Наступит день - Мирза Ибрагимов

В беседе с мистером Томасом серхенг рассказал о встрече шаха с сертибом Селими и о том, что тот возбуждает сомнения у шаха.

- Весь его род всегда был на стороне русских, - значительно сказал мистер Томас. - И должен вам сказать, что один сертиб гораздо опаснее тысячи преданных России простых людей.

- Такого мнения и его величество.

- Так почему же вы его не уберете? Не понимаю!

- Его величество не дает согласия. Он считает, что со смертью Селими еще труднее будет раскрыть тайную организацию и задерживает приказ об его аресте. Но пусть это вас не беспокоит. Участь его решена.

Проводив серхенга Сефаи, мистер Томас решил отправиться к Хакимульмульку.

Увидев мистера Томаса, Хакимульмульк с деланной улыбкой поспешил к нему навстречу и обеими руками сжал руку гостя.

- О-о-о! Мистер Томас! Добро пожаловать!

Мистер Томас объяснил свое посещение непреодолимым желанием повидаться с другом.

Хакимульмульк пропустил его вперед, и они поднялись в особую гостиную, где министр двора принимал наиболее близких друзей.

- В тяжелое время живем, мистер Томас, - вздохнув, начал он беседу. Перепутались все нити международных отношений. Нелегко управлять в такое время государственной машиной.

- О, если на это жалуется такой опытный политик, как вы, то что должны делать мы...

- Не говорите так, мистер Томас!.. - прервал его Хакимульмульк. - У вас иное дело... Вам намного легче нашего. Мы играем лишь с тенью, с отражением того, что вам видно с полной ясностью.

- Я могу сказать обратное: у вас делается многое такое, о чем мы и представления не имеем, - возразил мистер Томас.

Хакимульмульк силился понять, на что намекает мистер Томас. Со свойственной англичанам манерой мистер Томас подходил к интересовавшему его вопросу окольными путями.

- Прошу вас доложить его величеству о нашей встрече, передать ему мой привет и присовокупить, что мое правительство высоко ценит своих друзей на Востоке и считает их защиту своим долгом.

- Мы никогда в этом не сомневались.

- Таким же, как вы, нашим другом я считаю и господина Хикмата Исфагани... Он ничего от нас не скрывает.

При этих словах мистер Томас, которому, конечно, была хорошо известна старинная вражда этих двух представителей иранской аристократии, пристально посмотрел в глаза Хакимульмулька.

- Путь к власти изобилует бесконечными изменами, самыми неожиданными, запутанными интригами. По мнению его величества, и Селими и Хикмат Исфагани ведут свой караван по этому ложному пути. Боюсь, что наступит момент, и они будут схвачены за горло, - с внешним спокойствием произнес Хакимульмульк.

- Такая мера в отношении господина Хикмата Исфагани недопустима! Он подлинный друг королевского правительства, - твердо сказал мистер Томас.

- Такие же отзывы, мистер Томас, я слышал и от американцев и от немцев, - проговорил Хакимульмульк, наклоняясь к мистеру Томасу.

- Англия хорошо знает своих друзей! - отрезал тот. Министр двора понял, что борьба против Хикмата Исфагани будет затяжной, и поспешил переменить разговор. Он заговорил о возможности оживления оппозиции и о явных признаках этого оживления; кроме того, до сих пор не обнаружены люди, выпускающие антиправительственные брошюры. Мистер Томас вынул трубку изо рта.

- А что, если я найду их? - спросил он.

- В этом случае десятикратно умножатся ваши заслуги перед Ираном. Мы будем только благодарны вам! - воскликнул Хакимульмульк.

В результате шестилетних трудов доктору Симоняну удалось сделать из Хавер прекрасную помощницу. Из отсталой, неграмотной мусульманки, которая стеснялась появляться при мужчинах с открытым лицом, а при взгляде на анатомические плакаты горестно воскликала: "Ах, господи! Лучше бы провалиться сквозь землю, чем видеть этакое бесстыдство!" - она превратилась в энергичную и умелую медицинскую сестру. Часто, с отеческой любовью посматривая на Хавер, доктор Симонян шутил:

- Вот еще один мой научный труд!

А сына Хавер, маленького Азада, доктор и жена его Ануш любили, как родного. Пока Хавер, помогая доктору, бывала занята больными, Азад находился при Ануш.

Спокойный и общительный характер, унаследованный мальчиком от матери вместе с недетской задумчивостью, привязывали к нему Ануш и ее мужа.

Сердечно относился к мальчику и Арам. Это он научил Азада, когда ему было четыретода, складывать буквы в слова и считать.

Все это казалось Хавер счастливым сном. Видя, как тысячи голодных и босых женщин заполнили тротуары столицы, прося подаяние, она не уставала в душе благодарить доброго врача. Как-то она призналась в своих чувствах Ануш:

- Пусть сохранит вас аллах и наградит бесконечным счастьем! Не будь вас, мы остались бы на улице.

- Мы любим тебя, как родную дочь, - ответила Ануш, - и пока у нас есть кусок хлеба, не придется голодать тебе.

- Мне нечем отблагодарить вас за вашу доброту. Но до последнего моего дня я буду вашей преданной служанкой.

Услышав этот разговор, врач вышел из своего кабинета.

- Что значит служанка? - с ласковой суровостью сказал он. - Ты - член нашей семьи. Вернется Керимхан, и вы заживете своей семьей и будете счастливы.

И действительно, теперь, когда Керимхан вернулся, каждый ее день был озарен ярким солнцем счастья. Хавер похорошела, на щеках ее заиграл румянец, лицо сияло, глаза излучали радость. Даже голос ее стал звонче, в нем появились новые нотки. Но порой в ее исполненное радости сердце закрадывалась какая-то непонятная тревога, смутное предчувствие беды. Чаще всего это было в тех случаях, когда Керимхан задерживался и долго не возвращался домой. Когда же муж наконец появлялся, Хавер садилась рядом и, склонившись головой к его плечу, тихо рассказывала ему о своих тяжелых предчувствиях, а Керимхан успокаивал ее, нежно целуя ее густые душистые волосы.

Сегодня, как и всегда, пообедав и уложив Азада спать, они сидели вдвоем, как вдруг раздался стук в калитку.

Хавер вскочила. Сердце ее затрепетало.

- Кто бы это в такое время?

Керимхан успокоил ее и пошел через двор к калитке. Это был Гусейн Махбуси. Он объяснил, что пришел по очень важному делу.

Керимхан провел его в комнату. Махбуси поздоровался с Хавер. Встретившись с ним взглядом, она тотчас же отвела глаза и вышла из комнаты.

Когда, пробыв около часа, Махбуси ушел, она бросилась к Керимхану.

- Ведь ты обещал мне больше не пускать этого человека в дом?!

- Дорогая моя, нельзя же отказать гостю.

- Не обижайся, дорогой Керимхан, но кто бы он ни был в прошлом, не впускай его в дом. Встречайся с ним где-нибудь на стороне. А если можно, вовсе не встречайся. Что-то такое в его в глазах... не могу тебе даже объяснить... Керимхан, милый, ты обязан беречь себя если не ради меня, то хотя бы ради нашего мальчика. Подумай, что ждет его без тебя!..

Хавер расплакалась.

- Ты стала очень нервной, - сказал Керимхан, успокаивая ее. - Даю тебе слово, что больше ноги его не будет у нас. Будь покойна, моя Хавер. Но ведь я думаю не только о сегодняшнем твоем дне, но и о завтрашнем. Мы доживем до того дня, когда создадим в нашей стране светлую, счастливую жизнь, такую жизнь, чтобы ты не тревожилась за меня, если бы я даже не возвращался домой целый месяц.

И, улыбаясь, Керимхан привлек Хавер к себе и поцеловал в мокрые глаза.

Счастье вновь овладело сердцем женщины.

Выйдя от Керимхана, Гусейн Махбуси некоторое время бродил по опустевшим улицам ночного Тегерана. Он напряженно думал о том, что вся его карьера зависит теперь от того, как скоро ему удастся выполнить порученное ему грязное дело. Зато какие награды ожидают его в случае успеха! Какие возможности откроются тогда перед ним! Но до цели было еще так далеко!

Керимхан давал ему лишь отдельные поручения и, ограничиваясь этим, не посвящал ни в какие тайны. Откладывал он со дня на день и свое обещание взять Махбуси на сходку, оправдываясь тем, что сходка расстроилась: то ее отложили, то кто-то уехал из Тегерана.

Настаивать было рискованно, но и откладывать дальше не возможно. Его могла опередить полиция, и тогда Гусейн Махбуси лишился бы всего.

Снедаемый досадой и нетерпением, он метался по улицам Тегерана. Посмотрев на часы, он заспешил к мистеру Томасу, - до установленного времени оставалось совсем немного.

Мистер Томас всегда принимал его в уединенном доме, на одной из глухих и узких улиц столицы. Зловещая тишина, царившая на пустынном дворе, нагоняла какой-то смутный страх, но Махбуси уже привык к этой тишине и безлюдью.

Мистер Томас сидел за столом и, попыхивая трубкой, перелистывал ворох лежавших перед ним бумаг.

Махбуси обратил внимание на полную окурков пепельницу. Вся комната была в табачном дыму. Он понял, что незадолго до него здесь были люди.

Лишь минут пятнадцать спустя мистер Томас поднял глаза и, дымя трубкой, произнес:

- Ну... пришел? Садись!

Махбуси молча, не отрывая глаз от мистера Томаса, сел. Мистер Томас докурил трубку и, постучав ею в пепельницу, вытряхнул пепел. Затем, заложив руки в карманы брюк, прошелся по комнате и сладко потянувшись, снова развалился в кресле.