю и не сошла с ума, то она тоже все это видит!

Здравый смысл был настолько сильно развит у Дины Лазаревны, что ее покойная бабушка, – большая поклонница трезвого рассудка, – могла бы гордиться своей внучкой.

Госпожа Чиляева дрожащей рукой набрала номер телефона Берты Михайловны, на ходу соображая, как бы так задать вопрос старой актрисе, чтобы это выглядело пристойно и не навело соседку на ненужные подозрения.

– Берта Михайловна, дорогая! – заговорила она, едва только старушка взяла трубку. – Как вам это нравится?!

– И не говорите, Диночка! – радостно подхватила бывшая актриса. – Вы тоже смотрите? Настоящий восемнадцатый век! Просто сказка… Это все Герман Борисович придумал.

– Герман Борисович?!

– Ну да! У него сегодня день рождения. Старику Альшвангу исполняется восемьдесят лет. Он решил отметить такую дату по-особенному, созвал артистов в костюмах, пригласил музыкантов. Там затевается нечто грандиозное! Потом расспросим у Изабеллы.

– Она приглашена?

– Да! И это замечательно! Будем знать все новости из первых уст!

– Спасибо, Берта Михайловна! – сердечно поблагодарила соседку Динара, испытывая невероятное облегчение. – С наступающим вас Новым годом!

«Сумасшествие» оказалось ложным, и Дина Лазаревна смогла перевести дух. Она снова вспомнила о предстоящем визите Артема и занялась обдумыванием меню.

Со второго этажа доносились звуки старинной музыки, топот ног, смех, гомон и возня…

Глава 24

Герман Борисович Альшванг действительно праздновал свой восьмидесятый день рождения столь необычным и пышным способом.

Когда-то давно, еще в девятнадцатом веке, тоже в декабре, в Мариинском театре состоялась премьера оперы Чайковского «Пиковая дама». Альшванг любил этот спектакль, и, хотя он не был постановщиком опер, а предпочитал драматический театр, – пушкинская повесть запала ему в душу с юности. С первого же мгновения, как только он закрыл ее последнюю страницу, история Лизы, Германа и старой графини, бывшей светской красавицы, которая знала секрет трех карт, завладела его воображением. Этот сюжет красной нитью пролег через всю его сценическую и личную судьбу. Еще будучи сам студентом, он пытался ставить «Пиковую даму» в студийном кружке. Затем, уже работая в театре, неоднократно возвращался к этой загадочной повести Пушкина, представляя ее то в одном, то в другом виде.

Музыка Чайковского, который внес в либретто оперы много изменений, казалась Альшвангу божественной. Он имел дома пластинки с записью оперы, партитуру, сохранял программки всех спектаклей, которые ему довелось посмотреть, книги, воспоминания актеров, певцов, музыкантов и прочих людей, так или иначе имевших отношение к постановкам «Пиковой дамы». Словом, это было нечто вроде хобби Германа Борисовича. Говоря современным языком, он был «фанатом» повести и ее героев.

Кроме того, Альшванга самого звали Герман, и он считал подобный факт знаком судьбы. Естественно, что он женился на женщине, которую звали Лиза, поигрывал в карты, потому что тот, пушкинский Герман был игроком, и делал еще много разных вещей, находясь под влиянием «Пиковой дамы».

Почти никто не догадывался об этой скрытой стороне его натуры, кроме жены, которая умерла. Альшванг и сам состарился и находился на пороге смерти. У него была астма, расстроенные нервы и больное сердце. Он жил воспоминаниями и теми маленькими радостями, которые еще у него оставались. Впрочем, старик оказался вовсе не так прост, как думали его друзья и соседи.

Итак, Герман Борисович решил напоследок потешить себя в старинном духе. Для этого у Альшванга был не один повод, а целых два. Во-первых, он действительно родился тридцатого декабря, а во-вторых, он закончил обучать актерскому мастерству прелестную молодую девушку. Девушка была талантливая. Она обладала не только приятной внешностью, но и неплохим голосом. А самое важное, – ее звали Лиза!

