История второй русской революции - Павел Милюков

Однако же большевики, подсчитав свои силы, которые, конечно, им были лучше известны, чем их противникам, в последнюю минуту решили подчиниться решению съезда и отложить демонстрацию. В 3¼ часа ночи Центральный комитет социал-демократической партии решил выпустить воззвание об отмене. Однако же до 4 часов утра газета «Правда» успела напечатать и разослать значительное количество воззваний с первоначальным призывом, который также остался нетронутым в «Солдатской правде». Затем, однако, призыв к демонстрации был вынут из набора, и «Правда» появилась утром 10 июня с белыми листами и с воззванием ЦК об отмене демонстрации. Воззвания съезда «Правда», однако, не поместила.

На что надеялись большевики, видно из их призыва, помещенного в первом издании «Правды». В выступлении должны были принять участие до 17 воинских частей Петроградского гарнизона, в том числе первый пулеметный полк, Павловский, Гренадерский, Саперный, Измайловский, Семеновский, Егерский и другие. Лозунгами выступления были намечены: «Долой царскую Думу», «Долой Государственный совет», «Долой десять министров-капиталистов», «Вся власть всероссийскому Совету депутатов», «Пересмотреть декларацию прав солдата», «Отменить приказы против солдат и матросов», «Долой анархию в промышленности и локаутчиков-капиталистов», «Пора кончить войну», «Пусть Совет депутатов объявляет справедливые условия мира», «Ни сепаратного мира с Вильгельмом, ни тайных договоров с французскими и английскими капиталистами», «Хлеба, мира, свободы».

Только после формальной отмены большевиками демонстрации, предполагавшейся в 2 часа пополудни, в настроении рабочих кварталов произошел некоторый перелом. Значительная часть воинских частей уже раньше решила не выступать. Сторонники выступления, более или менее нехотя, подчинились решению Центрального комитета социал-демократической партии. Наступило временное успокоение.

Съезд идет на уступки. Съезд Советов и исполнительный комитет после собранных их членами личных впечатлений, однако, вполне отдавали себе отчет, с каким трудом достигнута эта победа. Съезд чувствовал, что почва ускользает у него из-под ног и что, если так пойдет дальше, реальная сила в столице скоро будет не на его стороне. И под влиянием создавшегося таким образом настроения съезд резко качнулся влево.

Уже накануне предполагавшейся демонстрации съезд пошел навстречу одному из лозунгов, выставленных большевиками. Частные совещания членов Государственной думы, в которых обсуждалось политическое положение, обратили на себя внимание ленинцев. Они потребовали формального упразднения Государственного совета и Государственной думы. Ввиду роли, сыгранной комитетом членов Государственной думы в первые дни революции, умеренным течениям социализма было неловко пойти навстречу этому требованию. Назначенные Временным комитетом министры, за исключением Гучкова, Милюкова и Коновалова, еще сидели в составе кабинета. Связь с «буржуазией» считалась необходимой, чтобы не «сузить социального базиса революции». Даже по теории Церетели, «отход» буржуазии от «революционной демократии» полностью еще не совершился. Враги у этой части «буржуазии» и у умеренного социалистического большинства съезда оказались общие: и это была не мнимая (для того времени) «контрреволюция», а революционные эксцессы слева. В борьбе против них умеренный социализм, как мы видели, уже стал на точку зрения радикальной «буржуазии». Однако именно это обстоятельство, как выяснили теперь члены съезда в рабочих кварталах, и оттолкнуло от них рабочие массы. Надо было отгородиться от «буржуев», чтобы рабочие не считали их «продавшимися капиталистам». Государственная дума была самой удобной очистительной жертвой. Правда, В. Чернов находил, что формально уничтожить Думу — значит «убить покойника». Но Луначарский возражал, что в таком случае «сражаться за труп покойницы» можно только для отвода глаз. Сама Дума, за исключением, может быть, своего председателя и немногих членов, не вела своих полномочий от избрания 1912 г., а только от своей роли во время революции и не думала собираться как учреждение. В этом и найден был исход, когда съезд решил пожертвовать Думой. Резолюция большинства не упраздняла Думу, а просто констатировала факт, что старые законодательные учреждения как органы государственной власти уже упразднены революцией вместе со всем уничтоженным революцией старым режимом. Из этого съезд делал вывод, что звание «членов Думы» теперь утрачено личным составом, что содержание им должно быть прекращено и что выступления «бывших» членов Думы являются просто «выступлениями частной группы граждан свободной России, никакими полномочиями не облеченных». В дни, когда власть себе присваивали всевозможные самочинные учреждения, эти выводы не казались вполне верными и справедливыми. И Керенский, и даже Церетели признавали в эти дни, что Временный комитет Думы является источником власти «буржуазных» министров. Но они знали, что с этой тенью прав им не придется вести такой реальной борьбы, как со всевозможными самочинными комитетами нового происхождения. И жертва, требуемая обстоятельствами, была принесена.

