Богатырь - Александр Мазин

– Значит, мы должны быть хитрее, – заявил Илья. – Что предлагаете?

– Пустить дозоры не по дорогам, а скрытно, – тут же предложил Кулиба. – А еще лучше – с наживкой. За обозом каким-нить.

– За обозами! – поправил Свен. – И пусть те обозы везде останавливаются, а торговцы по секрету рассказывают, какой у них груз дорогой.

– Рассказывать ничего не надо, – внес поправку Илья. – Не то догадаться можно, что приманка. А предложение хорошее. Сколько по вашим предположениям разбойников в ватажке?

– То, что мы смогли понять по следам… Десятка два, может, – ответил Кулиба и приложился к пиву.

– Ватага может быть не одна – несколько. – Свен тоже отхлебнул.

– Может, – согласился Илья. – Потому в дозорах чтоб не меньше десятка воев.

– У нас так и ходят, – ответил Кулиба.

– Хорошо. Еще вот что сделаем. Я возьму с собой два больших десятка гридней – из тех, кто хорошо леса знает, и схожу к капищу радимичскому, какое найдем.

– Зачем? – удивился Кулиба.

– Пограбить? – оживился Неудача.

– Поговорить.

– О чем с ними говорить, с бесопоклонниками? – насупился Кулиба. – Еще убьют тебя, княжич, а мне потом…

– Не убьют, – усмехнулся Илья. – Меня убить трудно. Да и не один я буду. Что до бесопоклонников… А сам-то ты кем был, сотник, до того как крест принял?

Кулиба промолчал.

– Решено, – завершил Илья. – Так и поступим. Делайте. Кулиба, людей мне сам подберешь.

– Моих тоже возьми, – предложил Свен. – У меня в одном десятке аж четверо вятичей.

– Надежные? – уточнил Илья.

– Верные. Еще из святославовой дани кровью.

Илья вспомнил рассказы отца о том, как примучивали вятичей и как взяли с них дань – лесной добычей и лучшими юнаками – в княжье войско. Вот это у нурманов и называлось данью крови, потому что род отдавал своих, свою кровь – чужим.

Но вятичи – это хорошо. Тоже лесовики.

– Годится. А скажи мне, хёвдинг, почему тебя Неудачей зовут? – спросил он уже по-нурмански. – Не везет тебе в чем?

– Не везет! – осклабился нурман. – Только не мне, а тем, кто со мной в бою повстречался. Вот для них я Неудача и есть.

– Он вернулся, Сновид, хозяин земли нашей. И снова здоров. Еще здоровше, чем ранее.

– Я знал, – пророкотал ведун. – Он – земли соль. Земля его и исцелит, и силой наделит. Я рад, что он вернулся.

– А как нам теперь быть? – спросил собеседник жреца, кряжистый бородатый муж, за широкий пояс которого был заткнут топор, и не топор лесоруба, а настоящий боевой.

Вокруг тысячами голосов шумела дубрава. Причудливые тени играли на лицах людей. Будто духи-предки касались их бесплотными ладонями.

– А сам что думаешь, Ладовлас?

– Ну-у… Когда слуги Яриловы против него людь взбаламутили, подняли, Яроша убили. А Ярош при нем был. А теперь никого!

– Не одни лишь Яриловы, – поправил Сновид. – Многие пошли, которые мне не поверили. На скот да серебро польстились, на чужих понадеялись… И где они теперь? Нет, это хорошо, что господин вернулся. Надобно нам при нем своего человека иметь. Вместо Яроша.

– Так нет у них в Морове никого из наших! Привел князь-воевода чужаков с севера, землю нашу им отдал! А ты побить их не даешь!

– Не моя в этом воля, Ладовлас. Поединок был здесь, в божьей роще. Ты тоже был здесь и видел, как княжич Яроша одолел. Теперь он – наш господин. И как господину ему следует весть послать. Хочу с ним встретиться, поговорить. И еще есть у меня мысль, Ладовлас… Соловья им отдать!

– Да ты что, мудрый? – испугался Ладовлас. – Соловей, он же за всех нас мститель!

– Какой он мститель?! – возразил ведун. – Изгой он, змей летучий, совсем страх потерял. Зло творит, лютует. Добра набрал – на ста телегах не увезти, а все ему мало. А сыновья его – еще хуже! Соловей хоть чужих казнит, а они своих мучат. Кого в страхе держат, кого к себе забирают – разбой с ними чинить. Или забыл, как князь летом с воями приходил, дань забирал, капища зорил? Соловью что? Он как услыхал, что русы идут, в нору забился да отсиделся там с горлорезами своими. А пострадал кто? Людь наша! Те, кто и на Моров не ходили, и на дороге не озоровали! Мститель! Ну ты сказал, вождь.

А что, если всерьёз осерчают русы, князь их главный, что в Киеве сидит? У него воев – тьма. Пройдут по лесам нашим, богов пожгут, вольных охолопят. Продадут в края чужие, как этих, что сдуру на Моров набежали. Погубит Соловей роды наши. – Сновид вздохнул. – И урезонить зло некому.

