Лучший день в жизни - Даниэла Стил

Коко считала его настрой слишком оптимистичным, но спорить не стала. Вечером, когда она думала о Лесли, снова позвонила мать. Первым побуждением Коко было не отвечать на звонок, но она передумала. Мать сообщила, что какая-то журналистка звонила ей и выспрашивала, где живет ее дочь. Коко задумалась: не та ли это журналистка, которая устроила ей допрос в доме продюсера? По словам Лесли, в одной из газет упомянули об этом.

Мать велела своему секретарю сообщить, что Коко живет в Европе, а в Лос-Анджелес приезжала только на несколько дней.

– Правильно, мама. Спасибо тебе. – Коко испытала прилив благодарности к матери, хоть та и не верила в серьезность намерений Лесли.

– На какое-то время мы собьем их со следа. Когда ты снова встречаешься с ним? – В голосе матери послышалось любопытство.

– В эти выходные. В Болинасе. А в следующий понедельник он уезжает сниматься в Венецию на месяц или на два.

– Вот тогда-то между вами все и кончится: сама посуди, вокруг него одни звезды, а ты за шесть тысяч километров. Голливудские романы в таких условиях не выживают. В разлуке любой потянется к тому, кто находится рядом, а не к тому, кто остался дома, вроде как в круизе.

– Ну, спасибо, утешила, – проворчала Коко. Только таких объяснений ей и не хватало.

– Если хочешь встречаться с таким человеком, как он, будь реалисткой. – Коко хотелось поинтересоваться, насколько реалистично оценивала свои шансы сама мать, встречаясь с молодым мужчиной, но она удержалась. Уважение Коко к матери всегда превосходило уважение Флоренс к дочери. – Кто с ним снимается? – продолжала расспросы мать.

Коко перечислила имена партнеров Лесли, в том числе и Мэдисон Олбрайт.

– К ней-то он и уйдет, – подхватила мать. – Перед такой красоткой ни один мужчина не устоит.

– Большое спасибо, мама. – На Коко вновь накатила тоска. Она еще раз поблагодарила мать за то, что та сумела сбить со следа прессу, и закончила разговор. Несколько часов она провалялась в постели без сна, думая о том, что услышала за сегодняшний день. К утру мысли о партнерше Лесли вконец замучили Коко. Признаться в этом самому Лесли она не решилась, но за неделю совсем извелась. В разговорах с ним Коко ни разу даже не упомянула имени Мэдисон. В пятницу вечером, когда Лесли вошел в дом, Коко понадобились все силы, чтобы не разразиться слезами. Он открыл дверь своими ключами и нашел Коко в ванне, с мокрыми волосами и чалмой из полотенца на голове. Едва взглянув на нее, Лесли расцвел широкой улыбкой, мгновенно разделся, влез в ванну, и Коко усмехнулась.

– Вот это настоящее возвращение домой, это я понимаю! – с удовольствием воскликнул он, целуя Коко. Они предались любви прямо в ванне. Несмотря на опасения предыдущей недели, ночь прошла идеально, словно и не было расставания. Все шло так, как и должно было быть. На следующее утро они увезли собак в Болинас. Погода не подвела: как обычно в сентябре, началась жара, температура поднялась чуть ли не выше, чем летом, ночи были теплы и благоуханны. Коко и Лесли казалось, что за время разлуки их любовь только окрепла. Лесли ничем не показывал, что ему интересна Мэдисон Олбрайт, но ведь он был еще дома, а не в Венеции. На время тревога Коко утихла. Лежа в объятиях Лесли на террасе и глядя в звездное небо, она ни на минуту не сомневалась, что он любит ее. Он повторял это вновь и вновь, и Коко верила его словам. У нее просто не было причин им не верить. Он опять умолял ее приехать в Венецию, и Коко твердо обещала.

