Санкт-Петербург. Автобиография - Марина Федотова

Государю было всего двадцать семь лет от рождения. Он был и добр, и прекрасен, и среди важных государственных занятий снисходил к желанию обожавших его подданных и посещал и частные и публичные собрания. В конце царствования императрицы Екатерины II, Французская революция нагнала мрачные облака на все европейские дворы, и политические события, тревожа умы, не располагали к веселью. Меры предосторожности отразились и на частных обществах, и везде как-то приутихли. Наконец, сильная рука гениального Наполеона Бонапарте, провозглашенного пожизненным Консулом, оковала гидру Французской революции. Во Франции восстановлены религия и гражданский порядок, и все европейские державы трактовали в Амьене о заключении общего и прочного мира. Никаких опасностей не предвиделось ни внутри, ни извне; ожившая торговля рассыпала деньги; везде было довольство, и люди, как будто после болезни, спешили наслаждаться жизнью!

В Петербурге были превосходные театральные труппы: русская, французская, немецкая, итальянская опера, некоторое время даже польская труппа, под управлением антрепренера Кажинского (отца отличного музыканта и композитора, Виктора Кажинского, ныне проживающего в Петербурге), и, наконец, знаменитая балетная труппа. На русской сцене давали трагедии, комедии, водевили и оперы; на французской также трагедии, комедии, водевили и комические оперы; на немецкой сцене – трагедии и комедии. Итальянская опера была отличная. Примадонна Манджолетти, теноры Пасква и Ронкони, буффо Ненчини и Замбони почитались первыми в Европе. Наш трагик Яковлев и трагическая актриса Катерина Семеновна Семенова, комики: Бобров, Рыкалов, Воробьев, певцы Самойлов и Гуляев, певица Сандунова и множество прелестных актрис были бы отличными и в самом Париже. Фелис-Андрие была первой певицей французской оперы. В балете мы имели первого европейского танцора Дюпора, знаменитого Огюста, балетмейстера Дидло и наших танцовщиц, не уступавших Талиони: Евгению Ивановну Колосову, чудную красавицу Данилову (умершую, как говорили тогда, от любви к неверному Дюпору), Иконину и потом Истомину.

Словом, в отношении изящества Петербург не уступал Парижу, и, что всего важнее, директором театров был знатный барин, умный, образованный, ласковый, приветливый Александр Львович Нарышкин! В нынешнем доме Коссиковского (у Полицейского моста) было Музыкальное собрание, которого членами были сам государь и все высокие особы августейшего семейства, а за ними, разумеется, и вся знать. Тут бывали концерты и блистательные балы. В доме графа Кушелева француз Фельет, в огромных залах, давал маскарады, которые также посещаемы были всем высшим сословием. Все знатные и богатые люди имели собственные шлюпки или катера, богато изукрашенные: в хорошую погоду Нева была ими покрыта, и воздух оглашался русскими песнями, прекрасно исполняемыми удалыми гребцами. Каждый хороший летний вечер был праздник для всего города, и толпы горожан расходились по барским дачам, на которых веселились любимцы фортуны.

Дешевизна была удивительная! Тогда вся молодежь лучших фамилий и все гвардейские офицеры ходили в партер (где ныне кресла), и за вход платили один рубль медью. Было только несколько первых рядов кресел, и кресла стоили два рубля с полтиной медью. За вход в маскарад платили рубль медью. Отличный обед, с пивом, можно было иметь у Френцеля (на Невском проспекте, рядом с домом Строганова) и в трактире «Мыс Доброй Надежды» (где Физионотип, на Большой Морской), за пятьдесят копеек медью. За два и за три рубля медью можно было иметь обед гастрономический, с вином и десертом, у Юге (в Демутовом трактире), Тардифа (в Hotel de Еuгоре, на углу Невского проспекта, в нынешнем доме Грефа, а потом в доме Кушелева) и у Фельета, содержателя маскарадов. Помню, что в маскараде за жареного рябчика платили по 25 и 30 копеек медью, за бутылку шампанского по два рубля! Фунт кофе стоил в лавках сорок копеек, фунт сахара полтина медью. Обыкновенное хорошее столовое вино продавали по сорока копеек и по полтине. Французских и английских товаров была бездна, и они продавались втрое дешевле, чем ныне продаются московские кустарные произведения с казовым концом, т. е. напоказ плохое, а внутри вовсе негодное.

Адмиралтейство, 1806 год

Андреян Захаров, Павел Свиньин

После дворцового переворота 1801 года город начал стремительно строиться. Среди первых новых зданий оказалось Адмиралтейство, проект перестройки которого предложил выдающийся русский архитектор А. Д. Захаров.

На месте строительства находилось старое здание, «однообразное и беспорядочное» (по выражению историка архитектуры Н. Е. Лансере), единственными достоинствами которого являлись главный въезд и башня, построенные И. К. Коробовым. По преданию, это здание, одно из немногих в Петербурге, привлекло внимание императора Павла, который будто бы распорядился его «немедленно исправить». Современное, столь хорошо знакомое всем здание с «адмиралтейскою иглой» появилось уже в годы правления Александра.

