Русь Новгородская - Вячеслав Тулупов

Зверства опричников явились для жителей Великого Новгорода страшным потрясением. В течение ста лет со времени присоединения к Москве новгородцы не испытывали подобных проявлений тирании и психологически не были готовы к кровавому террору Ивана Грозного. Ужас перенесенных испытаний надолго сковал сознание новгородцев. «Какое впечатление произвел на новгородцев погром, всего лучше видно из следующего известия: 25 мая 1571 года в церкви святой Параскевы на торговой стороне у обедни было много народа; когда после службы стали звонить в колокола, вдруг на всех напал таинственный ужас, все побежали в разные стороны, мужчины, женщины, дети, толкали друг друга, не зная, куда бегут, купцы пометали лавки, отдавали товары собственными руками первому попавшемуся. Точно такое же известие о пополохе встречаем в летописях под 1239 годом, после Батыева погрома»{305}.

Вслед за массовыми убийствами последовало переселение зажиточных новгородцев, оставшихся в живых, в Москву. Так, только в 1572 году из Новгорода насильно выселили сто купеческих семей{306}. К концу 70-х годов правящая и торговая элита Великого Новгорода была фактически полностью ликвидирована.

УДАР ПО ЭКОНОМИКЕ

В середине XVI века в Новгороде начал развиваться экономический кризис. Ситуация постепенно усугубилась эпидемиями, неурожаями, террором опричников и огромными поборами, идущими на ведение Ливонской войны. Однако главной причиной кризиса стала политика центральной власти, «нанесшая в конце концов сокрушительный удар по новгородской внешней торговле — главному источнику общественного благосостояния и главному подозреваемому в присвоении полномочий государственной власти»{307}.

Иван IV, подозрительно относившийся ко всему, что имело в его тоталитарном царстве хоть какой-то признак самостоятельности, фактически уничтожил новгородское купечество. Зарубив золотую несушку, царь, видимо, и не придал никакого значения тому урону, какой он нанес настоящему и будущему русской нации. При рубке новгородского леса Иван Грозный не замечал щепок. Торжество тотального самодержавия он ставил несоразмеримо выше блага нации. Да, и было ли ему знакомо понятие «благо нации»?

Иван IV окончательно сокрушил переживавшую кризис экономику Великого Новгорода. «В дни разгрома опричники разграбили многочисленные торговые помещения и склады Новгорода и разорили новгородский торг. Все конфискованные у торговых людей деньги и наиболее ценные товары стали добычей казны. Часть товаров (привезенные из Европы и с Востока сукна, бархат и шелк) была роздана опричникам в виде награды»{308}.

На новгородских складах хранились огромные, по некоторым сведениям двадцатилетние, запасы воска, сала и льна, предназначенные для вывоза в Европу. На внутреннем российском рынке такое количества товара продать было невозможно. Поэтому опричники все эти запасы сожгли.

Разорив финансовую элиту, опричники пустили по миру и простых тружеников Великого Новгорода. «Ремесленники, мелкие торговцы, владельцы лавок… составляли жизненную силу города, систему его кровеносных сосудов. Они, а не помещики с их земельными наделами в пятинах приносили основной доход городу, формировали его финансовую мощь. Лишенные товарных запасов, денег, жилья, работы, горожане не только утратили собственное богатство. Их разорение означало полное расстройство всего городского хозяйства»{309}.

Новгородское сельское хозяйство, начавшее хиреть уже во время правления Ивана III, окончательно пришло в упадок при Иване IV. «Большая часть земель, принадлежавшая сколько-нибудь зажиточным новгородцам, была изъята из их владения. За новгородскими собственниками остались только незначительные крупицы земли»{310}. Новыми владельцами земли стали московские переселенцы. «Новгородские землевладельцы были собственниками земель; напротив, московские помещики были временными владетелями поместий, получаемых в виде жалования за свое служение»1. Соответственно отношение к землепользованию у тех и других было совершенно разным.

