Вечная Вдова - Андрей Завадский

Стражник, дьорвикский наемник, коротко кивнул, прижав руку к кирасе напротив сердца. Этого было достаточно, чтобы король, еще раз окинув воина гневным взглядом, двинулся по погруженному в полумрак коридору.

А Эйтор, отчетливо слышавший гневные речи короля, уединившись в своих покоях, намного менее роскошных, нежели у принца, тем временем погрузился в раздумья. А подумать было о чем. Племянник короля, взятый им на воспитание после того, как отче его, двоюродный брат Хальвина, погиб в бою, он всю свою сознательную жизнь находился в сердце власти, зная, что власть эта никогда не достанется ему. Эрвин должен был наследовать престол, ибо он был сыном нынешнего государя, Эйтору же, ни в чем не уступавшему названному брату, не было смысла даже и мечтать о том, чтобы когда-либо усесться на трон, возложив на чело золотой королевский венец.

А власть манила, зачаровывала, как огонек свечи околдовывает своим трепетанием мотыльков, бросающихся в пламя, чтобы на мгновение самим стать огнем. И долгими ночами Эйтор, мучимый бессонницей, мечтал о том, чтобы самому стать королем. Он был ничем не хуже Эрвина, столь же ловкий в поединке, хоть на клинках, хоть на топорах, хоть на кулаках. Он держался в седле, как кочевник из закатных степей, и стрелял из лука столь же метко, как те наемники из Дьорвика, что сослужили в королевском войске. И он был более прилежен в изучении наук, которые одинаково преподавали наследнику и его брату убеленные мудрецы. У Эйтора было все, что могло сделать его проницательным, справедливым и мудрым владыкой, кроме крови правящей династии.

Но не зря он уделял немало времени чтению древних манускриптов, из которых узнал о том, как жили люди в прежние времена, каким законам они подчинялись. Мудрость древних могла помочь ему побороть тот единственный недостаток, который, тем не менее, никогда не позволил бы Эйтору оказаться на троне Альфиона.

Решительно поднявшись на ноги, Эйтор двинулся по полутемным коридорам, почти пустынным, если не считать немногочисленных постов королевских гвардейцев. Наемники из дальних краев, они были более верны государю, чем большинство альфионских лордов, ибо являлись чужаками здесь. Кроме того, король щедро оделял этих воинов золотом, тем еще больше покупая их преданностью.

Извивавшиеся гулкие коридоры, озаренные масляными светильниками, развешанными кое-где на стенах, привели Эйтора к дверям покоев наследника престола. Но переступить порог оказалось не так просто.

  - Простите, милорд, но вам нельзя дальше, - бесстрастно произнес облаченный в кирасу и шлем-салад с удлиненным забралом, полностью открывавший лицо, дьорвиский наемник, сжимавший короткую глефу. - Приказ государя!

Стражник был не один. Прислонившись к тяжелой двери, еще один воин, такой же наемник, внимательно наблюдал за незваным гостем, словно ожидая, что Эйтор сейчас силой попытается освободить пребывавшего в заточении принца.

  - Мне кажется, - холодно произнес в ответ Эйтор, - Его величество велел вам не выпускать никуда принца, но ни слова не сказал о том, чтобы к нему не пропускать кого-либо. Не смей заслонять мне путь!

Гвардеец, подумав мгновение, отступил в сторону, без лишних слов пропуская вперед королевского племянника. Действительно, государь ничего не сказал по поводу посетителей, а уж спутать на выходе принца и Эйтора было невозможно. Да и ссориться с названным братом наследника тоже не стоило.

Принц, дабы скоротать время, развлекавшийся чтением старинной баллады, столь увлекся, что не сразу обратил внимание на явившегося к нему гостя. Наконец, то ли расслышав сдержанное дыхание, то ли почувствовав взгляд в спину, Эрвин обернулся, издав удивленный возглас.

  - Эйтор, - принц вскочил, подойдя к названному брату. - Что ты здесь делаешь? Тебе удалось пройти мимо стражи?

  - Страже приказано не выпускать тебя, брат, но никто не запрещал им пропускать в твои покои кого бы то ни было, - помотал головой Эйор. - Но боюсь, тебе придется выйти отсюда, если любовь твоя к той крестьянке действительно так сильна, как ты говоришь.

  - Что ты сказал, - принц, охваченный внезапным возбуждением, едва не схватил Эйтора за грудки, с трудом удержавшись от такой неподобающей наследнику грубости в последнее мгновение. - У тебя есть какие-то вести от Ильмы? Говори же скорее, не медли, брат!

Эйтор не без труда сдержал довольную улыбку. Влюбленный глупец, вот кто стоял перед ним, дрожа от возбуждения, но вовсе не будущий король, правитель целой державы. И, как всякий, одержимый страстью, он не всегда отдавал себе отчет в том, что говорил и делал. А это было непростительно для наследника престола, и ныне Эрвин должен был поплатиться за свое легкомыслие. В прочем, Эйтор сдержал себя, не позволив радости и предвкушению собственной победы стать слишком явными. Время для его триумфа еще не настало.

А Эрвин и не мог бы заметить в этот миг мелькнувшее во взгляде своего названного брата торжество, ибо перед глазами его возник образом той, кто была для молодого принца всем, и кому сейчас, возможно, грозила опасность. И чтобы помочь той единственной, кому наследник престола отдал свое сердце, сейчас Эрвин был готов нарушить все запреты.

В мире, где любовь уступила место животной страсти или, напротив, холодному, нечеловеческому расчету, все же оставалось место чудесам. И наследник королевского престола Альфиона, юный принц, уже заставлявший восторженно вздыхать многих великовозрастных девиц, а также их матерей, мечтавших о такой превосходной партии для своих чад, сам попал в чудо, в волшебную сказку, за что не переставал благодарить всех светлых богов.

Мог ли наследник, охотившийся в лесах близь Фальхейна вместе со своими приятелями предполагать, что однажды, отбившись от товарищей во время погони за раненым вепрем, он встретит свою любовь, ту, которая сразит молодого принца с первого взгляда, вытеснив из его сердца, из его помыслов всех прочих красавиц, безуспешно добивавшихся благосклонности Эрвина не первый год? Потеряв след, отстав от погони, гнавшей уже получившего смертельную рану матерого секача, Эрвин не успел понять, что произошло, когда вепрь, от боли и предчувствия смерти пришедший в совершеннейшую ярость, набросился на него, в мгновение ока прикончив коня.

Юноша чудом остался жив и вступил в поединок с могучим зверем, не рассчитывая на помощь, но полагаясь лишь на собственные силы. И он смог свалить вепря, но и сам получил тяжелую рану. Принц погрузился в беспамятство, а когда вновь пришел в себя, первым, что он увидел, было обрамленное золотыми кудрями прекрасное юное лицо, на котором застыла печать тревоги.