– Да как их урезонишь? – пробормотал Ладовлас. – Я – вождь войны, а всей зброи у меня – вот это, – он похлопал по топору, – да рогатина еще. А у Соловья и тех, кто с ним, у них мечи добрые, луки боевые, у иных даже бронь настоящая, как у княжьей гриди. Втроем полсотни наших положат и рады будут. Им бы только крови напиться. И знают всё обо всех, что в лесных селищах, что в приречных. Вот Течка, меду упившись, худое про них говорил, так чада Соловья схватили его и Жарка Бешеная Течкиным же ножом язык ему отрезала. Течка кровью захлебнулся и помер. А им бы хоть что. И виру с них не спросить. Спросишь – тоже без языка останешься.

– Вот и я о том же. – Ведун поворочал палкой в костре. – На силу Соловья равная сила нужна. Потому и хочу я с господином встретиться. Не зря у него родовое имя – Годун. Неспроста. Защитит нас, как иначе? Пошли к нему, Ладовлас! Надо.

Сновид проснулся от шороха, учуял недоброе и сразу потянулся к ножу.

– Не трепыхайся, старый! – раздался рядом злой голос. – Пришла твоя пора.

Сновид отпустил нож. Он почуял: вокруг множество людей.

Посыпались искры, вспыхнул трут, а потом и факел.

Да, людей было много. Все – при оружии.

Сновид тронул рукой кору дуба, подумал укоризненно: «Что ж не предупредил, друже?»

Вперед вышел плечистый муж с длинными, вислыми усами, наклонился, ощерился:

– Что, старый, боишься?

– Тебя? – Сновид скривил рот. – Тебя, Соловей, не бояться глупо.

– Может, тогда судьбу мою скажешь… ведун?

– Ты умрешь, – равнодушно произнес Сновид. – И дети твои тоже. И жены.

– Эка новость! – засмеялся разбойник. – Все мы умрем. Одни раньше, другие позже. Вот ты, например, когда умрешь?

Ведун заглянул в прищуренные злые глаза – и увидел свое будущее. Такое, что и смотреть не хотелось. И, не раздумывая, выхватил нож.

Соловей отпрыгнул проворно, обнажая меч…

Но меч ему не потребовался, потому что Сновид не бросил в него нож. И не попытался ударить.

Точно рассчитанным движением он вонзил железо в собственное сердце.

Ужасная боль! Но Сновид сумел улыбнуться. Нет такого будущего, которое не под силу изменить сильному человеку.

Глава 3

– У тебя два пути, – сказал Илья старосте. – Один – правильный, второй на погост.

– В чем моя вина, господин? – возопил смерд. – Мыто всё отдали, худого не делаем! За что?

– А за то. – Илья наклонился к нему поближе и сказал чуть слышно: – Соловью кто вести подает, а?

Староста побелел.

– Да я… Да как же…

– Не ври мне, – совсем тихо произнес Илья. – На куски порежу.

Резать смерда он, понятное дело, не собирался, но староста об этом не знал и побледнел еще больше:

– Да как же ему не пособлять, если он… Это ж Соловей. Он же…

– Страшный? – спросил Илья.

– Очень.

– А я, выходит, нет? Ну ты сам напросился. Викула, сдери с него одежду и привяжи во-он к тому столбу. Сейчас узнаешь, кто из нас страшнее!

– Он! – убежденно выкрикнул староста. – Делай со мной, что хочешь, а Соловей всё одно страшней тебя!

– Викула, погоди! Это почему Соловей страшней?

– Ты меня одного резать будешь, княже, а Соловей… Он всех. И детишек моих, и внуков… Всех!

– Пес с тобой, – махнул рукой Илья. – Живи. Прав ты: не стану я детей губить. Вели, чтоб столы нам накрыли.

– Это вмиг, господин! Оглянуться не успеешь! – И убежал.

– А я б его железом припёк, – заметил Бокша, один из десятников Кулибы. – Закукарекал бы, как кочет поутру.

– И что б он тебе накукарекал? – хмыкнул Илья. – Где Соловей прячется? Так откуда ему знать?

– Ну хоть про капище рассказал бы.

– О капище не рассказывать надо, а нас к нему вывести. И пугать я его не хочу. Всё ж это мой человек, и не холоп, а свободный. Нельзя, Бокша, своих людей убивать. Смердов защищать надобно. А если не можем, так не с них спрос, а с нас. Ты понял?

– Вроде бы, – неуверенно пробормотал десятник. – А как мы теперь капище найдем?

– Вот об этом, Бокша, нам и стоит подумать.

Проводника они нашли. Староста нашел. Когда Илья на кресте поклялся, что не причинит вреда ни капищу, ни жрецам.

– Лошадок оставить придется, – сказал проводник, приземистый смерд средних лет по имени Нездила. – Не пройдут лошадки.