Кони - Сергей Александрович Высоцкий

другое — составить обстоятельную записку. И зачем Константину Петровичу записка? Он никогда не страдал забывчивостью! Ведь не в цифрах и примерах дело, стоит наследнику захотеть — ему немедленно представят всю статистику… Но тут же Анатолий Федорович отогнал сомнения — Победоносцев так внимательно, с таким интересом его слушал! И посчитал, наверное, что мемория, составленная председателем столичного суда, прозвучит для наследника более убедительно, чем в его, Константина Петровича, пересказе.

К утру записка была готова. Нужно было отдать ее в переписку, потом Победоносцеву, потом… А вдруг его опасения, его мысли разделит будущий император? Вдруг… Надежды сменялись тревогами, а душу грыз червяк сомнения. И явственно слышалась фраза Константина Петровича при расставании: «А дама ваша в Женеве объявилась…»

Пройдет еще немало времени, пока Кони окончательно не поставит крест на своем бывшем профессоре. А пока будет связывать с его именем даже какие-то надежды. И общественные, и личные: «С назначением Сабурова и Победоносцева я мог бы рассчитывать на успешную службу в других сферах, — но я не могу об этом и думать: судебному делу отдал я свою жизнь в полном смысле слова…» — так сообщал Анатолий Федорович своему другу С. Ф. Морошкину.

Ехидная гримаса судьбы — Кони писал в своей мемории будущему монарху Александру III, все царствование которого являло собою отступление от тех скудных реформ, что были введены его родителем: «…в ежедневной, обыденной жизни общество отмежевывается от солидарности с правительством, вдумчивые люди со скорбью видят, как растет между тем и другим отсутствие доверия, и тщетно ищут признаков какого-либо единения, а семья безмолвствует, трепеща за участь своих младших членов и зная, что школа, дающая им вместо хлеба живого знания родной природы, языка камень мертвых языков, не в силах оградить их от заблуждений, которые на официальном языке с легкомысленною поспешностью обращаются в государственные преступления… Где найдет власть, оставаясь верною самой себе, средство, чтобы загладить ущерб, наносимый нравственному достоинству правительства в глазах общества теми из представителей ее, которые, будучи ослеплены горячностью борьбы и личными видами, в своем увлечении расширяют пределы ее за границу здравой политики и справедливости?

Где, например, найти средства, чтобы заставить отца позабыть про смерть единственного 28-летнего сына, привлеченного в общей массе к дознанию и зарезавшего себя после двухлетнего одиночного заключения осколком разбитой кружки? В чем найти способ дать позабыть ему про письмо, в котором этот «государственный преступник» говорит: «Добрый папа! Прости навеки! Я верил в Светлое Евангелие, благодарю за это бога и тех, кто наставил меня. Здоровье очень плохо. Водянка и цинга. Я страдаю и многим в тягость — теперь и в будущем. Спешу избавить от лишнего бремени других, спешу покончить с жизнью. Бог да простит мне не по делам моим, а по милосердию своему. Прости и ты, папа, за то неповиновение, которое я иногда оказывал тебе… Нет в мире виновного, но много несчастных. Со святыми меня упокой, господи…»

Неужто и правда надеялся Анатолий Федорович разбудить душу цесаревича? Цесаревича, восхваляя которого даже очень близкий к нему человек, князь Мещерский, сказав, что недостатков у него практически не было, добавлял: только «немного лени и много упрямства». Это «упрямство» и подогревал сначала в наследнике, а потом и в императоре человек, которому Кони доверил для передачи свою «Памятную записку» — Константин Петрович Победоносцев.

4

В своей статье «Триумвиры», написанной в мае — августе 1907 года и опубликованной только в 1966 году, Анатолий Федорович довольно подробно останавливается на личности Победоносцева, на той зловещей роли, которую играл этот всесильный «серый кардинал» в истории России на протяжении многих лет. Но он не смог дать верной оценки этому человеку. Или не захотел. «Перед загадкой двоедушия Победоносцева, понимаемой в смысле душевного раздвоения, я становлюсь в тупик и не нахожу ему ясных для меня объяснений…»

Интересно отметить, что в том же, 1907 году вышла книга «Победоносцев». А. Амфитеатров и Е. Аничков писали: «…биография Победоносцева дает разочарованному в ожиданиях русскому обществу совсем не самого Победоносцева, но лишь пассивную обстановку, среди которой жил и действовал Победоносцев. Сам же Победоносцев — эта нелепая галлюцинация, этот дикий кошмар русской истории — из нея исчезает».

Для Кони Победоносцев не был «галлюцинацией», исчезающей из истории. Длительная, упорная — позиционная — борьба с обер-прокурором святейшего синода, насаждавшим беззаконие в России, прежде всего в вопросах совести, отнимала у Анатолия Федоровича много душевных сил. «Зеленый туман», «вездесущий, всевидящий, всеслышащий, всеотравляющий туман кровососной власти» — являлся пред Кони человеком во плоти.

Кони возмущало пренебрежение Константина Петровича к народу, среди которого он жил и именем которого беспощадно клеймил народное представительство, печать, свободу совести. Больше всего возмущали Анатолия Федоровича слова Победоносцева о том, что русский народ не нуждается в развитии ни прав, ни самосознания. «Могучий владыка судеб русской церкви и состава ее иерархии, он усилил полицейский характер первой и наполнил вторую бездарными и недостойными личностями, начиная их повышать именно тогда, когда они отклонялись от своих первоначальных добрых свойств…»

…«Человек с сердцем, умевший тонко чувствовать и привязываться…» Победоносцев, получив из рук Анатолия Федоровича его «Политическую записку», получил в свои руки документ, который в нужный момент можно было использовать против его автора, чтобы скомпрометировать его как либерала, стоящего в оппозиции к правительству, и, безусловно, документ этот не раз извлекался на свет божий, чтобы подогреть «в верхах» и без того существующую там неприязнь к одной из самых светлых и популярных фигур в России.

Передал ли Победоносцев «записку» наследнику? Как мы увидим выше, нескрываемое стойкое недоброжелательство Александра III к Кони не оставляет в этом никаких сомнений. «Записка» была передана наследнику, а о тех комментариях, которые при том последовали, можно без труда догадаться…

Не кому-нибудь, а именно Победоносцеву писал некто Бронислав Любичевский из Одессы в 1881 году: «Покойник государь введен был в заблуждение громкими фразами каналий: «верноподданнические чувства заставляют нас и т. д.». Знаем мы ваши верноподданнические чувства, г. г. Кони и всякая шваль…»

А ведь именно с верноподданнических позиций была написана «Записка». Кони писал ее, переживая за то, как компрометирует себя правительство, вызывая всеобщее недоброжелательство в народе грубым произволом, жестокими расправами с молодежью, подавляя любое проявление свободомыслия.

ГАЛЕРНИКИ

1

С бывшим профессором Петербургского