Эзотерический мир. Семантика сакрального текста - Вадим Розин

Собственно миры Возмездия образуют две группы — чистилища и ад. В чистилище попадают те, кто имел грехи и проходит разные стадии очищения и осознания (раскаяния). Вот, к примеру, два из таких миров.

«Повествование достигло Агра, слоя черных паров, между которыми вкраплены, как острова, черно-зеркальные отражения великих городов Энрофа. Этот слой, как и все чистилища, не имеет космической протяженности. Поэтому здесь нег ни солнца, нилуны, ни звезд: небо воспринимается как плотный свод, окутанный постоянной ночью. Некоторые предметы светятся сами, тускло светится и земля, точно пропитанная кровью. Цвет здесь преобладает один: в Энрофе мы не способны видеть его, и по впечатлению, производимому им, он скорее всего напоминает темно-багровый. Кажется, это самый невидимый свет, который в физике называется инфракрасным.

Я очень немного, едва-едва знаком с инфра-Петербургом. Помню, что там тоже есть большая, черная, как тушь, река и здания, излучающие кроваво-красное свечение. Это подобно отчасти иллюминациям наших праздничных ночей, но жутким подобием. Внешний облик тех, кто пал в этот мир, напоминает до некоторой степени облик гномов; человекоподобие еще сохранено, по формы уродливы и убоги. Рост уменьшен, движения замедленны. Никакой материальности, заменяющей одежду, их тело уже не излучает; царствует беспомощная нагота. Одно из мучений Агра — чувство бессильного стыда и созерцание собственного убожества. Другое мучение в том, что здесь начинает впервые испытываться терпкая жалость к другим подобным и приходит понимание своей доли ответственности за их трагическую судьбу.

Третья же мука этих несчастных — страх. Оп порождается наличием в Агре еще других существ, хищниц демонической породы: они называются волграми. Когда мы приблизились к зданию, составляющему темноэфирное тело Инженерного Замка, я различил неподвижно сидящее на его крыше существо, огромное, величиной с ящера мезозойской эры. Оно было женского рода, мешковатое и рыхлое, с серою, ноздреватою кожей. Сиротливо прижавшись к башне и обняв ее правой лапой, бедняга неподвижно смотрела перед собой совсем пустыми, как мне показалось, глазницами. Она была глубоко несчастна. По-моему, ей мучительно хотелось кричать или выть, но ни рта, ни пасти у нее не было. Впрочем, чревато опасностями могло быть самое чувство жалости к ней: лукавая хищница подстерегала жертву, и жертвой мог сделаться всякий из тех, кто были людьми. В зверином страхе перед волграми бедные гномы прятались по темным углам или прокрадывались, затаив дыхание, у подножья зданий, облюбованных этими чудовищами. Быть пожранным, вернее, всосанным волгрой через ее пористую кожу, значило умереть в Агре, чтобы затем возникнуть еще ниже, в Буствиче или страшном Рафаге…

Иногда встречается здесь совсем иное: местами ландшафт разнообразится светящимися пятнами, похожими на огромные гнилушки. Что-то от трупной зелени есть в них… Это в Агр просвечивает другой слой, расположенный ниже: Буствич. Там все гниет, но никогда не сгнивает до конца; в состоянии, сочетающем гниение заживо с духовной летаргией, и заключается мука Буствича. В Буствиче развязывают узлы своей кармы те, чья душа, отяжеленная тяготением к неозаренному ничем плотскому, не выработала за свою жизнь на земле никакого противовеса. Здесь пленника гложет удручающее отвращение к самому себе, потому что эфирное тело превратилось в подобие кала. Ибо, как это ни страшно и ни омерзительно, но Буствич, в сущности, есть не что иное, как нечистоты волгр.

К душевным мукам здесь начинает присоединяться и телесная: способность пленников к движению крайне ограниченна, как и их способность к самозащите. А самозащита насущно необходима любому из них, ибо рядом с ними здесь обитают между двумя воплощениями в одном из демонических стихиальных миров облаченные в темноэфирные тела души мелких человекоподобных демонов. Здесь они имеют вид человеко-червей, а размерами напоминают кошку. Заживо, медленно, понемногу пожирают они в Буствиче тех, кто когда-то были людьми в Энрофе».

Миры ада еще страшнее; и чтобы не утомлять читателя, мы их, подобно испуганному ребенку, который отворачивается от нехорошего героя в сказке, пропустим все, кроме последнего.

