Красная Армия - Ральф Питерс

Но испытанная попытка напустить на себя цинизм сейчас не сработала в полную силу. Он пытался вернуться к мыслям о своем долге. Но знал, что она останется в его сознании, просто временно уйдет из мыслей. Единственный раз в жизни он действительно испугался. Он побоялся спросить у тоненькой, смешливой девушки с волосами цвета льющегося коньяка, выйдет ли она за него замуж. Потому что он знал, как легко и обезоруживающе она смеялась. Он понимал, что ему даже нравилось ощущать беспомощность перед ней. И ему было легче расстаться с жизнью, чем быть осмеянным в такой момент. В слабом утреннем свете он посмотрел на широкие корпуса застывших у дороги танков, и ему показалось абсурдным, что он спокойно распоряжался этими смертоносными машинами, но не решился задать девушке вопрос, потому что ее ответ мог его ранить.

Радио ожило.

Безарин узнал голос командира полка, повторяющий код. Он воспользовался хранившимся в нагрудном кармане блокнотом, чтобы записать сообщение, а затем и расшифровать его.

Начать движение. Через десять минут.

После столь долгого ожидания это время показалось необоснованно коротким. Безарин надеялся, что все успеют проснуться и завести двигатели. Было бы лучше, если бы они прогрели двигатели не спеша, после стольких часов простоя. Было бы лучше, если бы он занялся подготовкой своих сил, а не предавался воспоминаниям. Но прошлое было не вернуть, и он заставил себя сконцентрироваться на настоящем.

Двадцать шесть танков и зачуханная мотострелковая рота. Безарин скомандовал своему экипажу проверить оборудование и заводить двигатель и высунулся из командирского люка. Потребовалось неудобное движение, чтобы соскользнуть вниз по драгоценным коробкам динамической защиты. Врезавшись ногами в землю, Безарин окончательно проснулся. Он побежал вдоль колонны, крича на офицеров, выслушивая сообщения о небольших поломках и язвительно отвечая на них. Он заметил, что перспектива идти в бой не пугала его, но наполняла неожиданным и даже нежелательным энтузиазмом. Безарин радовался тому, что не боялся, когда это было не нужно. Я ведь боюсь только девушек, подумал он.

Указанный регулировщиками маршрут движения полка проходил через местность, усеянную следами предыдущих боев. По обломкам можно было составить представление о том, как шел бой. На широком поле советская танковая рота попала в засаду, идя в боевом порядке. Сгоревшие обломки формировали почти ровную линию боевого строя. Безарин был уверен, что никогда бы не допустил такого в своем батальоне, но подумал и о том, какой эффект зрелище производило на его подчиненных, наблюдавших через открытые люки.

Противник был представлен исключительно британцами, что удивило и разочаровало Безарина. Он всегда представлял себя в бою с американцами и немцами. Он подумал, не направили ли его батальон на вспомогательное направление. Отсутствие информации от вышестоящего командования было сущим наказанием.

Было заметно множество уничтоженных британских машин, хотя видимость ограничивалась несколькими сотнями метров по обе стороны от дороги. Но Безарина нервировало заметно большее количество остовов советской техники. Огневая мощь сторон была одинаковой, но потери были явно не равны. Безарин очень скоро прекратил считать и сравнивать, утешая себя тающим убеждением, что он сделает все лучше.

Британцев смерть застала, в основном, на оборонительных позициях, хотя тут и там было заметно, что некоторые стояли до последнего и, слишком поздно покинув позиции, были застигнуты на открытой местности. Одно скопление явно двигавшейся перед гибелью техники говорило о небольшой контратаке. Мертвое поле боя оставляло после себя горький привкус, ни одна из сторон не давала противнику пощады.

Безарина оскорбляло, что советские силы компенсировали численностью британское технологическое превосходство. Из всех страхов, которые периодически охватывали советский офицерский корпус, Безарин знал, что наибольшим был страх технологического превосходства НАТО, несмотря на все партийную пропаганду, уверявшую в обратном. Часто этот страх доходил до паранойи, боязни некоего секретного оружия, которое НАТО приберегло на черный день, не применяя в первый день войны. Безарин не имел никаких доказательств существования подобного чудо-оружия, но проклинал озадачивающее его превосходство стандартной западной техники.

Один занятный аспект боя демонстрировали тела убитых. Иногда группа погибших жуткой обгорелой бахромой обрамляли остов боевые машины пехоты или лежали полураздавленными вдоль дороги. Но наибольшее впечатление производило то, что поле боя было словно конкурсом машин и боевых систем, где люди быть лишь кукловодами. Конечно, это иллюзия, думал Безарин. С тревожащего процента советских танков были сорваны башни. Развороченные корпуса валялись обезглавленными животными. Никто из танкистов не мог выжить в этих чудовищных взрывах. Унося жизни экипажей, огромные стальные звери словно в последний раз мстили своим создателям.

