Неугомонная - Уильям Бойд

Мужчина махнул рукой привратнику. Тот оторвал глаза от газеты, мельком взглянув на живо разговаривавшую троицу, после чего вновь углубился в чтение. Выяснилось, что пара не знала сестер Вайс, но Ева доехала со своими новыми друзьями до десятого этажа — на котором они вышли, затем сама нажала кнопку тринадцатого, чтобы спуститься по пожарной лестнице на двенадцатый, где жил Моррис.

Она увидела у двери его квартиры двух полицейских и Ангуса Вульфа. «Ангус Вульф? Откуда он здесь взялся?» — подумала Ева. Ее затошнило, когда она поняла, что Моррис, должно быть, мертв.

— Ангус, — позвала она тихо, идя по коридору к нему, — что случилось?

Ангус знаком показал полицейским, что ее можно пропустить, и быстро качнулся в ее сторону на своих клюшках.

— Тебе лучше уйти отсюда, — сказал он. Лицо у него было бледным. — Здесь «синяя система».

«Синяя система» была самым худшим из всего, что только можно себе представить.

— Где Моррис? — спросила Ева, стараясь не опускать голову, стараясь казаться по-обычному спокойной, заранее зная ответ.

— Моррис мертв, — ответил Ангус. — Он покончил с собой.

Ева заметила, что Ангус испуган и расстроен: она вспомнила, как долго они с Моррисом работали вместе, дружили еще задолго до того, как она прибыла в СБД.

У Евы пересохло во рту так, словно слюну втянуло в какую-то воронку.

— О Господи, — только и сказала она.

— Тебе лучше уйти, Ив, — повторил Ангус. — Здесь отовсюду воняет дерьмом.

И тут из квартиры Морриса вышел Ромер, чтобы переговорить с полицейскими. Он повернулся, посмотрел в проход, увидел Еву и сразу подошел к ней.

— А ты что здесь делаешь?

— Мы договаривались с Моррисом пойти сегодня куда-нибудь выпить, — ответила она. — Он опаздывал, поэтому я решила зайти.

Лицо Ромера было почти лишено движения, как будто он все еще осознавал и просчитывал факт присутствия Евы.

— Что произошло? — спросила она.

— Таблетки и виски. Двери закрыты, окна закрыты. Записка, лишенная смысла. Что-то о каком-то мальчике.

— Почему? — спросила Ева, не думая, спонтанно.

— Кто знает? Насколько хорошо мы знаем кого-нибудь?

Ромер повернулся к Ангусу.

— Позвони снова в главную контору. Нужно доложить кому-нибудь из начальства.

Ангус захромал к телефону, а Ромер повернулся к ней. Каким-то образом Ева почувствовала, что все его внимание сейчас сосредоточено на ней.

— Как ты сюда попала? — спросил он недружелюбно. — Почему не позвонил привратник?

Ева поняла, что совершила ошибку: она должна была обратиться к привратнику, а не прибегать к своей маленькой уловке. В этом не было бы ничего подозрительного: обычное невинное действие, которое совершает один друг, если второй опаздывает к месту встречи.

— Он был занят. Я просто поднялась.

— Или, может быть, ты искала Элизабет Уэсли?

— Кого?

Ромер усмехнулся. Ева понимала, что он очень умен — к тому же, он знал ее слишком хорошо.

Ромер смотрел на нее, взгляд его был холодным.

— Никогда не нужно недооценивать удивительную находчивость нашей мисс Далтон, а?

И тут Ева все поняла.

У нее зазвенело в ушах: знакомый звук, истерически предупреждавший об опасности. Она положила свою ладонь на его руку и тихо сказала:

— Лукас, давай увидимся вечером, мне хочется быть рядом с тобой.

Это было все, что она смогла сделать, что подсказал ей инстинкт. Ей нужно было выиграть всего несколько секунд, прежде чем он обо всем догадается.

Ромер посмотрел через плечо на полицейских.

— Это невозможно, — сказал он. — Не сегодня.

За эти секунды Ева успела подумать: «Он знает, что мы с Моррисом разговаривали. Он знает, что Моррис сообщил мне что-то, поэтому я и проникла тайком в это здание. Он считает, что мне известно что-то важное, и хочет определить, насколько я опасна».

Ева заметила, как изменилось выражение лица Ромера, когда он вновь повернулся к ней. Она почти слышала, как работают два мозга — его и ее — бешено, на больших оборотах. Две турбины, вращающиеся в противоположных направлениях.

— Прошу тебя, Лукас, — взмолилась она. — Мне плохо без тебя.

Ева надеялась, что этот проникнутый любовью призыв мог отвлечь его. «Ведь мы занимались любовью всего сутки назад — пусть это отвлечет его хотя бы на пять минут».