«Описание подошло к последнему из слоев — кладбищу Шаданакара. Мне никак не удавалось расслышать точно его наименование: иногда казалось, что оно звучит, как «Суфэл», иногда же более правильным мне казалось «Суфэтх», и вопрос остался нерешенным. Сюда из нижних страдалищ спускаются упорствовавшие во зле. Здесь их скорлупы — остатки шельта — покидаются монадами. Монады выпадают из Шаданакара вообще, чтобы начать все сначала в непредставимых пространствах, временах и формах. И все же это лучше, чем провал сквозь Дно Шаданакара на Галактическое Дно: здесь монада, по крайней мере, не выпадает из Космического Времени.

Но шельт — живой; это самосознающее, хотя и низшее «Я», в Суфэтхе он едва шевелится, постепенно выдыхая остатки жизненных сил. Это и есть та «смерть вторая», о которой говорится в Священном писании. Искра сознания теплится до конца, и мера се мук превышает воображение самих демонов. Сюда до сих пор не может досягнуть никто из сил Света, даже Планетарный Логос».

Заканчивая описание ада, Андреев делает любопытное замечание, приоткрывающее его личные убеждения.

«Я хорошо знаю, что гуманистическому сознанию нашего века хотелось бы встретить совсем другие картины, нежели те, которые намечены мною в этой главе. Одних отпугнет то, что мои свидетельства покажутся им слишком напоминающими, несмотря на все отличия, популярные образы, исток которых — в историческом христианстве. Других будет шокировать дикарская суровость законов и материальный характер ужасающих мук в страдалищах. Но первых я готов спросить: неужели они думали всерьез, что учение отцов церкви не содержит ничего, кроме игры испуганного воображения?»

«… А тем, которые возмущены суровостью законов, можно ответить одно: так работайте же над их просветлением! Конечно, с умственными привычками гуманистического века легче бы сочеталось представление не о материальных муках, по о, так сказать, духовных: об угрызениях совести, тоске от невозможности любить и тому подобном. К сожалению, эти варварские законы создавались, очевидно, без учета настроений интеллигенции XX столетия».

Наконец, в демонических слоях есть еще два ряда миров (Шрастры), имеющих, как пишет Андреев, «для человечества с его историей и для всего Шаданакара совершенно особое значение, так как именно эти миры созданы демоническими силами как непосредственное орудие для осуществления мирового плана Гагтунгра». В Шрастрах обитает античеловечество, состоящее из двух рас — игв и раруггов, а также уицраоров.

«Красные стебельчатые глаза существ, выдающиеся по сторонам цилиндрической головы, их мышино-серая кожа и вытянутый трубкообразный рот могли бы вызвать у человека отвращение. Но эти существа — обладатели острого интеллекта, создатели высокой цивилизации, в некоторых отношениях опередившей нашу. Они называются игвами.

Игвы появились впервые в шрастре вавилоно-ассирийской мегакультуры. В более древних шрастрах существовала другая раса — предки нынешних раругггов, о которых я скажу потом. Но самое происхождение игв для меня не вполне понятно: приходится иметь дело с такими странными представлениями, что рассудок но может их принять. Дело в том, что хотя среди людей нет монад, демонических по своей природе, но бывали случаи, исключительно, впрочем, редкие, — когда человек в дальнейшем своем пути добровольно становился игвой. Для этого необходимы, кроме желания, колоссальная ясность сознания и уникальное развитие специфических способностей. Таков и был основатель античеловечества, личность, совершенно реально существовавшая в Эрехе и Вавилоне, где он был жрецом Нергала, а позади имел длинную цепь воплощений в более древних культурах и в человечестве титанов.

Игвы произошли от сочетания этого существа с Лилит. Она способна обретать иногда — очень редко и лишь по воле Гагтунгра — женские облики в более плотных мирах. Когда опа явилась в Вавилонии, для глаз людей это произошло так, как если бы она внезапно возникла из ничего. Ее видели трое — будущий отец игв и еще двое, из которых один сошел с ума, а другой был казнен. Тот, ради которого она приняла этот призрачный физический облик, сочетался с ней своим астральным, а потом и эфирным телами. Потом она сошла, вся объятая пламенем, в пустынный инфрафизический слой, где извергла из чрева первую чету игв. Основоположник же этой расы не воплощался более ни в шрастрах, ни в Энрофе. Теперь он в Дигме, и его участие в разработке и осуществлении демонического плана весьма велико.

Игвы обладают звуковым языком односложного строения. Из наших языков он фонетически ближе всего, пожалуй, к китайскому, по благодаря трубчатому строению рта среди гласных у игв доминируют звуки вроде «о», «у».