Гарри Поттер и Дары смерти - Джоанн Роулинг

И действительно, оказалось, что, досыта наевшись, расслабиться ничего не стоит, — ссора изза дементоров была со смехом забыта, и Гарри, повеселевший и даже исполнившийся надежд, вызвался нести ночную вахту первым.

Это было их первое знакомство с тем фактом, что полный желудок равен хорошему настроению, а пустой — унынию и ссорам. Гарри, которому у Дурслей временами приходилось едва ли не голодать, был подвержен таким перепадам настроения меньше других. Гермиона в те вечера, когда им приходилось довольствоваться лишь ягодами да заплесневелым печеньем, тоже вела себя достаточно прилично, разве что становилась немного вспыльчивее или погружалась в мрачное молчание. Рона же, который благодаря матери и домовым эльфам Хогвартса всю жизнь получал наивкуснейшую еду три раза в день, голод обращал в человека неразумного и вздорного. А если при этом еще и наступал его черед носить крестраж, он становился попросту неприятным.

— Ну и куда теперь? — таков был его постоянный припев. Собственных идей он, судя по всему, не имел и ожидал, что, пока он будет мрачно скорбеть по поводу скудости их рациона, Гарри с Гермионой соорудят какойнибудь план. Они проводили бесплодные часы, решая, где следует искать другие крестражи и как уничтожить тот единственный, что у них имеется. Разговоры начинали все в большей мере ходить по кругу, поскольку новую информацию получить им было неоткуда.

Дамблдор считал — и говорил об этом Гарри, — что Волан-де-Морт спрятал крестражи в местах, чемто для него важных, и Гарри с Гермионой перебирали, словно читая скучную молитву, те места, в которых он жил и которые навещал. Сиротский приют, где он родился и вырос, Хогвартс, где учился, магазин «Горбин и Бэркес», где работал по окончании школы, и Албания, где провел годы изгнания, — вот это и составляло основу для их рассуждений.

— Ага, поехали в Албанию. Страна маленькая, мы ее за полдня обшарим, — саркастически предложил как-то Рон.

— Там может ничего не оказаться. Он еще до изгнания изготовил пять крестражей, а Дамблдор был уверен, что пятый — это змея, — ответила Гермиона. — Змея не в Албании, это мы знаем, она обычно состоит при Вол…

— Я же просил тебя не говорить так, разве пет?

— Хорошо! Змея обычно состоит при Сам-Знаешъ-Ком, доволен?

— Не так чтобы очень.

— Я не представляю себе, как бы он мог спрятать чтонибудь в «Горбине и Бэркесе», — сказал Гарри, уже много раз приводивший этот довод и сейчас повторивший его просто ради того, чтобы нарушить неприятное молчание. — И Горбин, и Бэркес были знатоками Темных объектов, они узнали бы крестраж с первого взгляда.

Рон демонстративно зевнул. Подавив острое желание запустить в него чемнибудь, Гарри продолжал:

— И все же, помоему, он мог спрятать чтото в Хогвартсе.

Гермиона вздохнула:

— Но Дамблдор нашел бы спрятанное, Гарри!

Гарри снова прибегнул к доводу, которым обычно подкреплял эту теорию:

— Дамблдор сам сказал мне, что никогда и не думал, будто знает все тайны Хогвартса. Говорю вам, если и существует место, которое важно для Вол…

— Ойй-й!

— Ладно, для САМИ-ЗНАЕТЕ-КОГО! — крикнул доведенный до бешенства Гарри. — Если и существует место, которое важно для Сами-Знаете-Кого, так это Хогвартс.

— Да брось ты, — скривился Рон. — Это школато?

— Да, его школа! Первый его настоящий дом, место, в котором он понял, что отличается от других, а для него это самое главное. И даже после того, как он покинул…

— Мы тут о Сами-Знаете-Ком говорим, так? Не о тебе? — осведомился Рон. Он все подергивал цепочку висевшего на его шее крестража, и Гарри вдруг захотелось придушить его этой цепочкой.

— Ты говорил, что после окончания школы Сам-Знаешь-Кто просил Дамблдора дать ему в ней работу, — сказала Гермиона.

— Просил, — подтвердил Гарри.

— А Дамблдор думал, что он хочет вернуться в школу только для того, чтобы попытаться найти чтото, возможно, еще одну вещь, которая принадлежала одному из основателей, и сделать из нее новый крестраж, так?

— Так, — сказал Гарри.

— Однако работы он не получил, правильно? — продолжала Гермиона. — Значит, возможности отыскать эту вещь и спрятать ее в школе у него не было.

