Хронология хаоса. Контркультурная проза (сборник) - Виктор Мельников

С собакой страх исчезнет.

Елыгину было приятно осознать, что такого пса можно вернуть за хорошее вознаграждение хозяину, коль скоро тот объявится. На крайний случай – продать, если что. Потом. А в детстве он всегда мечтал иметь собаку, но родители не позволяли ему обзавестись такой мечтой.

И вот он идёт домой, ведёт пса на самодельном поводке. Пёс по ходу движения обнюхивает всё, что ему позволяет обнюхать новый хозяин, а заодно успевает поднять ногу, чтобы отлить.

Идущие навстречу пешеходы обращают на собаку внимание. Елыгин получает удовольствие от этого, как будто он идёт вместе с красивой женщиной, на которую не просто смотрят – любуются ею.

Он соображает, как назвать пса. В голове вертятся имена: Джек, Жак, Пират… Может, назвать его Василий? Нет. Человеческое имя не устраивает Валентина. Если и человеческое, тогда лучше иностранное. Но ни одно из имён не ласкает ему слух. Надо так, чтобы и псу было приятно.

В квартире собака почувствовала себя вольно. Она сразу зашла в кухню, как только её отцепили от самодельного поводка, села возле холодильника – видимо, известен был ей этот кухонный предмет.

– Ты голоден? – спросил Валентин. На что пёс ответил громким лаем.

Из холодильника была извлечена кастрюля с борщом. Пёс смачно облизнулся, предвкушая сытную трапезу. Валентин достал самую большую чашку, налил туда борща – полкастрюли нету!

Выражая нетерпение, собака ткнула морду в чашку, как только ей поставили еду, – голод не тётка. Длинные уши полоскались в борще, пёс вертел головой, измазывая паркетный пол жирным бульоном, летели слюни – это не понравилось Валентину, но ничего не поделаешь, животное – оно такое, не человек: чего серчать, когда уже того…

Отведав борща, собака посмотрела на Валентина.

– Мало?

Ответа не последовало. Но пёс смотрел в глаза Елыгину так, что тот глубоко вздохнул и отдал свою порцию. На что пёс радостно пролаял и съел всё, что ему предназначалось. И, видимо, не отказался бы от третьей пайки – настоящий проглот.

Валентин просто попил чаю. Заодно обзвонил знакомых, предлагая купить у него породистую собаку, но назвать породу не мог – ссылался на известный сериал, и только. Его посылали… и гнев в нём умножался надвое.

– Да, на чертей мне твоя собака нужна… – говорил один.

– Я бы своего слюнтяя сам бы отдал кому-нибудь… – сказал другой.

И все в один голос матерились, а когда Елыгин начинал настаивать – добавляли: «Иди ты…».

В это время пёс вошёл в комнату и притих. Валентин убрал на кухне за собой и собакой, выключил тусклый свет – он экономил на всём.

Пёс лежал на диване, спал. Странный запах витал в воздухе – не псина вроде. Валентин разозлился на собаку, согнал её с дивана: «Вон твоё место, у порога», сказал он и увидел большую кучу говна на паласе.

Кличка родилась сама собой – Гандон. Но любая тварь, однако, хочет жить, как она хочет. Собака не исключение.

Так получилось, что имя не понравилось Елыгину. И вряд ли могло понравиться собаке, если бы она поняла его смысл. Но она откликалась на скабрёзную кличку, приветливо крутила тонким хвостом.

Ночью Валентин спал плохо. Как только он засыпал, Гандон запрыгивал ему на ноги. Так как пёс был не маленький, Елыгину казалось, что ему сваливают мешок картошки с большой высоты. Он включал свет, брал пса на руки, уносил в прихожую, шёл в спальню, и только он засыпал – мешок картошки приземлялся на прежнее место.

Утром Гандона вывели на прогулку. Может, Валентин сделал бы эту услугу для собаки значительно позже, но Гандон стал скулить и лаять.

Гуляя с собакой с заспанными глазами и борясь со сном, Елыгин подумывал о том, чтобы скорей нашёлся хозяин.

Но хозяин не находился.

Три дня Гандон уже жил у Елыгина, ел больше его и тихо срал прямо на палас, в одном и том же месте. На утренних и вечерних прогулках Гандон как будто специально не оправлялся. Елыгин попытался однажды даже ударить собаку, но Гандон зарычал.

– Думается мне, большой ты прохвост, собака, – сказал он ему.

Короче, произошла полная несовместимость собаки и хозяина. Елыгин подумал, было дело, выгнать Гандона из дому навсегда – такого пса подберут, однозначно. Даже мысль о выгодной продаже у Елыгина исчезла напрочь, ведь как ошибаются те, кто считает деньги… считает деньги поводырями в том неизвестном направлении, где, если разобраться, присутствует опустошение и ничего в общем-то нет… Так все мы считаем деньги.

