Том 16. Статьи. Рецензии. Заметки 1881-1902 - Антон Чехов

Отчет за 1879 год занимает несколько писанных страниц, прочитанных в годичном заседании Общества и в свое время напечатанных в газетах. Он начинается с указания на недостатки отчетов европейских зоологических садов, в которых-де излагается дело со всею краткостью и без всяких сообщений о своей будничной жизни. «Не раз, — с важностью заявляет отчет, — приходилось нам слыхать такие объяснения по этому предмету: число лиц, входящих в состав администрации сада, не велико; им некогда обработывать тот обширный материал, который накопляется каждый год, передавать же в сыром виде — не стоит»… Казалось бы, что нам, новичкам в деле всякого рода ученых предприятий, следовало бы скромно потупиться и воспользоваться указаниями опытных людей и во всяком случае не задирать вверх носа. Но автор отчета иначе смотрит на дело и заявляет публично, что он недоволен заграничными порядками. Пусть за границей дело ведется дурно, но вы-то что сделали, позвольте вас спросить? Вы в своей московской лаборатории ровно ничего не сделали даже в смысле собрания сырого материала. Да это и понятно: во второй год существования лаборатория имела опять-таки только одного лаборанта-студента, недостаточно подготовленного и занятого своими лекциями, работавшего, вероятно, зубами и пальцами, так как инструментов не было; не было и книг. Из общего числа доставленных в течение года в лабораторию зверей и птиц не было вскрыто 23 млекопитающих и 109 птиц. Отчет объясняет это таким образом: «В апреле и мае чувствовался большой недостаток в руках, так как и лица, входящие в состав лаборатории, и те лица, которые могли бы оказать помощь, были обременены другими занятиями»; в июне и июле, вследствие стесненных материальных средств, чувствовался недостаток спирта; в августе же это последнее обстоятельство осложнилось еще тем, что «пало несколько ценных животных…» и т. д. А далее речь идет о значительном недостатке в пособиях, книгах и инструментах — все та же песня.

Отчет за 1880 год краток. О заграничных беспорядках уже нет разговора. Заключается отчет в том, что, по заявлению секретаря на годичном собрании Общества, лаборатория вообще составляла коллекцию органов животных и определяла причины смерти некоторых павших животных. Не вскрытыми остались 7 млекопитающих и 108 птиц.

В 1881 г. 2/3 трупов остались не вскрытыми, и отчет опять поет о недостатке личного персонала. Затем, в следующие годы, число не вскрытых животных от 2/3 повышается до 3/4 и 9/10; наконец, в 1883 и 1884 гг. вскрытия производятся только в редких исключительных случаях (всего раза два-три в году), а отчеты о деятельности лаборатории прекращаются вовсе, по крайней мере, о них уж не говорят в годичных заседаниях Общества.

Что же касается помещения лаборатории, то, по отзывам очевидцев, в 1885 г. она представляла из себя нечто похожее на кладовую Плюшкина*. Это был склад всякого хлама: дрова, посуда с водой, старые поломанные клетки, негодные к употреблению акварии и террарии; там и сям между этим хламом, в ящиках или просто на полу в кучах, лежали перемешанные между собою кости разных животных, битая посуда, старые калоши, рваные отчеты, а на двух полках в углу стояли запыленные банки с препаратами, начинавшими гнить, так как спирт испарялся… Эти кости и эти гнилые препараты вместе со старыми калошами и битой посудой составляют собственно весь результат ученой деятельности лаборатории. Мы говорим — весь результат, потому что за все время своего семилетнего существования лаборатория не дала не только ни одной ученой работы, но даже ни одной заметки, если, впрочем, не считать заявления о неудачных опытах заразить собаку риштою.

Очевидно, что вновь открытая ботаническая станция, на которую так сердится г. Тимирязев, есть родная дочь зоологической лаборатории, что, строго говоря, оба эти учреждения отличаются друг от друга одними только названиями. В сущности оба служат образчиками прискорбного неуважения к науке и публике. Лаборатория, так же, как и теперешняя станция, не была нужна ни для ученых, ни для учащихся, ни тем паче для публики. Наконец, самое возникновение ее, очевидно, имеет тот же мотив, что и у ботанической станции. В самом деле, существование при саде лаборатории есть несомненное доказательство блестящего состояния его дела и в то же время оно свидетельствует о научном направлении деятельности его руководителей. Если так, то почему же и не устроить лаборатории? Правда, поставить такую лабораторию, которая стояла бы в уровень со своими учеными задачами — и дорого, и нелегко, потому что ведение ее предполагает деньги, опытность и добросовестное отношение к делу. Но ведь требования рекламы* гораздо скромнее; тут не нужно ни денег, ни знаний, ни труда, а закати только при открытии обед с музыкой, скажи речь, упрекни публику в равнодушии к зоологии — и дело в шляпе.