«Новгородская республика, — совершенно справедливо отмечает Р. Г. Скрынников, — не вела завоевательных войн, и ее военные расходы были незначительны, что определяло невысокий уровень налогового обложения крестьян. Московское завоевание радикально изменило ситуацию. Подавляющая часть земельного фонда Новгорода превратилась в государственную собственность, что в конечном счете и определило упадок и разорение некогда цветущего края. Господствующей стала поместная система, означавшая двойную собственность на землю. Дробление поместий и введение обязательной службы землевладельца в условиях непрерывных войн побуждало помещиков расширять крестьянские повинности, заводить барскую запашку, использовать труд холопов-страдников, что разрушало хозяйственный уклад новгородской деревни»{311}.

Экономику Великого Новгорода формировали многие поколения трудолюбивых, целеустремленных и предприимчивых новгородцев. Однако «сто лет московского владычества превратили цветущий край в огромный пустырь»{312}. Уничтожение хозяйства и экономических традиций Новгородской земли нанесло существенный урон всей великорусской нации. Она потеряла бесценный опыт и многовековое преемство в области хозяйствования той части русского народа, которая в экономической сфере являлась наиболее успешной.

ГИБЕЛЬ НОВГОРОДСКОГО ЭТНОСА

Объединяя Русь, московские государи действовали по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись». Иван III и Иван IV поступили с новгородцами так, как во всей всемирной истории мало кто из захватчиков поступал с побежденным народом, тем более родным по крови. Московские государи применили к новгородцам тактику древних ассирийцев, которые или уничтожали покоренные народы, или переселяли в области, далекие от их родины.

Участь новгородцев оказалась намного плачевнее судьбы инородцев и иноверцев, включаемых в состав России. Захватив Астрахань и Казань, Иван IV не перебил, не переселил, не ассимилировал татар, но дал им право жить на собственной земле под сенью российской державности. Причем Иван Грозный предоставил татарам даже возможность исповедовать ислам и придерживаться своих национальных традиций.

Во взаимоотношениях Москвы с Великим Новгородом ярко проявился нередко встречающийся в истории феномен враждебности близких друг другу этносов. Произошло по пословице: «Двум медведям в одной берлоге ужиться нельзя».

Москва, вбирая в свое государственное тело инородные и иноверные нации, давала им возможность совместного имперского развития, но при этом четко определяла границы их религиозно-культурной оседлости. Москва не боялась разрушительного влияния этих наций на свою государственность потому, что они были явно чужими и не могли нанести удар, который не предугадывался бы заранее. Наоборот, родственные москвичам этносы, особенно новгородцы, благодаря своей близости могли легко проникнуть в общественно-государственное естество москвичей и нарушить его ментальность и строй. Поэтому в московском Кремле считали, что ближайших родственников надо подвергать особенно тщательной дезактивации.

С воцарением Феодора Иоанновича политика в отношении Великого Новгорода претерпела изменение в лучшую сторону. Новое московское правительство осознало ошибки своих предшественников и предприняло усилия для их исправления. Однако было слишком поздно. «В последнем десятилетии XVI века, — пишет Э. А. Гордиенко, — незадолго до разрухи „Смутного времени“, в жизни Новгорода намечается короткий промежуток времени, когда при заинтересованном содействии правительства Федора Ивановича и самом непосредственном участии Бориса Годунова создаются условия для собирания церковных земель, восстановления экономики и торговли, возрождения утрачиваемых духовных ценностей. Но не обладавшая реальным потенциалом, эта попытка обновления была обречена на неудачу, и в начале 1600-х годов Новгород вместе со всем Русским государством вступает в самое тяжелое время своей истории»{313}.

К концу XVI века в Великом Новгороде восстанавливать и возрождать, по сути, было уже нечего. Разгромы и погромы, с перерывами длившиеся целое столетие, привели к полному упадку духовной, культурной, общественной и экономической жизни Новгородской земли. На протяжении длительного времени московские правители то душили новгородскую несушку, то вновь давали ей подышать. Все дело было в ее золотых яйцах. Наверное, ей сразу отрубили бы голову, но в Москве не хотели лишиться этих яичек… Там проявляли колебание и никак не могли выпутаться из дилеммы «и хочется и колется». Колебаниям Москвы положил конец Иван Грозный. Во время очередного припадка гнева он задушил золотую несушку насмерть.