Верните вора! - Андрей Белянин

Джамиля бросила любящий взгляд на русую голову упрямого Оболенского:

— Прости меня, любимый… Я не знала, что всё так получится, я слишком хотела найти тебя…

— Желай! — топнул ногой Хайям-Кар.

— О почтеннейший джинн Бабудай-Ага, своим последним желанием я прошу Всевышнего даровать тебе волю…

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Кто пустил этих ветеранов на мой фильм? Что они вообще понимают в искусстве?!

Джинн улыбнулся и исчез. На миг стало очень тихо. Люди не верили услышанному, ибо ещё никто и никогда не отпускал джиннов на свободу. Ведь нет ничего глупее и бессмысленнее, чем предоставление воли такому бесценному рабу, способному рушить и возводить, дарить богатство и повергать врагов, исполнять мечты и решать проблемы. Да и зачем нужна воля тому, кому сам Всевышний предписал служить человеку?! Наверное, в тот день не было никого, кто не осудил бы поступок юной вдовы…

— Клянусь небом, — пробормотал чёрный шейх, выплёвывая пожёванную бороду. — Я ожидал, что эта женщина изменит слову. Она могла приказать джинну убить меня, или освободить своего возлюбленного, или перенести их обоих в райские кущи, но… Но чтобы вот так просто отпустить своё единственное спасение?! Воистину, она безумна… Палач!

— Стоямба! — Пользуясь общим замешательством, Лев стряхнул с себя трёх адептов и развернулся к «пророку». — Мужик, у тебя совесть есть? Да, ты остался без джинна, но, по сути, ничего не потерял — город как был, так и есть в твоей власти!

— Хм… это верно.

— А ещё тебе же, скотине, достался чудесный меч эмира, его ковёр-самолёт, тюбетейка-невидимка, волшебный халат, мало что ли?!

— Заткнись, уважаемый, не говори ему всего! — взвыл очнувшийся домулло, но поздно.

— Что ты можешь ещё предложить мне за её жизнь? — деловито уточнил шейх.

Оболенский уверенно мотнул головой в сторону пленного эмира:

— Обыщите его! У него должен быть такой полезный кошелёк, в который всё помещается. Я сам укладывал туда кучу волшебного барахла. Пусть скажет, как достать, и пользуйся чем заблагорассудится, но её — отпусти!

— Кто ты такой, чтобы давать мне советы или указывать? — презрительно фыркнул Хайям-Кар, делая знак своим слугам.

— Лёва-джан, ты… дебил!!! — Не сразу вспомнив нужное слово, Ходжа вывернулся и пнул друга под коленку.

Бывший москвич, разумеется, попытался ответить тем же, но не дотянулся. Джамиля билась в лапах фанатика с ножом, а вся площадь зачарованно смотрела, как Хайям-Кару подают старый кожаный кошелёк, извлечённый из-за пазухи низверженного правителя Бухары.

— Но там ничего нет… Хотя, наверное, надо произнести заклинание, — догадался далеко не глупый «пророк», и после двух-трёх тяжёлых зуботычин эмир Сулейман еле слышно пробормотал:

— Кошель аль-Альказар, отдай, что хранишь…

— Так какие ещё чудесные вещи ты клал в кошелёк, о презренный вор из Багдада?

— Ну, всего не упомнишь… — изобразив задумчивость, буркнул наш герой. — Но вроде, как минимум, старые тапки-скороходы и…

— Довольно, — прервал его Хайям-Кар. — Они будут мои! Эй, кошель аль-Альказар, отдай, что хранишь!

Кошелёк послушно распахнул «пасть», чёрный шейх сунул туда руку едва ли не до локтя, что-то сгрёб и вытащил на свет божий… маленького бешеного шайтана! Нечистый в одно мгновение влез ему на шею и уже оттуда голосом противным, как (не знаю что, придумайте сами, лично мне его голос сравнить не с чем)… возопил на всю площадь:

— О мой добрый избавитель! Ты спас меня из страшного плена, где я… э-э… чуть не порезал себе весь зад об… э-э… этот дурацкий меч и был вынужден бегать по стенам проклятого кошелька в волшебных тапках со скоростью ветра! Кто бы знал, как я… э-э… устал и какие у меня мозоли?! Теперь я никогда тебя не оставлю, мой… э-э… благодетель!

Сказать, что все впали в ступор, значит не сказать ничего…

— О Багдадский вор, сними с меня это-о-о!!!

— Он что, здесь?! — ахнул враг рода человеческого, развернул шейха за уши и пришпорил копытцами. — Не хочу больше с ним… э-э… связываться. Валим отсюда, валим!

