Династия - Синтия Харрод-Иглз

— Господин Морланд, госпожа… — тяжело выдохнул он.

— Что? — Роберт схватил его за руку, потому что слуга чуть не упал. Это был пожилой мужчина. Возможно, он служил нотариусом у Каннинга. Он поискал невидящим взором Морланда, и его губы беспомощно зашевелились. Мужчина не в силах был вымолвить ни слова. Морланд знаком показал Элеоноре отойти назад и заговорил с ним тихо, но твердо:

— Успокойся, добрый человек, и расскажи нам все по порядку.

— Это мой молодой господин, — наконец вымолвил слуга, и сразу же слезы потоком хлынули у него из глаз. — Он выходил из дома, чтобы отправиться в церковь… Весь разодетый… В свадебном наряде… — Он вдруг увидел Изабеллу, и слезы начали душить его с новой силой. — Ветер захлопнул за ним входную дверь, а одна из черепиц сорвалась с крыши. Наверное, она уже давно расшаталась… — теперь он обращался к самой невесте.

Роберт в ужасе смотрел на слугу. Черепица на крышах домов делалась из твердого камня и была размером два квадратных фута, а толщиной не меньше трех дюймов. Чтобы ее поднять, требовалось двое мужчин.

— Его ударило? — спросил он шепотом. Старик-слуга кивнул, лишенный дара речи.

— Насмерть?

— Насмерть, сэр, — проговорил он, но его взгляд при этом был обращен к Изабелле.

Ее лицо побелело, а руки метнулись к горлу, как будто она задыхалась. Она взирала на посланника, не в силах поверить в услышанное. До нее не доходил смысл сказанного, она не желала ничего понимать только переводила взгляд с одного лица на другое, словно пытаясь найти человека, который сказал бы, что все это неправда.

— Дитя мое… — Ани хотела обнять ее, но Изабелла отстранилась. Из ее груди вырвался стон, а затем она остановила взгляд на лице матери.

— Ты, — задыхаясь, вымолвила она. — Ты сделала это! Ты не могла вынести моего счастья! Ты убила его!

— Изабелла, опомнись, ты не понимаешь, что говоришь, — сказала ошеломленная Элеонора.

Она сделала шаг вперед, протянув руку.

— Нет, не прикасайся ко мне! — закричала Изабелла, отпрянув назад. — Я знаю, что говорю правду. Это не могло произойти просто так. С самого начала ты не хотела, чтобы мы с ним поженились! Но зачем тебе было делать это?! Зачем?!

А затем она разрыдалась, издавая звук, который, казалось, шел прямо из ее растерзанного сердца.

— Люк! — восклицала она, оглядываясь по сторонам, словно не зная, куда ей бежать.

Ани пыталась взять ее за руку, но она вырывалась и плакала, так, что они опасались за ее рассудок. Отец, мать, сестры — все пытались утешить Изабеллу, но как только они притрагивались к ней, она начинала кричать и биться в рыданиях, будто была окружена врагами. Наконец она побежала к Джо, спрятав лицо у него на груди, и позволила себя немного успокоить.

Джо отрицательно покачал головой, когда Роберт и Элеонора хотели подойти к нему.

— Позвольте мне самому позаботиться о ней, — сказал он. — Я отвезу ее домой. А вы последуете за нами, как только будете готовы.

Джо гладил Изабеллу по голове — ее свадебный убор упал, когда она металась в отчаянии.

— Бедное дитя, — вздохнул он. — Бедный, бедный молодой человек.

Он поднял рыдающую девушку на лошадь, сам сел позади нее, и медленно тронул с места, направляясь сквозь череду голых деревьев к дому.

Эта зима была для них очень печальной. Вначале они всерьез опасались, что Изабелла лишится рассудка, потому что она плакала и плакала, пока ей не становилось дурно и у нее пропадал голос. Ее горе было столь велико, что она отказывалась от еды и питья. Изабелла почти не спала, и за короткое время от нее осталась жалкая тень. Она упорствовала в своем отношении к матери, убеждая всех вокруг, что та приказала убить ее суженого, как ни пытались Ани и Джо переубедить ее. Даже после прекращения истерических приступов, когда она черепашьим шагом начала двигаться к выздоровлению, Изабелла была молчаливой и задумчивой. Она старалась избегать общества матери, а если им случалось оказаться в одной комнате, то Изабелла бросала на мать мрачные ненавидящие взгляды.

В ноябре лорд Эдмунд был обвинен в совершении государственных преступлений. Его заточили в Тауэр. Казалось, что теперь для Морландов настали плохие времена, потому что иметь такого покровителя было небезопасно. Роберт все еще не хотел отказываться от человека, которому был многим обязанным. Но предъявленные обвинения выглядели очевидными. Его могли освободить только при прямом вмешательстве королевы. Роберт с неохотой согласился прекратить снабжать клан Бофоров деньгами или людьми, но при этом никак не желал демонстрировать свою поддержку Йорку. Когда Элеонора предложила Роберту выразить свои новые политические симпатии, он серьезно с ней поссорился.

Рождество они провели очень тихо. У них не было никого из гостей, кроме Хелен и ее супруга, а также мистера Шоу и его дочери Сесилии, серьезной двенадцатилетней девочки. Хелен почти не изменилась после замужества. Она была счастлива со своим мужем, который гордился ее красотой и покупал ей самые модные наряды. То, что у них не было детей, однако, начинало сказываться на настроении обоих. Хелен была бледной и выглядела подавленной, хотя в сравнении с младшей сестрой она, можно сказать, цвела как роза. Изабелла уже была не ребенок. Весь ее боевой дух, ее смелость и бесстрашие улетучились. Она вздрагивала от любого неожиданного звука. Ее раздражали дети. Она не разговаривала со всеми, все время погруженная в мысли об утраченной любви. Единственным человеком, с кем она сохранила нормальные отношения, был Джо. Он делал все, что было в силах, чтобы вывести ее из этой темной полосы печали — но без малейшего успеха.

Когда пришла весна, дела, казалось, пошли несколько лучше, Элеонора снова была беременна. Первые месяцы беременности она всегда находилась в хорошем расположении духа, была бодра и активна. Элеонора принялась убеждать Роберта заняться новым делом. Она считала, что сейчас важно вложить капитал в производство ткани.

— Это то дело, которое даст самую большую прибыль в будущем, — сказала она. — Великие дни торговцев шерстью позади. На этом рынке стало слишком тесно, конкуренция велика. Теперь, когда Франция потеряна для нас, мы не сможем держать цены, как раньше.

Роберт и слышать ни о чем не хотел.

— Торговля шерстью никогда не придет в упадок, — возражал он. — Всем нужна шерсть, и нет шерсти лучшего качества, чем английская. Это общеизвестно.

— Конечно, всем нужна шерсть. Но зачем? Да затем, чтобы делать из нее ткань! А потом продавать ее, дорогой мой! Они покупают у нас шерсть по низким ценам, а затем делают ткань, — парировала Элеонора.