— Ну хорошо, ладно, — сказал, признавая свое поражение, Гарри. — Забудем о Хогвартсе.

Так ничего больше и не придумав, они отправились в Лондон и под прикрытием мантииневидимки попытались отыскать сиротский приют, в котором воспитывался Волан-де-Морт. Гермиона пробралась в библиотеку и, порывшись в документах, которые там хранились, выяснила, что здание приюта уже много лет как снесено. Они навестили место, где стоял приют, и обнаружили, что его занимает теперь набитая офисами башня.

— Может, попробуем в фундаменте покопаться? — неуверенно предложила Гермиона.

— Здесь он крестраж прятать не стал бы, — ответил Гарри.

Он с самого начала понимал, что сиротский приют был местом, которого Волан-де-Морт решительно избегал. Он никогда не стал бы укрывать там часть своей души. Дамблдор убедил Гарри в том, что Волан-де-Морт ищет в качестве укрытия места, овеянные величием и тайнами, а этот унылый, серый уголок Лондона был так далек от Хогвартса, Министерства или «Гринготтса», банка волшебников с его золотыми дверьми и мраморными полами, как только можно вообразить.

Не имея новых идей, они продолжали скитаться по сельским краям, безопасности ради каждый вечер разбивая палатку на новом месте. А каждое утро уничтожали все следы своей стоянки и отправлялись на поиски нового уединенного, безлюдного уголка, трансгрессируя в новые леса, в темные расщелины скал, на лиловые болота, поросшие можжевельником горные склоны, в укрытые от глаз пещеры с усеянными галькой полами. Примерно каждые двенадцать часов один из них вручал медальон другому, словно играя в замедленную игру «передай конверт», победитель которой получал очередные двенадцать часов усиленного страха и тревоги.

Время от времени у Гарри начинал покалывать шрам. Чаще всего это случалось, когда наступал его черед носить крестраж. И скрыть боль ему удавалось далеко не всегда.

— Что? Что ты видел? — спрашивал Рон, замечая, как морщится Гарри.

— Лицо, — каждый раз негромко отвечал Гарри. — Все то же лицо. Вора, который обокрал Грегоровича.

И Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Гарри понимал, что Рон надеется услышать новости о родных или о других членах Ордена Феникса, но в конце концов он, Гарри, не был телевизором, он мог видеть лишь то, о чем думает в эту минуту Волан-де-Морт, а не настраиваться на чтолибо по собственному желанию. Повидимому, из головы Волан-де-Морта не шел неведомый юноша с веселым лицом, об имени и местонахождении которого, в этом Гарри был уверен, Волан-де-Морт знает не больше чем он сам. И по мере того как шрам продолжал жечь ему лоб, а в памяти всплывал, дразня его, светловолосый юноша, Гарри научился скрывать любые признаки боли и недомогания, поскольку у друзей упоминание о воре ничего, кроме нетерпеливого неудовольствия, не вызывало. И винить их за это было нельзя — они отчаянно нуждались хоть к какойто ведшей к крестражам нити.

Дни тянулись, обращаясь в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона ведут за его спиной разговоры — о нем. Несколько раз они резко умолкали при его появлении в палатке, а дважды он, завидев их издалека стоящими голова к голове, подходил к ним, и в обоих случаях, стоило ему приблизиться, разговор немедленно прерывался, и они тут же делали вид, будто собирают хворост или набирают про запас воду.

И Гарри невольно задумывался о том, не решили ли они отправиться с ним в это казавшееся ныне бессмысленным и беспорядочным путешествие только потому, что считали, будто у него есть тайный план, который они со временем узнают. Рон не пытался скрывать своего дурного настроения, да и Гермиона, как начинал опасаться Гарри, была недовольна им, считая его мало на что способным руководителем. Он впадал в отчаяние, пытаясь придумать, где еще можно поискать крестражи, но, кроме Хогвартса, ему в голову ничего не приходило, а поскольку ни Рон, ни Гермиона Хогвартс всерьез не воспринимали, Гарри перестал упоминать и о нем.

Осень катилась по сельским краям, которые они пересекали во всех направлениях, и теперь им все чаще приходилось ставить палатку на куче палой, подтлевшей листвы. Естественные туманы прибавились к тем, что насылались дементорами, дождь и ветер не сделали жизнь более приятной. И даже то, что Гермиона научилась отыскивать грибы посъедобнее, нисколько не искупало их продолжавшейся изоляции от мира, отсутствия человеческого общества и полного неведения о том, как разворачивается война с Волан-де-Мортом.

— Моя мама, — сообщил Рон как-то вечером, когда они сидели в Уэльсе на берегу реки, — умеет доставать вкусную еду прямо из воздуха.