На другой день после предполагавшейся демонстрации съезд сделал и другую уступку, практически более важную. Запретив одну демонстрацию, он сам решил устроить другую.

Мысль об этой уступке, очевидно, зародилась в те тревожные часы ночи на 10 июня, когда Чхеидзе предупреждал членов съезда, что надо быть готовым ко всяким «внезапностям», и советовал не покидать помещения Таврического дворца. На утреннем заседании 11 июня это настроение вылилось в форму определенного предложения, внесенного президиумом съезда: устроить в одно из ближайших воскресений мирную «манифестацию революционной России» в Петрограде и других городах. Целью манифестации должно было быть объединение всего рабочего населения, демократии и армии вокруг Советов, борьба за всеобщий мир без аннексий и контрибуций на основах самоопределения народов и скорейший созыв Учредительного собрания.

Когда 11 июня «Рабочая газета» сообщила, что петроградские меньшевики решили устроить в «ближайшем будущем массовое политическое выступление пролетариата для организованного протеста против поднимавшей голову контрреволюции и политики авантюристического затягивания войны», то сама «Рабочая газета» выразила недоумение по поводу такого козыря, выброшенного ленинцами. На заседании 14 июня это предположение превратилось в действительность, причем большевики, демонстративно ушедшие из заседания при обсуждении и принятии съездом резолюции, осуждающей демонстрацию 10 июня, вновь вернулись, приняли участие в обсуждении демонстрации 18 июня и заявили, что они будут в ней участвовать под своими лозунгами, которые тут же перечислили[12]. «Правда» повторила это заявление в еще более определенной форме: «Мы пойдем на демонстрацию 18-го числа для того, чтобы бороться за те цели, за которые мы хотели демонстрировать 10-го числа». Для еще большей наглядности «Правда» напечатала тот самый призыв к низвержению «десяти министров-капиталистов» и т. д., который она должна была выбросить из номера 10 июня. Газета констатировала, что впечатления делегатов в рабочих кварталах и в полках «подействовали на них освежающе после потока кадетских речей, услышанных ими на съезде», и Церетели в 24 часа переменил свою тактику. «Известия» подтверждали догадку «Правды», найдя теперь, что общий враг — не ленинцы, а «контрреволюционеры». «Дело народа», «Новая жизнь» тянули ту же песню о необходимости «сурового предостережения» по адресу «контрреволюции».

Одновременно с этим на даче Дурново уже была начата или, точнее, продолжалась подпольная работа для подготовки нового выступления. 12 июня в рабочих кварталах была распространена повестка «революционного комитета», организовавшегося в этом гнезде анархистов; рабочие делегаты приглашались на «экстренное заседание чрезвычайной важности». «Правда» напечатала 14 июня заявление Петербургского комитета социал-демократической партии, призыв центрального совета фабрично-заводских организаций и статью Сталина, в которых большевики отмежевывались от работы «революционного комитета», требовали выхода из него членов-большевиков и непризнания его рабочими организациями. Но, перепечатывая призыв 10 июня, «Правда» в то же время определенно становилась на сторону тактики, усвоенной обитателями дачи Дурново.

По сведениям, сообщенным Либером в заседании съезда 14 июня, во главе организации, совещавшейся в количестве 94 на даче Дурново, стоял «никому неведомый вождь большевиков и анархистов», подполковник Гаврилов. Либер намекал, что под флагом крайних левых течений здесь ведется ультраправая «контрреволюционная работа».