Последние остатки тумана таяли среди деревьев, словно слазящая с костей разлагающаяся плоть. Небо оставалось пасмурным, но тяжесть ушла, последняя серость выжигалась поднимающимся все выше солнцем. Безарин смотрел вдаль. Он слышал, как где-то за пределами видимости прошли самолеты. Невозможно было сказать, чьими они были, и Безарин опасался наступающего ясного дня. Колонна двигалась быстро, за исключением нескольких остановок, когда регулировщики, до которых еще не дошли приказы не пропускали их. Пока Безарин хотел, чтобы они просто двигались быстрее, на максимально возможной скорости.

Нужно было двигаться быстро. Это была прописная истина, а Безарин тщательно изучал наставления. Если вы будете двигаться быстро, враг не успеет навести на вас артиллерию и авиацию, это обесценит его дальнобойные противотанковые ракеты. Нужно двигаться быстро, врываться на позиции врага и продолжать движение, пока не окажетесь в его тылу, чтобы противник был вынужден принимать бой не потому, что так хочет, а потому что у него нет другого выбора. В наставлениях все было очень просто. Но Безарин подозревал, что на практике все будет иначе.

Громкое «бум-бум-бум» раздалось справа от них. Стена деревьев наклонилась в сторону колонны, наполовину скрыв вспышки взрывов.

Правильным было бы приказать экипажам задраить люки, укрывшись за броней танков и боевых машин. Но командирам машин сейчас этого сделать было нельзя. Пока они продолжали соблюдать радиомолчание, приходилось полагаться на сигнальные флажки и ракеты. Командиры машин должны были подвергаться риску вплоть до того момента, когда танки не развернутся в боевой порядок. Безарин инстинктивно опускался все ниже в башню, укрываясь за открытой крышкой люка. Грохот ударной волны от пронесшегося на малой высоте самолета ударил с такой силой, что танковые шлемы совершенно не помогли.

А он даже не видел этих скотов.

Вдоль дороги тянулась неровная полоса берез. Березы, даже здесь, в Западной Германии. Любимые Анины березы. Безарин ощутил грязь на своем заспанном лице, мерзкую смесь пота и гари от выхлопов. Не слишком романтичная картина, Аня. Здесь нет лихих офицеров из старых романов. Только вот такие немытые воины.

Внезапно колонну впереди охватили поднявшиеся дым и пыль. Безарин видел, как зенитные самоходные установки бешено вращают своими увенчанными антеннами радаров башнями. Но они не стреляли. Яркий огненный шар взрыва охватил машины передовой роты, шедшей всего в нескольких десятках метров перед основными силами, вместо положенного по уставу километра. Казалось, что само пространство и время сжимались, искажалось необходимой спешкой.

Колонна не остановилась. Минуту спустя командирский танк Безарина отвернул с дороги, чтобы объехать пару горящих остовов боевых машин пехоты. Он слышал, как гусеницы перемешивают землю. Механик просто вел машину вперед. Безарин осмотрел подбитые машины. Пехотинцы сгорели вместе с ними. Никаких признаков жизни внутри. Они даже не увидели, что убило их, подумал Безарин. Это зрелище разожгло в нем желание быстрее найти противника, чтобы сполна отплатить ему.

Механик рывком вернул танк обратно на дорогу. Он имел обыкновение преодолевать препятствия резкими, бойкими движениями, от которых остальных членов экипажа швыряло на ближайшую стенку. Убью его когда-нибудь за этот идиотизм, подумал Безарин.

Колонна двигалась через остатки рощи, мимо черных скелетов обгоревших деревьев. Среди обугленных стволов все еще что-то горело оранжевым пламенем. Здесь располагался передовой командный пункт. Британский. Наконец, Безарин оторвался от созерцания обгоревших бревен и изуродованных трупов и решительно сосредоточил взгляд на дороге.

За потрепанной войной деревней, толпа советских машин технического обеспечения и ремонтников расположились во дворе сравнительно нетронутой фермы. Слабо поврежденная техника стояла рядом, чтобы вскоре вернуться в бой. На мобильном кране ремонтников, словно на дыбе, висел большой двигатель танка. Несколько солдат сосредоточено работали, некоторые сидели и завтракали. Они помахали руками танкистам, спешившим на фронт. Но Безарину показалось, что ремонтники махали самим танкам — «до скорой встречи». В целом, ремонтники демонстрировали поразительное равнодушие к войне, от которой их отделял, возможно, десяток километров. Сидя на ремонтируемой технике или на капотах своих машин, они напоминали солдат, присевших отдохнуть в свободную минуту на учениях.