Лесли привез с собой все вырезки из газет, где упоминались они с Коко. К статьям прилагались снимки, не оставляющие сомнения, что папарацци идут по горячему следу.

Об этом Лесли и Коко разговорились за завтраком в воскресенье утром.

– Мы же знали, что рано или поздно это произойдет, – философским тоном напомнил Лесли. – Любое новое лицо возбуждает их любопытство. Им просто больше нечем заняться, только выискивать сплетни и пикантные сюжеты.

– Во мне нет ничего пикантного, – возразила Коко, снова пересматривая вырезки из газет и прихлебывая чай. – Погоди, то ли еще будет, когда кто-нибудь пронюхает, что я выгуливаю чужих собак! В эту информацию они вцепятся мертвой хваткой.

Пока что папарацци разузнали только, кто мать Коко, и это лишь распалило их. Коко уже сообщила Лесли, что они звонили ее матери.

– Поверь, пикантности в тебе хоть отбавляй! – заявил Лесли, потянулся к ней и поцеловал. – Как думаешь, что скажет Джейн, если ей позвонят?

– Что я хиппи, чудачка, полное ничтожество или еще что-нибудь столь же лестное, – печально отозвалась Коко.

– Пусть только попробует, и я ее придушу! – разъярился Лесли. – Знаешь, по-моему, в ней просто взыграла зависть, – успокоившись, задумчиво продолжал он, поглядывая то на океан, то на Коко. – Мне кажется, ее просто бесит, что ты красива, занимаешься тем, чем хочешь, и всегда была и будешь на одиннадцать лет моложе. Для самовлюбленной Джейн это страшное оскорбление. Возможно, она ревновала тебя с самого рождения, просто ты этого не замечала. И думаю, твое отчисление из школы права или переезд в Болинас здесь ни при чем. Для Джейн это лишь повод. Короче говоря, она злится на тебя за все, что у тебя есть, а у нее нет, начиная с молодости. Ты добра, отзывчива, ласкова, внимательна к людям. Тебя любят окружающие. А из Джейн можно делать гвозди, и будь она другой, она не добилась бы всего, что имеет сейчас. Вся душевность и чувство сострадания в этой паре достались не Джейн, а Лиз. Без нее Джейн невыносима. У Лиз гораздо больше друзей и близких, и ты ее тоже любишь. Должно быть, Джейн больно видеть это. Вдобавок она была единственным обожаемым ребенком – до тех пор, пока не появилась ты и не испортила ей жизнь. Что бы там она ни говорила, в чем бы ни обвиняла тебя, в глубине души она по-прежнему не может простить тебе то, что ты появилась на свет. Она вечно будет стремиться унизить тебя и обращаться с тобой как с пятилетней.

Слушая Лесли, Коко впервые поняла, что сестра была нетерпима к ней с самого детства. Теория Лесли многое объясняла.

– Хуже всего то, что в ее присутствии я действительно веду себя как пятилетняя девчонка. Когда я была ребенком, боялась ее до смерти. Она вечно грозилась, что нажалуется на меня маме или отцу, постоянно помыкала мной. И так продолжается до сих пор. – Коко снова вздохнула. – А я не сопротивляюсь. Я просто не понимаю, почему она злится. Ведь она и так всегда была маминой любимицей, и папа боготворил ее, особенно с тех пор, как она занялась продюсированием фильмов. Он пришел в восторг, узнав, что Джейн поступила в киношколу Калифорнийского университета. Мое поступление в Принстон он воспринял почти равнодушно: с его точки зрения, никакая это не заслуга. Я искупила вину, поступив в школу права в Стэнфорде, хотя меня туда и не тянуло. Я просто хотела порадовать его, а потом возненавидела учебу и все с ней связанное. В том, что я вылетела из школы, виновата я одна. На самом деле мне хотелось получить степень магистра истории искусств и устроиться на работу в музей. Но папа сказал, что никакого толку от этого не будет, в музее денег не заработаешь и вообще это чушь.