Но тут вмешался случай: жена следователя Баскакова, Наташа, увидела собаку, сказала, что это редкая порода и спросила, как зовут симпатягу.

– Гандон, – ответил Елыгин с серьёзным видом.

– Что так? – удивилась Наташа.

– Заберёшь, узнаешь, – сказал Елыгин.

И добавил:

– Он чем-то меня напоминает. Собаки всегда похожи на хозяев, – Валентин не шутил, он говорил правду, без всяких намёков.

– Говоришь, просто забрать?

– Даром отдаю, – сказал Валентин.

А после он, конечно, пожалел, что не взял денег. Пусть даже с жены следователя.

Это квартира следователя Баскакова. Богатая обстановка, евроремонт, дубовый паркет, плазма и прочая дорогая срань, которая, очень вероятно, находилась в квартире не к месту.

Мужа Наташи звали Евгений Николаевич. Он был следователь по особо важным делам в городской прокуратуре, человек занятый, серьёзный и с плоским чувством юмора, то есть – совсем без него.

– Кто это? – задал он вопрос жене, когда та привела собаку в квартиру.

– Гандон.

Пока слова жены доходили до пытливого ума следователя по особо важным делам, собака отрыгнула утренним супом, что давал ей Елыгин и заскулила.

– Действительно, Гандон, – сказал Евгений Николаевич, глядя на блевотину. – Притащила, сама убирай за ним.

И стал Гандон жить припеваючи в квартире Баскаковых. Здесь он не гадил на палас, стыдился, ибо чувствовал к себе совсем другое отношение со стороны хозяйки (иногда только – не со зла – отрыгивал остатки сытной пищи на пол). Но не возлюбил Евгения Николаевича. Его и на работе не очень-то любили и жаловали, если так можно выразиться. И жена не любила его – она и вовсе боялась мужа. Но дело, конечно, не в этом. Просто, если Наташа звала к себе пса: «Гандон, иди ко мне», то делалось это с любовью, без всяких на то определений. И совсем по-другому подзывал собаку Евгений Николаевич: «Эй, Гандоныч, сюда иди!». Точно так же он общался с подследственными и с младшим персоналом прокуратуры. Собака обычно не обзывалась. И тихонько рычала.

Евгений Николаевич стал побаиваться Гандона. Он и на работе в тайне ото всех боялся, что его поймают за взятки. Большие взятки. Он всегда брал больше, чем этого требовалось. И ему давали. Потому что боялись его.

Однажды Гандон пережрал «педигри». Да так, что ему потребовался ветеринарный врач.

В ветеринарной клинике назначили клизму. Евгений Николаевич взялся помочь жене с процедурой, как он считал, опасной. И не зря считал.

Гандона поместили в ванную. Развели специальный раствор.

Клизму вгонял Евгений Николаевич. И, будучи далёким от медицинской науки, то ли он ввёл энный прибор глубоко, то ли повернул его лишний раз. Короче говоря, Гандон цапнул Евгения Николаевича за руку. Хорошо цапнул – глубоко прокусил.

После окончания шоковой процедуры, Гандон прохаживался по квартире, искал пятый угол. Ему было по-собачьи обидно, что так унизительно с ним обошлись. И кто? Сам Евгений Николаевич… По заслугам ему досталось… И вдруг Гандон захотел пукнуть!..

Поскольку был произведён укус руки Евгения Николаевича, то собаке не до конца оказали должного внимания: наспех сделали клизму… Каловые массы отошли не все. Давление в кишечнике всё повышалось… Одним словом, простой пук вышел под давлением в тот самый момент, когда Евгений Николаевич сел за рабочий стол, достал документы, а Гандон проходил мимо, повернувшись к хозяину задом… Случайность? Нет, закономерность.

Больше всего Евгений Николаевич жалел, что не вогнал клизму всю, полностью в зад Гандона – испачканные спортивные трико и тапочки не в счёт.

Вскоре собаку забрал к себе непосредственный начальник Евгения Николаевича – главный прокурор. Естественно, рекомендации о псе были даны самые положительные.

Это большой дом, построенный непосильным трудом, главным прокурором, Усом Валерием Сергеевичем. Дом огромный. Гандон никогда не мог подумать, что собачьи будки могут иметь такие размеры. Вот это да!

Валерий Сергеевич восседал в кресле. Это был большой человек. И внешне, и по должности. Действительно! Какой человек! Что за душа! И обращение! Всеми уважаем и вообще…

Он выпил рюмку водки, скривился, взял с журнального столика кусок сервелата, откусил. Остаток протянул Гандону.

– Угощайся.

Пёс осторожно взял из рук еду, проглотил.