Однажды в Марчелике 2 (СИ) - Сухов Лео

— Ваше здоровье, метен! Премного благодарен!

— Метен, а где же это было? — уточнил Сыч, у которого внутри уже всё кричало, как ревун тревоги на пароходе.

— Да вот, считайте, в трёх милях от Стеинхольвега! Вы не верите мне?! — пастух с подозрением уставился на Сыча.

— Вовсе нет, метен! — успокоил его Сыч. — Я вам очень даже верю… Больше, чем все здесь собравшиеся.

Рука агента Акесекрета потянулась к поясу, где висел револьвер. И голос при этом у него был такой мрачный, что бедняга Гарри искренне забеспокоился, что убивать будут сейчас его самого — и даже слегка побледнел.

И тут, пробиваясь сквозь гвалт драки и разговоров в салуне, с улицы донёсся протяжный, полный ужаса визг…

— Очень даже верю… — пробормотал Сыч, взводя курок, и громко заорал. — К оружию, метены! Один виски от меня каждому, кого сегодня не сожрут!

Бывалый агент первым оказался на пороге салуна с револьвером в руках. В сумерках на него, подобрав пышные юбки, бежала визжащая девушка. Судя по высокому вырезу там, где благовоспитанные леди вырезы не делают, и соблазнительно оголённым полушариям груди, стянутым корсетом, бежала она аж от самого борделя на другом конце города.

А прямо за ней, большими скачками, двигалась тёмная фигура хабла, который ещё и довольно порыкивал на бегу.

— Метен!.. Помощь!.. — дыхание у девушки было уже сбито, и призыв получился обрывистым, рваным, но Сыч и не думал увиливать от древней обязанности мужчин по защите женщин.

Вскинув револьвер, агент Акесекрета прицелился, поймал хабла в прыжке — и спустил курок. Пуля пробила тому шею, и абориген споткнулся при приземлении, пропахав уродливым носом песок дороги. Впрочем, упрямства людоеду было не занимать. Он снова попытался подняться, чтобы всё-таки догнать убегающий ужин… И, тем не менее, стремительная кровопотеря способна лишить сил даже такую выносливую тушу, как матёрый хабл.

— Метен!.. Метен!.. Там!.. — девушка повернулась в сторону борделя, и в этот момент со стороны церкви раздался выстрел, больше похожий на пушечный.

— Это что, пушка?! — воскликнул выскочивший на порог молодой пастух с ружьём в руках.

— Эх, молодёжь! Это святой отец проповедь начал среди дикарей! — пояснил ему Гарри, выскочивший следом и тоже держащий ружьё. За ним из кабака вываливались всё новые и новые мужчины.

— Метены! Прошу! Они ворвались в бордель! — взмолилась девушка, успевшая выправить дыхание.

Ответом ей был возмущённый вой пары десятков лужёных глоток. Город Стеинхольвег, особенно его мужское и неженатое население, катились к катастрофе невиданных масштабов!..

Потеря борделя, а заодно и двух десятков весьма полезных дам древнейшей профессии, в Марчелике приравнивалась с пожару в городском амбаре, засухе, наводнению и урагану — причём вместе взятым.

Толпа пастухов, фермеров и прочих жителей города, вооружённых чем придётся, рванула по улице, а кто-то от избытка чувств даже пальнул в сторону далёких звёзд.

— Метен? — девушка почему-то и не подумала бежать на защиту своего рабочего места, вместо этого оставшись с Сычом.

— Пойду помогу святому отцу, мешо! — сообщил ей Сыч. — Если в борделе хаблов меньше сотни, им уже точно не выжить. А вот у пистоля отца Иоахима, боюсь, перезарядка слишком долгая.

— Я с вами! — пискнула девушка и пристроилась у агента за спиной.

То ли она не доверяла толпе из подвыпивших мужиков, то ли просто прикипела к тому, кто первым успел спасти её у крыльца салуна…. Впрочем, это Сыч мог терзаться догадками, а Сильвия, одна из лучших куртизанок Стеинхольвега, была просто очень сообразительной девушкой. Она успела оценить и то, что касадор был трезв, и то, как он метко стрелял, и то, как быстро сориентировался в ситуации.

К тому же, метен был хоть и в возрасте, но весьма симпатичен — и вообще вызывал доверие. А спасаться от людоедов, конечно, лучше в компании симпатичных, хоть и пожилых принцев — чем ждать, когда до Стеинхольвега доберётся тот, единственный, потеряв своего белого жеребца где-то на полпути.