Первоначально проект нового Адмиралтейства составлял Ч. Камерон, с 1805 года над ним стал работать А. Д. Захаров; год спустя император утвердил захаровский проект, и строительство началось.

О том, каким видел новое Адмиралтейство архитектор, читаем в записке, поданной им адмиралу П. В. Чичагову.

Составляя сей проект, первым правилом поставлял соблюсти сколь возможно выгоды казны, что и побудило меня старые стены и фундаменты не расстраивать ломкой, почему и прибавлено голых стен весьма мало. <...>

1-е. Ворота под спицей подняты выше, для укрепления стен оных прибавлен фундамент, дабы укрепление под спицей было тверже через соединение новых стен со старыми. Спица самая <...> удержит настоящую свою фигуру, но фонарь, равно как и все прочие строения, находящиеся ниже спицы, получат совсем другой вид. Церковь останется на прежнем месте. 2-е. По обеим сторонам главных ворот под спицей сделаны большие лестницы, ведущие в общий внутренний коридор, в арсеналы для хранения адмиралтейских сокровищ, моделей и редкостей. За сими лестницами по сторонам помещены две гауптвахты... 3-е. По концам главного фасада к императорскому дворцу и к монументу Петра Первого сделаны большие выступы в три этажа с подъездами и большими парадными лестницами в средний этаж. Первый корпус, что к императорскому дворцу, определяется для присутствия адмиралтейского департамента с его библиотекой, музеумом и прочими к нему принадлежностями; второй, что к монументу Петра, для присутствия Адмиралтейств-коллегии с прочими ее отделениями. 4-е. На Неву по обоим сего здания концам шлюпочные сараи соединены с наружными флигелями через продолжение оных до берега в один корпус, в середине коего сделаны над внутренним каналом большие ворота для впуска барок... 5-е. Весь нижний этаж под всем зданием и в некоторых местах на среднем этаже займут кладовые; в нижнем этаже корпуса к монументу сделана большая кузница. Все сии комнаты, магазины и кладовые для безопасности от огня будут со сводами.

Строительство растянулось на несколько лет; сам А. Д. Захаров скончался в 1811 году, и работы продолжил архитектор А. Г. Бежанов. В 1812 году в связи с крупными военными расходами строительство приостановили и возобновили лишь два года спустя. Окончательный вид фасад Адмиралтейства приобрел в 1816 году.

Об Адмиралтействе Захарова оставил воспоминания статский советник П. П. Свиньин, известный коллекционер, издатель «Отечественных записок» и автор книги «Достопамятности Санкт-Петербурга и его окрестностей».

Санкт-Петербургское Адмиралтейство есть памятник попечений Петра Великого о заведении в России кораблестроения. Сие обширное здание, распростирающееся по левому берегу Невы, здание, где почти пред самыми окнами императорского дворца сооружаются огромные корабли, нередкие вестники славы оружия и ученых изысканий наших на всех концах Вселенной: сие важное и полезное здание принадлежит ныне к числу главных украшений столицы и весьма справедливо может быть названо исполинским свидетелем новейших успехов русского зодчества, ибо в счастливое царствование Александра I превосходно перестроил Адмиралтейство, по особенному плану, русский архитектор Захаров. <...>

Для яснейшего понятия о всех строениях, принадлежавших во времена Петровы к Адмиралтейству, мы обратим взор на тогдашние окрестности сего здания: по левую оного сторону, против нынешних боковых его ворот, находились деревянные палаты, в которых до некоторого времени помещалась Адмиралтейств-коллегия; невдалеке от них были построены: смольная, паровая и магазины: смольный и угольный; близ берега реки стоял мокрый док; на нынешнем месте Сената во многих мазанках жили корабельные мастера и адмиралтейские чиновники; за сими мазанками возвышался огромный прядильный или канатный завод и различные мастерские (как то: парусная, трубная, фитильная, смольная), баня, кузницы и сараи для весельных работ, для хранения пеньки и леса: все сии строения были обведены каналами, как для удобного сообщения и подвоза тяжестей, так и для безопасности от пожара; за ними находились Галерный двор, где строились галеры, Голландия, где сберегались дубовый и прочие леса, провиантские магазины, сухарный завод и мясо-сольня; позади их – торговые бани и каторжный двор, и проч. По правую сторону Адмиралтейства, там, где ныне Зимний дворец, был дом генерал-адмирала Апраксина; пред ним морской рынок, а после – дом Кикина, в котором, в последствии времени, помещалась Морская Академия, где воспитывались дворянские дети для морской службы. Пред главным фронтоном сего здания, на лугу, стоял чертежный анбар; в двух Морских улицах находились домы флотских чиновников; тут же, близ подъемного через канал моста, существовала морская аптека, а близ Синего моста был полковой адмиралтейский двор; у церкви Казанской Божией Матери в казармах жили адмиралтейские плотники; невдалеке стоял лазарет и монетный – после мытный, а потом гостиный – двор. Таким образом, все пространство между Невой и Фонтанкою было занято строениями, принадлежавшими Адмиралтейству, по сей причине его называли Адмиралтейским островом. <...>