Живые тени ваянг - Стеллa Странник

— Нет, меня отец научил…

— Отец? — Ян Поль задумчиво посмотрел на его явно азиатское лицо.

— Да, отец… Он из Амстердама.

— А как зовут тебя?

— Ваян Блэнк.

— Фамилия наша… А имя — туземное. Странно…

— Так меня мама назвала.

— А как зовут ее?

— Катарина.

Ян Поль с недоумением посмотрел на Корнелиуса. Тот же только пожал плечами. Ваян уже лет десять работает на верфи, и каждый раз, когда его спрашивают о семье, несет эти небылицы. Будто других не может придумать. Все давно уже привыкли к его причудам, ведь работник он не ленивый, и даже — что надо, да и в обхождении с моряками уважителен. С другой стороны, если не было у него в роду голландцев, откуда тогда он знает наш язык? Такие мысли роились в голове Корнелиуса, но он промолчал.

— Ваян, тебя тоже переводят на новый корабль? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Да.

— Ну, тогда до встречи!

— Корнелиус!

— Да!

— Приходи к нам на свадьбу в следующее воскресенье.

— Ты женишься? — на лице мастера было несказанное удивление. Надо же, так быстро этот худенький мальчонка, которого однажды привели к нему учеником, стал женихом. Как летит время! — И кто невеста? Я ее знаю?

— Анна, дочь корабельного подмастерья Федора Пальчикова…

— Из наших… Конечно, приду…

Корнелиус слышал о том, что Баяна подобрали у мыса Доброй Надежды русские моряки, возвращавшиеся из Ост-Индии на клипере «Отважный». Об этом даже есть запись в судовом журнале капитана Андрея Прохорова. Но так как мальчонка не понимал по-русски, то нет в этой записи никакой информации о его родине. Все так и думали, что он с Ост-Индских островов. Первое время был он нелюдимым, замкнутым, забьется в угол, как волчонок… Никто бы и не узнал об этой истории, если бы не попал мальчик сюда, на верфь, и не столкнулся бы с голландскими мастерами. С ними он и заговорил. Вот уж удивились корабельщики: туземец, а не только понимает, но и говорит по-голландски! И сразу же в нем куда делась замкнутость! Стал улыбчивым, раскрылся, словно бутон цветка. Вот что значит человеческое общение!

— Ян, а ты заходи к нам с Марианной в гости! Хорошо? Познакомишься и с женой, и с дочерью. Петра наша совсем уже взрослой стала… Она никогда не была в Голландии…

— А вы дочку не в честь российского императора назвали?

— Может, и в честь… Заходи, будем рады…

В этот вечер Баян долго не мог уснуть. Может быть, такое бывает перед свадьбой? Когда чувствуешь приближение чего-то очень важного и оттого волнуешься, как перед серьезным экзаменом. А может, гораздо больше… Баян понимал, что, скрепляя священный союз с Анной, он не только берет на себя ответственность за ее судьбу, но и навсегда прощается с чем-то — с беззаботной юностью, а может быть, и с желанием единолично принимать решения. Всегда, когда получаешь одно, нужно жертвовать другим.

В тот роковой день ближе к полудню Баяну нездоровилось. Обычно в это время он прогуливался по палубе, общался с пассажирами, а среди них были и два мальчика, причем, примерно такого же, как он, возраста. А тут появилась слабость, а потому — и апатия ко всему, что происходит на корабле. И так захотелось спать… Отец сказал, что это после неудачного завтрака, нужно отдохнуть, и все пройдет. И Ваян уснул.

И уже сквозь сон почудилось ему, что подошел к изголовью отец и дотронулся до его руки: «Не бойся, и с тобой ничего не случится… Если есть у тебя какой знак — прибереги его… А если вдруг больше не встретимся — знай, что я любил тебя как сына…» Странными показались тогда Баяну эти слова.

Потом наступила ночь. А здесь он удивился, потому что на корабле еще не обедали. Ночь так резко опустилась на парусник, и оттого потемнело небо, но звезд на нем он не увидел. Пол в каюте накренился и громче обычного стал шум океана. Ваян продолжал смотреть свой сон, но тут кто-то постучал в иллюминатор. Мальчик открыл глаза и увидел, что это бьет копытом в стекло белая лошадь. Она словно хотела что-то ему сказать… Может быть, уберечь от опасности? Это тоже показалось Баяну странным: на чем же стоит лошадь с той стороны корабля? На волне?