Она оказывала Герману Борисовичу явные знаки внимания, и старик чувствовал себя немного влюбленным. Этот праздник был своего рода представлением публике Лизы, ее расцветающего таланта. Альшванг волновался, как в юности, когда показывал студентам театральной студии свою первую постановку «Пиковой дамы». Как примут Лизу? Оценят ли ее оригинальные способности?

Квартира его была огромных размеров, и в ней все можно было устроить самым лучшим образом. В одном углу большой гостиной, там, где стоял рояль, устраивались музыканты, – скрипач, виолончелист, пианист и тромбонист. Живая музыка производит самое сильное впечатление, – это Альшванг за годы работы в театре усвоил твердо.

В темном углу установили большое кресло для Графини. Герман, – молодой мужчина с черными усами нетерпеливо прохаживался туда-сюда. Ему хотелось курить. Вообще, квартира Альшванга напоминала бал-маскарад: множество малознакомых людей в париках и пышных нарядах перемешались с людьми в обычной одежде. В полумраке, – Альшванг решил, что действие будет свершаться при свечах, – никто никого не узнавал.

На двух поставленных рядом низких столиках стояли крепкие напитки, и каждый мог наливать себе сколько хотел. Из закусок на маленьких тарелочках лежали бутерброды, фрукты, мясные, рыбные и овощные салаты. Гости много пили и почти ничего не ели.

В квартире витало странное настроение, – возбуждение, волнение, ожидание, недоумение и жгучий интерес. Пахло духами, пудрой, коньяком, цветами, расплавленным воском; ветер от шелковых и атласных юбок колебал пламя свечей. Гости перешептывались, присматривались друг к другу. Становилось душно. Дамы в париках начали обмахиваться веерами. Про именинника как-то все забыли, – слишком насыщенная обстановка поглощала все внимание присутствующих.

Среди приглашенных была Изабелла Юрьевна Буланина. Она надела длинное черное платье с блестящим верхом и разрезом на боку почти до талии, собираясь привлечь внимание мужчин. Музыканты заиграли дуэт Лизы и Полины.

«Уж вечер, облаков померкнули края…» – полилась мягкая, интимная мелодия. Девушки пели проникновенно и печально. Изабелла придирчиво рассматривала женщин, с целью убедиться, что среди них нет равных ей по красоте и вызывающему стилю одежды. Таких и не оказалось. Госпожа Буланина совсем было успокоилась и даже приготовилась слушать чудесное пение, как ее взгляд остановился на гостье, которую она раньше не заметила. Дама была одета в голубое шелковое платье с белыми кружевными оборками, на ее открытой груди и в прическе переливались бриллианты. И хотя Изабелла Юрьевна прекрасно понимала, что это все стекляшки и театральный реквизит, у нее перехватило дыхание. У дамы была высокая прическа, усыпанная пудрой с блестками, тонкие черты лица, большие темные глаза и мушка над верхней губой. Она сидела в кресле, приготовленном для Графини, и постепенно приковывала к себе взоры гостей. Вокруг красавицы струилось едва заметное, голубовато-жемчужное сияние, похожее на прозрачный, магический ореол. Даже старик Альшванг отвлекся от своей Лизы и уставился на даму в голубом. Если разобрать ее черты по отдельности, то в них не было ничего особенного. Исходящее от нее сияние объяснялось отсветами от голубого шелка, который так необычно выглядел при свечах. Но в целом ее образ, романтический и страстный, действовал магнетически. Взгляд дамы рассеянно блуждал по залу…

Едва закончился дуэт, все принялись аплодировать, и госпожа Буланина тоже. Она знала, как следует вести себя в приличном обществе. Когда же она обратила взор на кресло, дамы в нем уже не было. Она скользила между гостями, которые, как по команде, все оборачивались в ее сторону.