Обратимся теперь ко второму роду деятельности Зоологического сада — к его «Дневнику»*. Как известно, во многих зоологических садах Европы ведутся дневники, они несомненно полезны, и печатание их обставлено непременными условиями, чтобы, во-первых, факты заносились в них в систематической непрерывности и в возможно законченном виде и чтобы, во-вторых, заносимые в дневник факты и наблюдения имели определенную цель и назначение, вытекающие из научных или хозяйственных интересов сада. Какие же факты и наблюдения нашли место в «Дневнике» нашего Зоологического сада? Перелистываем все тот же первый том, где напечатан «Дневник», и читаем следующее:

Факты:

17-го сентября 1878 года. Дразнил зверей молодой человек.

17-го сентября. Дразнили зверей трое пьяных.

1-го октября. Дразнили зверей посетители.

8-го октября. Дразнил зверей офицер.

15-го октября. Дразнил зверей кадет.

17-го октября. Дразнил зверей посетитель в чуйке.

6-го декабря. Дразнила зверей публика.

4-го марта 1879 года. Дразнил зверей господин в поддевке.

8-го марта. Дразнил зверей посетитель с дамой.

Не правда ли, научно? Господин в поддевке, кадет и посетитель с дамой дразнили зверей, а отсюда вывод: не дразните зверей, ибо этим вы только дразните ученых, а ученые пишут глупости. Но читайте дальше:

Наблюдения генваря 1879 года. Беспокоили зверей: двое, ухватившись за рога оленя, старались повиснуть на них; трое много шумели.

2-го февраля. Праздник. Дразнили (опять!) животных: тура — за рога, куланов и зебра — за морду, зайцев тыкали руками.

4-го. Воскресенье. Народу много; дразнили (ну конечно!) животных по обыкновению.

12-го. Господин с компанией произвел в саду скандал. (А ученые протокол составили, что ли?)

Марта 4-го. Публика дразнила животных, в особенности господин в поддевке.

Далее какой-то господин «тыкал» тростью сову, офицеры «тыкали» зверей шашками. Затем следуют не менее интересные наблюдения над господином в поддевке, юнкером в мундире, дамой в шляпе, солдатом в фуражке. А вот случаи:

24-го декабря 1878 года. Ночной сторож привел в контору неизвестного, заподозренного в чем-то, что не оправдалось (?).

Генваря 7-го 1879 года. Один офицер находил (и очень резонно), что медвежонку дают мало корму.

8-го. Одна госпожа предлагала купить для зверей тухлых гусей.

11-го. Господин в собольей шубе бодался с козлом через перегородку.

Открытие: у господина в собольей шубе рога! Но далее:

Генваря 26-го. Ночью кто-то из однокопытных кашлял; за темнотою нельзя, было разобрать, кто.

Октября 13-го. Офицер с женою (!) и дочерью был в отделе аквариев; дочь уронила палку и перебила аквариум. Служитель просил или подождать, или пожаловать в контору, но офицер, пригрозив служителю дать в рожу, ушел.

Июня 4-го. Посетитель с семейством нарвал цветов; остановленный у кассы, выругал его (кого его?).

И так далее. Кроме этих наблюдений насчет господина в собольей шубе с рогами и офицера, с которым была жена, а не любовница, и скандалов, ежедневно происходящих в мирном уголке науки, в «Дневнике» нет ровно ничего. В описаниях скандалов есть хоть пикантные подробности насчет рожи и цветов, которые посетитель нарвал, очевидно, для дамы; что же касается тех записей, которые относятся к кашляющим однокопытным и околевающим жвачным, то тут «за темнотою нельзя было разобрать» и лаконизм поразительный.

Просто хоть не читай.

Сентября 21-го. Захворал слон.

Сентября 22-го, 23-го, 24-го и т. д. он продолжал болеть.

Сентября 28-го. Выздоровел.

И только. Чем был болен слон? Какие были симптомы его болезни? Чем лечили? Об этом ни слова, а вот насчет того, что «одна компания сильно наскандалила в кассе», а другая компания ругалась и говорила: «глупо, что сдачи нет и нет контрамарок» — об этом сведения самые подробные. Очевидно, ругающаяся компания возбуждает в московских зоологах гораздо больший интерес, чем кашляющий однокопытный или больной слон. 27-го — пал кулан. Чем он был болен? Чем лечили? Не сказано. 26-го ноября захворал як. 27-го — пал. Чем захворал? Чем лечили? Ответа нет. Не бодался ли с этим яком господин в собольей шубе? Ответ, наверное, есть, но оставим «Дневник» и не будем продолжать из него выписок. Пусть побольше останется для сотрудников «Стрекозы».