Лес Посмертных Масок - Лада Солнцева

криокамере. Марселло шел вперед, прислушиваясь к собственным шагам, и думал о том, как похоже это место на сам лес. Такое же всепоглощающее и тихое. Словно и впрямь есть какая-то сущность, охраняющее это место – живая, неведомая для простого человеческого сознания.

Отставить эти глупые мысли. Сейчас главное – найти пропавших.

Марселло вздохнул, и воспоминания нахлынули на него удушающей волной. Он знал, почему это дело так важно для него – и вовсе не от зависти к спецгруппе. Просто он должен был найти их – он и никто другой. Ради собственного же душевного равновесия.

Впереди что-то блеснуло, и Марселло пригляделся. Свет фонаря цеплялся за что-то подвижное, зыбкое, и капитан ускорил шаг.

Вода.

Подземное озеро, раскинувшееся перед Марселло, терялось где-то вдалеке, куда не пробивался свет фонаря. Вода мерцала, будучи при этом непроницаемо черной – словно обсидиан.

Марселло не любил водоемы. Особенно такие темные – никогда не узнаешь, что там на глубине. Никогда… не найдешь.

Ему показалось, что он видит ее силуэт, медленно выходящий из воды – юная девчушка в летнем платье, облепленная водорослями. Вспухшее от воды синее лицо, выступившие вены на шее – такой он ее помнил в последний раз, когда приходил на опознание.

Его сестра Доминика утонула в возрасте шестнадцати лет. Они отправились купаться на озеро, но она заплыла слишком далеко – туда, где вода была чернее ночи, а ноги не касались дна, даже если нырнуть. Марселло заметил, что она тонет, почти сразу же, и бросился на помощь. Но когда он был уже почти рядом, ее рука – последнее, что оставалось над водой – исчезла в темной воде. Он нырнул, потом еще раз, еще раз и еще раз, но каждый раз его ладони нащупывали пустоту. Он нырял, пока легкие не начали гореть огнем, а голову не заволокло пеленой. Тогда он понял – еще одно погружение, и он уйдет вслед за ней. Он не нашел ее.

Нашли спасатели – спустя неделю после смерти. И сейчас ее раздутое лицо смотрело на него, и Марселло знал, чего она хочет. Чтобы он искал. Чтобы нашел тех, кого еще можно спасти. Быть может, настоящая Доминика желала бы, чтобы он все отпустил. Но то был лишь фантом, он знал это. Его собственная совесть стояла перед ним – совесть и вина, что не отпустят до конца жизни, что побудили его стать полицейским.

Марселло отвернулся от видения. Он должен найти их.

Время остановилось.

Флорис, чье лицо больше напоминало гипсовую маску, осторожно взял врача скорой помощи за руку и вывел за дверь, оставив пленников наедине с безжизненным телом Энид.

Филиппо не шелохнулся. Прижимая к себе любовь всей жизни, он не размыкал глаз, словно надеялся остановить момент, удержать ее в этом мире еще немного.

Чтобы жизнь после ее смерти не наступала.

Кристиан неслышно привалилась к стене, ком раздирал горло. Это произошло снова. Холодные пальцы мрачного жнеца лежали на ее плече, напоминая, что он всегда был рядом. Всегда будет рядом. До конца своей жизни она будет лицезреть его пашню, он будет приходить, обрубать нить души и поглаживать ее по плечу, словно говоря – и твое время настанет. Твое время настанет, а пока – смотри.

И она смотрела. Смотрела на Филиппо, потерявшего важнейшее, что было в его жизни. Смотрела на Энид, потерявшую все.

Она не сразу заметила, как Флорис скользнул в карцер, прикрывая за собой дверь.

– Что ты сделал с той женщиной? – еле проговорила она.

– Ничего, – его глаза казались стеклянными. – Я отпустил ее. Сказал, как дойти до выхода. Она не убийца.

Он перевел на нее безжизненный взгляд.

– Я – убийца.

Он словно отключился. Движения казались механическими, голос – сиплым и едва слышимым.

– Я убил ее. Я ничем не отличаюсь от вас.

– И что ты сделаешь? Запрешь себя с нами?

– Нет… – он помотал головой, как фигурка танцовщицы, стоящей в салоне автомобиля. – Некому приносить нам еду. Мы умрем с голода. Мучительной смертью.

Он безвольно смотрел по сторонам, словно искал хоть какое-то решение в затхлых стенах карцера.

– Из этого нет выхода. Из всего, что ты делал, изначально не было выхода, Флорис. Ты преступник. Ты не мог взять закон в свои руки, действуя преступными методами.

– И теперь я – убийца. Теперь я такой как вы. А убивший раз…

– Нет, стой, Флорис!

Она уловила направление его мыслей, и попыталась встать, но голова закружилась, и она лишь рухнула на пол.

Филиппо поднял голову.

– Ты убил ее…

Один монах посвятил всю свою жизнь Господу. Каждый день он проводил в молитве и служении Господу в своей келье вдалеке от цивилизации. Множество лет он жил в строгости, отрекшись от всех благ человеческих ради своего дела. Его келья в небольшой церкви на самой высокой вершине гор была скрыта от глаз.

Но о нем узнали. Узнали о его жертве, о его преданности учению и его мудрости. Он стал духовным учителем, к которому люди со всего мира приходили за советом. Все знали его как мудрого и сострадательного человека, в ком жило глубокое понимание человеческой природы. Ему доверяли люди из всех слоев общества, с любого конца земного шара. Паломники стекались к нему отовсюду. Считалось, что даже прикосновение к нему исцеляло.

Он верил в свою избранность, но не возгордился. Господь наделил его даром, и он не растрачивал его зря, а помогал людям.

Так продолжалось много лет. Но однажды…

Одна из паломниц, молодая женщина, сумела соблазнить безгрешного монаха. И тогда он понял, сколь лживы были его мысли о себе. Сколь низменны были его мысли о собственном возвышении над остальными в своей святости.

Мир Флориса раскололся вдребезги. Его вера в собственную великую миссию обратилась в пыль – ведь он оказался таким же, как и люди, которых он пытался изолировать. И пусть Флорис не верил в Господа, он знал, что совершил худший грех из возможных. Бог отвернулся от него.

Хуже того – сам Флорис отвернулся от себя. Жить с мыслью, что ты стал тем самым, что презирал и отвергал? Флорис не мог.

Энид ушла на небеса, где уже не Флорису решать ее судьбу. Попала ли она в рай или ад, определять уже не ему. Не жалкому отбросу, лишившему жизни живое существо. Флорис знал, что самому ему дорога лишь в ад – за то, что взял на себя слишком многое.

Он должен был уйти.

Он не боялся правосудия – боялся лишь