— Посмотрим, как получится, — сказал Ромер. Он взял ее руку, тихо пожал и отпустил. — Стефенсон хочет с тобой встретиться. Кажется, Рузвельт собирается упомянуть твою карту в своей речи на следующей неделе — десятого. Стефенсон хочет поздравить тебя лично.

«Это настолько надуманно, что почти похоже на правду», — решила Ева.

— Стефенсон хочет меня видеть? — еле слышно повторила она. Это казалось невероятным. Уильям Стефенсон возглавлял БЦКБ: это было целиком его детище, вплоть до каждого винтика, до каждой мелкой детали.

— Ты теперь у нас звезда, — сказал Ромер неискренне и посмотрел на часы. — Дай я сперва разберусь в этом беспорядке. Я заеду за тобой в десять. — Он улыбнулся. — И не рассказывай Сильвии. Хорошо?

— Увидимся в десять, — кивнула она. — А потом, может быть, мы сможем…

— Я придумаю что-нибудь. Послушай, иди, пока один из этих полицейских не записал твое имя.

Он повернулся и направился к полицейским.

Уже спускаясь в лифте, Ева начала подсчитывать. Она посмотрела на часы: восемь сорок пять. Ромер будет ждать ее у дома в десять. Если она не выйдет в пять минут одиннадцатого, он поймет, что она сбежала. У нее остался всего лишь час на то, чтобы исчезнуть.

Ева решила, что времени на то, чтобы заходить в квартиру, у нее не осталось — все надо бросить, сейчас следовало думать о безопасности и возможности побега. Ожидая поезд в метро, Ева проверила содержимое сумочки: паспорт на имя Ив Далтон, около тридцати долларов, пачка сигарет, губная помада, компактная пудра. «Достаточно ли этого, — с печальной улыбкой спросила она себя, — чтобы начать новую жизнь?»

В поезде, шедшем в Бруклин, она снова и снова вспоминала подробности встречи с Ромером и медленно, методично обдумывала все возможные выводы. Почему она вдруг так неожиданно уверилась в том, что за событиями в Лас-Крусисе и смертью Морриса Деверо каким-то образом стоял Ромер? Может быть, она ошибается?.. Может быть, это Ангус Вульф? Может быть, Моррис вел тщательно разработанную игру, дабы спровоцировать ее на преступление, и ради этого разыгрывал из себя невинность? Но Ева понимала, что Моррис не совершал самоубийство: нельзя договориться о необычайно важной встрече, а затем вдруг свести счеты с жизнью. Хотя она все же вынуждена была признать: Ромер ничем себя не выдал. Так откуда же такая непоколебимая уверенность? Почему она чувствует, что ей нужно бежать сейчас, немедленно, будто от этого зависит ее жизнь? Еве стало жутко, и у нее по телу пошли мурашки: а ведь и правда, жизнь действительно зависела от этого, она отчетливо все понимала. Для Морриса главным индикатором, ключевым моментом, стало то, что Ева не отдала карту Раулю. Почему она не отдала эту карту Раулю? Потому что посмотрела на нее и обнаружила, что карта была очень низкого качества. Кто приказывал ей проверять «товар»? Никто.

Ева услышала голос Ромера, голос своего возлюбленного так отчетливо, как будто он стоял рядом с ней: «Никогда не нужно недооценивать удивительную находчивость нашей мисс Далтон, а?»

И тут только до нее все дошло окончательно. Ева наконец поняла, что удалось разглядеть Моррису. Она не могла видеть всю картину, не могла понять, каким образом планировалось завершить игру, но она поняла из разговора с Ромером у квартиры бедного погибшего Морриса, что Лукас, посылая ее на задание в Лас-Крусис, точно знал одно: Ева не передаст «товар», не проверив его. Он знал ее, он был абсолютно уверен в том, что она сделает в этой ситуации. У Евы зарделись щеки от стыда, когда она поняла, насколько легко ее можно было «просчитать», насколько точно ее можно было запрограммировать и поставить в соответствующее место плана. «Но почему я стыжусь?» — размышляла она, слегка сердясь на себя. Ромер знал, что Ева никогда не станет курьером, который автоматически будет выполнять только то, что ему приказано заранее — именно поэтому он и выдвинул ее кандидатуру для этого задания. В Пренсло было то же самое — она вела себя инициативно, принимала решения сообразно ситуации, правильно оценивала обстановку. Как и в случае с Мэйсоном Хардингом. У нее в голове все завертелось: до этого Лукас как бы испытывал ее, оценивал, как она вела себя в различных обстоятельствах. И не пустил ли Ромер сам за ней ищеек из ФБР, будучи уверен, что Ева уйдет от них — чтобы подобным образом зародить в ней подозрения? Она почувствовала, что ее переиграли так, будто она сидела за шахматной доской с гроссмейстером, который всегда просчитывает на десять, двадцать, тридцать ходов вперед. Но для чего Лукасу Ромеру было нужно, чтобы она умерла?