— Тебя как зовут? — осведомился Сыч, понимая, что отвязаться от девушки в ближайшее время не получится.

— Сили, метен… Сильвия! — сообщила та, изо всех сил стараясь не отстать.

— Держись за спиной, Сили! — сказал агент Акесекрета, проверяя револьвер и взводя курок. — И называй меня Сыч… Просто Сыч.

На пороге церкви шёл бой. Весьма необычный, но оттого не менее смертоносный. На крыльце, размахивая деревянной лавкой, стоял в обороне седой, как лунь, отец Иоахим. Может быть, лавка была и не самой большой в церкви, но даже Сыч не был уверен, что сумел бы ей так лихо махать.

Напротив крыльца, перепрыгивая через окровавленные тела четырёх собратьев, кружились в смертельном танце ещё пятеро людоедов. Они то и дело пытались достать старика своими заострёнными палками, но каждый раз натыкались на одну из многочисленных граней лавочки — которая, словно бабочка, порхала между ними и священником.

— Заряжай скорее, Бога ради, старая развратница! — орал смертельно уставший отец Иоахим.

— Чего это я развратница? — возмущался кто-то женским голосом из церкви.

— А кто соблазнял отца Иоанна?! — ревел священник, с натугой заставляя лавочку выписывать очередной пируэт.

— Так оно когда было-то, отец? Всё-то ты помнишь! — возмутился голос из церкви.

— Да заряди ты уже пистоль, женщина! — взревел отец Иоахим, который, наконец, досадно ошибся.

Один из хаблов ловко проскользнул под лавку и ударил в сторону священника деревянным копьецом. Абориген промахнулся, а вот Сыч — попал. Успел выстрелить. И тут же, уворачиваясь от другого деревянного снаряда, агент Акесекрета вынужден был метнуться в сторону, заодно прихватив и девушку, которая пряталась за его спиной.

В это время второй хабл сумел проскочить поближе к святому отцу — и даже занёс копьё. Но из церкви как раз выскочила благообразная старушка, держа в руках древний, как дерьмо коров времён первых королевств, «райо» — и надавила на спусковой крючок. Щёлкнул кремень, высекая искру, вспыхнул порох на полке, и прежде чем хабл успел проткнуть отца Иоахима своим деревянным оружием — его просто-напросто снесло с крыльца.

Снесло с крыльца и старушку, но она летела в обратную сторону — назад в церковь, как и положено старой грешнице. Или же, напротив, воспарившему ангелу. И даже потёртая ряса отца Иоахима всколыхнулась от воздушных возмущений вокруг.

— Женщина! Тебе надо было зарядить, а не стрелять! — возмущённо взревел священник, кидаясь в самоубийственную атаку на двух оставшихся хаблов.

Внимательный читатель заметит, что хаблов должно было остаться три… Но это же «райо»! Внебрачный отпрыск аркебузы и осадного ружья!.. Пробил одного — добрался до второго! Не просто так ведь грешная старушка внезапно уподобилась ангелам и поднялась в воздух.

Впрочем, как бы то ни было, самоубийственной атака отца Иоахима была бы лишь в том случае, если бы поблизости не было Сыча.

Агент Акесекрета прицелился снова и, бормоча под нос то ли молитву, то ли проклятья, пристрелил ещё одного налётчика-людоеда. Последний хабл понял, что силы уж больно неравны и попытался дать стрекача — но первый же удар увесистой лавочки по уродливой тыковке обрушил его в дорожную пыль. А два добивающих удара лишили и без того некрасивую голову даже той формы, которую она имела до нападения…

— Слава тебе, Господь милосердный! — сообщил в небо отец Иоахим, ставя лавочку торцом на землю и буквально повисая на ней от усталости. — И что ты тут делаешь, Сыч?!

— Отчитываться приехал, — сообщил тот, подходя ближе.

— А она что тут делает? Да ещё и в таком виде?! — возмутился священник, указывая на Сили.

— Прячусь! — пискнула девушка, старательно прикрывая полушария груди, выглядывающие из корсета, руками.

— А!.. Хм!.. — священник хотел сказать что-то ещё, но не стал. Время было явно неподходящим для накладывания епитимьи.

Вместо этого он обернулся к церкви и зычно крикнул: