Мир чеченцев. XIX век - Зарема Хасановна Ибрагимова

Проводимая со времени покорения Кавказа политика привлечения в национальных районах представителей местных народов привела к доминированию горцев среди властной элиты в национальных районах: как в округах, так и в «казачьих» отделах. Так, в Грозненском округе чеченцы имели 91,1 % должностей в аппарате управления. Чеченцы Сунженского казачьего отдела занимали 74,7 % должностей218. И такое положение не должно удивлять. Еще в 1875 году газета «Терские ведомости» в № 31 за 1875 г. критически отзывалась о выборах в атаманы, которые сопровождались «уничтожением огромного количества вина и водки». Официальные газеты региона не выходили за пределы дозволенного в оценках действительности. Всякий более или менее острый взгляд на положение дел во властных структурах пресекался цензурой219.

Несмотря на представленность во властных структурах горцев, в частности чеченцев и осетин, по положению должности пристава и начальника округа не мог занимать представитель коренной национальности, даже при наличии подготовленных кадров из числа военных. Также горцы не могли занимать штатные должности в окружном суде, быть мировыми судьями, что видно на примере Владикавказского округа. На этот счет, как указывал историк С.Д. Купов, сохранялись подзаконные ограничения220. Сыгравшая позитивную роль практика коренизации управленческой элиты стала вызывать опасения царизма по поводу эффективности административно-полицейских мер и судебных санкций при доминирующей роли горцев во властных структурах. В конце XIX в. власть стала отходить от практики привлечения кавказских народов в административные органы221.

3. Закрепление власти военных в регионе

Создавая в Кавказском крае наместничество, так называемое военно-народное управление, не разрешая населению иметь земства, не предоставляя Кавказу прав иметь общеимперские судебные органы, ограничивая деятельность городских управ, правительство по существу не управляло Кавказским краем, а продолжало вести себя здесь как в недавно завоёванной стране. В 1927 году А.В. Померанцев писал: «При царской власти Кавказ был всегда на военном положении. Только советская власть освободила Кавказ от военного гнета…»222. Лишая народы Кавказа законных прав в области местного самоуправления, царское правительство ставило их в исключительное положение неполноправных граждан страны…223. Анализ так называемого «военно-народного» управления представляет для нашего исследования особый интерес, так как именно оно должно было, по мнению целого ряда влиятельных российских политиков середины XIX века, заложить основы политической стабильности на Северном Кавказе, предотвратить распространение шариата и основанного на нём движения мюридизма, как наиболее серьёзной опасности для российского владычества на Кавказе, создать постепенно в регионе условия для распространения общероссийской правовой системы и «насаждения русской гражданственности» в сознании горцев224. За понятием «военно-народное» управление во второй половине XIX века закрепилось два значения: особой, отличной от общеимперской системы административных органов по управлению горцами Кавказа и принципа управления «туземными» племенами. Сущность этой судебно-административной системы довольно точно и кратко охарактеризовал наместник Кавказа генерал-адъютант граф И.И. Воронцов – Дашков: «Система военно-народного управления, созданная на Кавказе в период борьбы русских войск с местными горцами, – основана на сосредоточении административной власти в руках отдельных офицеров, под высшим руководством главнокомандующего Кавказской армии и на предоставлении населению во внутренних делах ведаться по своим адатам». При этом допускалось привлечение в низшую администрацию и суд «местного, отчасти выборного элемента»225. Главные черты военно-народного управления: 1) Единоначалие; 2) Возможность быстрого перемещения и призыва войск; 3) Народный суд226.

Как правило, активное воплощение в управленческой практике на Северном Кавказе принципов «военно-народного» управления связывается с именами наместников Кавказа М.С. Воронцова (18441854) и А.И. Барятинского (1856–1862). Хотя, по мнению кавказского историка, начальника военно-исторического отдела штаба Кавказского военного округа С. Эсадзе, опиравшегося в своих исследованиях на богатый фактический архивный материал «…творца этой системы трудно определить, так как она создавалась во время военных действий и под влиянием военной обстановки»227. Действительно, идея создания системы «военно-народного» управления не возникла в одночасье в коридорах кавказских или центральных властей. Военно-народное управление создавалось под влиянием обстоятельств, не терпящих отлагательства, ещё в ходе многолетней Кавказской войны. Несомненно, элементы военно-народного управления внедрялись с самого начала войны и постепенно укоренялись в виде распоряжений военных начальников, в руках которых сосредотачивалась обыкновенно и гражданская власть.

С завершением Кавказской войны назрела необходимость изменить структуру управления краем, которая до этого строилась не по принципу отдельных административных единиц, а подразделялась на территориальные районы военных действий отрядов Кавказской армии (Правое крыло, Левое крыло и т. д.). Возникла необходимость в создании самостоятельных административных единиц (область, наибство) военно-народного управления и центральных учреждений для руководства и регулирования управления подданными228.

В специальной исторической литературе вопрос о генезисе, становлении и развитии военно-народного управления остаётся малоизученным. Происхождение этой формы правления, вероятно, связано с воеводской системой, претерпевшей соответствующую трансформацию. Обращает на себя внимание тот факт, что она фиксируется, как правило, на окраинных территориях, присоединённых в результате военных действий. Система военно-народного управления присутствовала в Средней Азии и Казахстане. Несомненно, она имела здесь некоторую специфику. В отличие от Кавказа, где этот термин соотносился в основном с горскими народами, здесь он распространялся преимущественно на кочевое население. Однако сущность этого понятия определялась его ведущим смысловым компонентом, выражавшим объединение функций военной и гражданской власти. Кроме того, в нём отразилось и сохранение традиций местных «народных органов». Под «народными органами» имелось в виду управление по старинным родоплеменным обычаям, базировавшимся на «народных» выборных началах, а также судопроизводство по написанным законам и шариатским нормам.

Рассматриваемая форма административного управления имела свои подвиды. Своеобразным вариантом являлась кантональная система в Башкирии, введённая в конце XVIII в. для перевода служилых башкир и мещеряков в военное сословие. Немалую роль в её зарождении сыграло стремление царских властей ослабить накал социального напряжения в Приуралье. Прежде всего, надо было сбить волну перманентных восстаний башкир, наивысшей точкой которых стало участие их в пугачёвском движении 1773–1775 гг. Согласно Указу от 10 апреля 1798 г. создаётся 11 башкирских и 6 мещерякских кантонов. Эта система, призванная также пополнить малочисленный состав оренбургских и уральских казаков, просуществовала до 1865 года229.

Военно-комендантская система преимущественно служила формой административного устройства на переходном этапе от временного к стационарному управлению, и поэтому ей был присущ ряд существенных недостатков. Главным образом это выражалось в отсутствии твёрдо установленных правил судопроизводства, норм сбора налогов и контроля за деятельностью администрации. Применительно к Северному Кавказу XIX века военно-окружная система выступала как составная часть военно-народной формы правления230.

В 1852 году, в качестве эксперимента в перешедшей к России части Чечни было создано самостоятельное военно-административное управление, получившее название Чеченского управления. Военно-народная система управления горцами, разработанная А.И. Барятинским, рассматривалась в Петербурге как «временная, краткосрочная мера». Российское правительство имело своё собственное видение вопроса о дальнейшем