Висельник и Колесница - Константин Жемер

При этих словах Крыжановский с Толстым почувствовали странно-знакомое. Максиму вдруг показалось, что на плечи тяжело лёг груз железных доспехов, а Фёдора неведомая сила вздёрнула вверх тормашками и подвесила болтаться за ногу. Через миг наваждение исчезло, будто и не было ничего.

- А что случится, ежели Елена проиграет? – спросил Толстой.

- Эзотерики перекроят мир по-своему, наперекор Господу. А дальше Бог решит судьбу человечества. Но я верю, что Жрица, с вашей помощью, выстоит. Ищите Красный Замок. Елена – там, в логове Ордена. Освободив свою любовь, вернёте и Вуфари вунжиря. – то было последнее, что сказал в земной жизни старый цыган Лех Мруз. Из груди его вышел тихий шелестящий вздох, после чего тело мягко осело и застыло неподвижно.

- Прощай, великий мудрец, – крикнул навзрыд Виорел Аким, – прости, что мой кырдо не сумел защитить тебя! Видит Бог, рромэнийа сделали всё, что могли, и отдали всё, что имели! – далее он стал кататься по земле и страстно причитать на своём языке. В горячих интонациях цыгана чудились не то клятвы, не то молитвы, а может – проклятия.

Американец некоторое время наблюдал эту картину, а потом заявил мечтательно:

- Жаль, здесь нет моего семейного лекаря, учёнейшего доктора Поппа с его теорией, будто душа человека обитает не где-нибудь, а именно в мозгу. Эх, надо было заключить с «клистирной трубкой» пари на сотню щелчков по лбу, что он заблуждается, а потом сунуть под нос нашего говорящего безголового мудреца. Щелчки бы из лекарской головы учёную дурь быстренько выбили!

Крыжановский рассудил иначе.

- Freluquet[141], – бросил он графу, а потом приказал денщику пройтись по табору и сыскать пару лопат. Своё намерение полковник объяснил так:

- Надо похоронить старика: пусть не по-христиански, ибо был он другой веры, но, всё же, с должным уважением.

- И обязательно вбить кол в сердце, чтоб более не вздумал оживать, – добавил остающийся верным себе Американец.

- Ты неправ, – возразил Максим, – думаю, поразительная живучесть цыгана объясняется не происками нечистой силы, но присущим старцу чувством долга. Помнится, в юности имел я слабость увлекаться чтением книг о рыцарских подвигах. Среди прочих историй сильнее всего запомнилась одна – о безголовом Дице. Истинность её не подлежит сомнению. Было это в средние века. Король Баварии Людвиг приговорил к смертной казни некоего Дица фон Шаунбурга с четырьмя ландскнехтами за то, что подняли восстание. Согласно рыцарской традиции, перед смертью Диц получил право на последнее желание. К величайшему удивлению короля, благородный Диц попросил поставить всех осуждённых в один ряд на расстоянии восьми шагов друг от друга и отрубить голову ему первому. Он пообещал, что начнет бежать без головы мимо кнехтов, причем те, кого он успеет пробежать, должны быть помилованы. Действительно, как только ударом топора палач снес ему голову, Диц вскочил на ноги и помчался мимо застывших в ужасе солдат. Только пробежав последнего из оных, он замертво рухнул на землю. Потрясенный король выполнил обещание и помиловал людей Дица.

- Экая аллегория, – засмеялся Толстой. – От твоего Дица его товарищам жизненная польза вышла. А от Мруза разве есть польза? Да и хвалёная мудрость, каковую приписывает старику сей оскудевший рассудком, – Американец кивнул в сторону Акима, который больше не голосил, а лежал лицом вниз и, в молчаливом исступлении, раз за разом бил в землю ножом, – тоже вызывает сомнения. Старик ведь, благодаря Книге, умел прозревать грядущее. Что же мешало ему взять и рассказать нам правду раньше? Да я бы попросту не пошёл с отцом Ксенофонтом к Малому Ярославцу, а, выпросив у тебя десяток-другой гренадер во главе с богатырём Коренным, засел с ними в таборе. И перебил к такой-то матери всех визитёров из пресловутого Ордена Вавилонской Башни, заодно с этим их, похожим на смерть, предводителем! А нынче что? Елена похищена, проклятая Книга в руках апокалипсического зверя. Вздорной истории про эзотериков и жрецов никто не поверит, вздумай мы её рассказать публично, так что помощи ждать неоткуда. Остались мы с тобой, Максимус, как некогда я и Наташка на острове, одни-одинёшеньки, противу вселенского зла. А, чтоб сразиться с тем злом, прежде ещё предстоит пробиться с боем через всю французскую армию.

Толстой покачался с носков на пятки и резюмировал:

- А виноват во всём – его безголовое мудрейшество, господин великий жрец, каковой лежит пред нами бесполезной кучей тряпья. Ну, что же, с паршивой овцы – хоть шерсти клок, – граф направился к мёртвому старику, сдёрнул с него присмотренное ранее аляповатое глиняное ожерелье и водрузил себе на шею. Максим мог бы поклясться, что при этом оставшуюся часть лица Мруза тронула довольная улыбка. Фёдор, же, занятый ожерельем, улыбки той не заметил.

ЧАСТЬ 2

Если, путь пpоpубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почем, -

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Глава 1

История из табакерки

5 (17) ноября 1812 г.

Село Доброе, близ города Красный Смоленской губернии

- Вашвысбродь! Вашвысбродь! – возбуждённо кричал Ильюшка Курволяйнен. Малый пытался бежать во всю прыть, но получалось из ряда вон: ноги вязли в рыхлом снегу. – Осмелюсь доложить, тама робята, как вы велели, согнали в кучу пленных хренцузов. А средь них антересный шаромыжник попался! Любо-дорого поглядеть! Как бы даже не целый маршал! У его и синяя палка с орлами имеется! Жезл! Отдавать отказывается напрочь, токмо плачет, словно баба. Дядька Леонтий сказал покудова шаромыжнику морду не бить, палку не отымать, а ждать вашего прихода.

Только что кончилось сражение. Крыжановский не успел толком отойти от боевого угара, кроме того, пребывал не в лучшем расположении духа из-за досадной утраты: вражеская пуля испортила кивер – чудо шляпного искусства, изготовленное мастерицами петербургского салона мадам Орси. Немудрено, что смысл колоритных Ильюшкиных выражений доходил до полковника с трудом.

- Что ещё за шаромыжник? Изъясняйся по-людски, чухонская твоя голова!

- Ну, как же, вашвысбродь. Басурмане, ежели при них оружие, наших обзывають соважами[142]. А токмо огребуть по хребту да сдадутся в плен, сразу по-иному начинають петь: шар ами, шар ами[143]. Сухари таким способом выклянчивають да водку. Отсюдова и пошло – шаромыжник. Таперича все так супостатов называють.

Максим повертел в руках уничтоженный кивер. Спереди, у репейка[144], пуля проделала лишь небольшую дырку, зато сзади разворотила так, что чинить нет смысла – проще заказать новый. Сокрушённо бранясь, он водрузил испоганенный головной убор на привычное место, вздёрнул полы шинели и поспешил через сугробы вслед за денщиком. Вдруг на самом деле солдатам удалось захватить кого-то из видных французских военачальников? Ничего удивительного в подобном казусе полковник не усматривал. «Великая армия» постепенно превращалась в орду небоеспособных людей, спешащих поменять голодную и холодную свободу на сытый плен. Почему же у неприятельских полководцев должна быть иная участь?