Вид по-бабьи верещавшего Хайям-Кара с галопирующим шайтаном на шее был настолько страшен, что от него невольно отшатнулись и самые верные слуги. Обалдевшие горожане стояли выпучив глаза и замерев, словно статуи, а сквозь их ряды уже пробивался грозный серый ослик, на котором сидела, яростно размахивая мечом, отчаянно вопящая кроха в синем платье и тюрбанчике набекрень:

— Мама, ну теперь-то мне можно убить плохих?!

И к полному ужасу верных фанатиков, адептов, рабов и приближённых нового «пророка», великий чёрный шейх дрогнул и отступил перед уже знакомой маленькой девочкой на бесстрашном Рабиновиче. Именно этот момент и оказался переломным в самосознании народа…

— Мусульмане, что же мы стоим?!! Бей захватчиков! Свободу нашему эмиру! За благородную Буха-ру-у-у!!!

И могучее людское море, усиленное теми же дворцовыми стражниками, мигом развернувшими копья, огромной волной захлестнуло помост недавней трагедии или, может, уже комедии? Нет, скорее всё-таки трагикомедии с элементами пафоса и фарса!

О как давно в этом торгашеском городе не было столь грандиозного гулянья! О с каким восторгом гончары разбивали свои лучшие горшки об головы приспешников Хайям-Кара! О как умело молотили их в печень тяжёлые кулаки привычных к кувалдам кузнецов! О как умело вязал в узлы незадачливых оккупантов знаменитый ткацкий квартал! О как отчаянно могучая Ирида аль-Дюбина пыталась выловить свою непослушную дочь, гоняющую на ревущем Рабиновиче самого чёрного шейха! О какая жалость, что ни мне, ни вам не довелось принять достойного участия в этом воистину всенародном празднике освобождённого города!

Прошу прощения. Разумеется, на всех читателей не угодишь, да и конечно, я неправ, говоря за всех. Быть может, подавляющему большинству из читающих эту книгу как раз таки и близко ни разу не хотелось лезть в восточные междоусобицы. Драка сама по себе вообще мало кому описательно важна. Этот дал тому в нос, а тот этому в ухо, кому зуб выбили, у кого глаз заплыл, почки отказали, коленная чашечка хрустит, бровь рассекли, в солнечное сплетение врезали…

Очень интересно, да? Мне нет…

Ну, побили превосходящие числом горожане растерянных и брошенных без духовного лидера людей. В сущности, таких же простых мусульман, слишком упёртых злодеев там наверняка было не так уж много. Да и в конце концов признаем: там, на площади, явно же не боевик разворачивался, правда?

Но мне, лично мне всё равно безумно жаль, что не довелось во всём этом поучаствовать. Наверное, тоскую по прежним приключениям в Срединном королевстве. Боевая слава не ржавеет, но душе всегда хочется новых подвигов, так что…

Эх, где ты, где ты, сказочная Бухара тысячи и одной ночи?..

Вопрос без ответа лучше, чем ответ, когда тебя никто и не спрашивает…

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

У хорошего судьи все немножечко виноватые. Даже кошки по весне…

— Что было дальше?

— Праздник! Бум-балаки-дон! — зевая, улыбнулся Насреддин, поняв, что и в три часа ночи я не дам ему уснуть, пока он не расскажет мне всё. — Что же ещё ты хочешь знать, о почтеннейший творец книг? О мой хозяин и господин, записывающий мои простые слова таким небрежным почерком, что даже старая курица, нарушившая закон шариата злоупотреблением запрещённого вина, и то пишет лучше! Воистину, у меня нет от тебя секретов…

— Ну знаешь ли… — чуть было не обиделся я, хотя упрёк был абсолютно справедливым, в школе учителя от меня просто плакали. — Ладно, мне неинтересно, что вы там потом ели-пили, сколько дней и ночей плясали, кто и чем был награждён… Всё это левые моменты, их и самому придумать можно. Лучше расскажи, что стало с эмиром?

— О, ему в тот день повезло больше всех! Мало того что великий Сулейман аль-Маруф вернул себе законный трон повелителя Бухары, он ещё и умудрился стать отважным спасителем отечества в глазах горожан. Видя, как храбро, в одиночку, в платье простолюдина, он бросился на превосходящие силы Абдрахима Хайям-Кара, народ искренне зауважал эмира! А на чём держится истинная власть от Аллаха, как не на единстве правителя и его верных подданных?

— И всё?

— Нет, о догадливейший и въедливейший, — насмешливо хмыкнул домулло. — Ещё одно маленькое счастье не обошло его стороной. Лёва-джан оставил белого осла на дворе ребе Забара и обещал его дочери любую плату за возвращение ему человеческого облика. Так вот, та черноглазая еврейка Сара возжелала войти в гарем правителя Бухары, хотя бы и в качестве простой наложницы. Но, сражённый её красотой и скромностью, а также тайными умениями применять колдовство на пользу людям, эмир с ходу предложил ей стать его женою! Как и все достойные женщины, она дала согласие не сразу, а поломавшись минут десять…