Ваян протер глаза — лошадь не исчезала. И тогда он вспомнил наказ отца приберечь свой знак, спрыгнул с лежанки и полез в саквояж, где лежал спрятанный им один предмет. Ваян достал его и зажал в ладони. Стало еще темнее. За иллюминатором уже ничего не было видно, даже лошади. И тогда он выбежал из каюты. Почти в это же мгновение Ваян почувствовал над головой водяную глыбу. Странно, он ведь не нырял — почему же оказался под водой? Конечно же, это — сон, но Ваян решил не подчиниться ему и… вынырнул. Он отлично чувствовал себя под водой, потому что вырос на берегу океана.

А потом наступил день, но он был еще страшнее, чем ночь: на водной глади океана Ваян не увидел ни корабля, ни экипажа, ни пассажиров… Мальчик держался за широкую доску, а потом, чтобы поберечь силы, взгромоздился на нее и долго-долго лежал…

Когда на спокойную водную гладь начали опускаться сумерки, вдали показались серые, будто размытые в дымке, паруса. Потом они стали светлеть, стремительно приближаясь к его самодельному плоту. Больше Ваян ничего не помнит. Поэтому он всегда «прокручивал» одну и ту же картинку: он лежит на палубе, а моряки склонились над ним и говорят на чужом языке. Один их них потянулся к его крепко сжатому кулаку, но Ваян отдернул руку. Раздался хохот, видимо, показалось им смешным, что этот полураздетый мальчонка что-то прячет. Разве можно иметь хоть что-то ценное в то время, когда бесконечный океан оставил от корабля всего лишь несколько щепок?

Бракосочетание Баяна и Анны проходило по всем канонам православной церкви. Незадолго до этого жениха крестили и нарекли Иваном. Ваня, Ванька, Ванечка — что еще может быть ближе к Баяну? Накануне венчания оба они, как и положено, хорошо попостились, а затем — исповедовались у духовника. Утром, перед венчанием, помолились, попросив у Господа благословения, светлого семейного счастия. Затем отдельными экипажами поехали в церковь. Впереди в специальной карете лежала венчальная икона, как главное действующее лицо предстоящего ритула, гораздо главнее, чем генерал за столом.

На Анне было вышитое золотом белое глазетовое[192] платье с длинными рукавами, а ее напудренные светлые волосы, собранные в высокую прическу, украшал венок из красных роз. Так уж повелось еще со времен Древней Руси: покрывать невесту красным покрывалом, а на голову ей надевать такой же красный венок. Этот цвет считался траурным, а чем не траур замужество — прощание с легким, безоблачным девичеством да с родительским домом? Оттого и приходилось Анне постоянно прятать за фату синие глаза, лучившиеся счастьем: по традиции, она должна была проливать из этих глаз слезы, и чем больше их вытечет, тем счастливее будет новый семейный союз.

Баяна одели в старинный русский кафтан, правда, не столь длинный, как те, что носили во времена Великого посольства. Укороченный кафтан мягкого, пепельного, цвета, с застежкой посередине, а также широкий, расшитый серебром пояс, крепко затягивающий в талии, подчеркивали молодость своего хозяина.

В кафтане Ваян чувствовал себя не совсем уютно. Он привык к европейской — немецкой, французской и голландской одежде, которую давно уже велел носить всем, от бояр до крестьян — Петр Великий. А вот на свадьбах нужно было соблюдать старые русские традиции. Так что после свадьбы Баян снимет этот наряд, а пока придется потерпеть.

Еще с утра он отправил невесте с нарочными «женихову шкатулку» — подарки на свадьбу. Он купил Анне длинное жемчужное ожерелье и с такими же жемчугами серьги, а также колечко с бирюзой. Ему очень нравился голубой цвет, всю жизнь бы любовался ее небесными глазами, а это колечко — как раз под цвет глаз… Были еще у него кое-какие недорогие безделушки, так он их тоже положил в шкатулку: пусть примеряет, а что понравится — наденет.

Церемония венчания обещала быть красивой и торжественной: Баян заметил, что к их приходу даже внутри церкви украшения повесили, а священник надел самую праздничную одежду, с широкими рукавами, отороченными желтым атласом с золотым шитьем. Жених и невеста стояли на розовом атласном покрывале, подстеленном им под ноги, и слушали длинное-длинное благословение, с молитвами, воспевающими Господа Бога, и отпугивающими всякую нечистую силу. Для устрашения злых духов священник еще и размахивал венчальной иконой, окропленной святой водой. После того как новобрачные надели друг другу кольца в знак вечной любви и верности, он дал им поцеловать два раззолоченных узорами венца, а потом воздел эти венцы над их головами. Молодые, взявшись за руки, трижды прошли следом за священником по кругу, вдоль стен церкви. Затем они снова встали на розовое покрывало и отпили, прославляя молитвой Господа Бога, Пресвятую Богородицу и всех святых, красного церковного вина. Только после этого получили они полное благословение, так что жених мог уже и поцеловать невесту.