Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

На другой день король прибыл в парламент. Уведомленный лишь накануне, канцлер произнес длинную речь, представил в ней нужды государства, необходимость того, чтобы народ доставил средства для покрытия издержек войны, посредством которой только и можно достичь прочного мира, говорил в сильных выражениях о королевской власти и старался доказать, что основным законом государства должно быть безусловное повиновение подданных своему государю.

Обер-прокурор отвечал на эту речь сильно и резко. Он просил королеву не забыть, когда она будет в своей образной, стоя на коленях, молить Бога о милосердии, что ее подданные также стояли перед ней на коленях, умоляя ее о милосердии; напомнил королеве, что она управляет людьми свободными, а не рабами, что в этих людях, постоянно угнетаемых, разоряемых, разграбляемых новыми постановлениями, не осталось более ничего, кроме их душ и что эти души не могут быть проданы с публичного торга, подобно их имуществу; наконец, он присовокупил, что победы и трофеи, столь высоко ценимые, суть, конечно, славные и лестные лавры для королевства, но они не доставляют народу ни одной из тех вещей, так ему нужных, то есть ни хлеба, ни одежды.

Результатом заседания в парламенте было то, что король предложил пять или шесть новых указов, которые оказались еще строже прежних. На другой день собрались палаты для рассмотрения указов, предложенных накануне его величеством. Королева отдала приказание депутатам собраться в ее дворце; палаты повиновались и выслали депутацию. Регентша резко осудила действия палат и спросила, не думает ли парламент рассуждать о тех делах, которые решены и скреплены в присутствии самого короля.

Депутаты отвечали:

— Государыня, парламент полагает, что он имеет на это право, он учрежден, чтобы служить народу защитой против чрезмерных требований двора.

Королева разгневалась и объявила, что отныне все указы и повеления короля исполняются без всякого изменения в их содержании.

На следующий день королева потребовала к себе рекетмейстеров и приняла их еще хуже, нежели депутатов палат. Она сказала:

— Смешно, право, что вам пришла в голову мысль пожелать ограничить власть короля. Я докажу вам, что могу устанавливать или уничтожать должности, какие мне угодно, и в доказательство этого, знайте, я отрешаю всех вас от ваших должностей!

Но эта речь, вместо того, чтобы испугать рекетмейстеров, казалось, придала им новую смелость и они приняли ее с насмешкой, одни с сомнением покачивали головами, другие стали между собой шептаться. Затем рекетмейстеры удалились с поклоном, который не обещал ничего хорошего.

«Они видели, пишет г-жа Моттвиль, что в воздухе носятся тучи и что для двора наступило неблагоприятное время».

На другой день, вместо того, чтобы повиноваться приказаниям королевы, они явились в полном составе в парламент и объявили о своем несогласии на внесение в протокол указа, к ним относящегося. Париж созрел для бунта. Недоставало лишь вождя. Обратим наши взоры на Венсенн, откуда этот вождь явился.

ГЛАВА XV. 1648

Бегство герцога де Бофора. — Принцесса де Монпансье и принц Уэльский. — Проект бракосочетания принцессы и императора. — Принцесса де Монпансье и эрцгерцог. — Коадъютор появляется вновь. — Победа при Лапе. — Коадъютор и Мазарини. — Благодарственный молебен. — Беспокойство народа. — Арест Брусселя. — Бунт. — Коадъютор усмиряет мятежников. — Политическая комедия. — Гнев королевы. — Испуг губернатора. — Поручение коадъютору. — Коадъютор спасает маршала ла Мейлъере. — Опасность, которой он сам подвергается. — Коадъютор вновь отправляется во дворец. — Ответ королевы. — Коадъютор перед народом. — Мятежники расходятся по домам.

Читатель вероятно помнит, что герцог де Бофор был арестован и отправлен в замок Венсенн. Порученный надзору де Шавиньи, своего личного врага, он сидел в тюрьме уже пять лет, как вдруг распространился слух, что некий астролог по имени Гуазель предсказал, что в Духов день Бофор освободится из тюрьмы. Слух дошел до кардинала Мазарини и причинил ему некоторое беспокойство; он велел вызвать временного смотрителя Венсенского замка ла Раме, чтобы узнать от него, возможно ли бегство. Смотритель сообщил кардиналу, что герцог постоянно находится под присмотром офицера и семи-восьми солдат, которые от него ни на шаг не отлучаются; что прислуживают де Бофору королевские слуги и он не имеет при себе ни одного своего лакея, а сверх того состоит под главным надзором де Шавиньи. Кардинал приказал ла Раме смотреть еще строже за де Бофором, и ла Раме, удаляясь, говорил себе, что де Бофору нужно стать очень маленькой птичкой, чтобы улететь из башни замка, окна которой имели весьма частую решетку. А Мазарини, успокоенный этими подробностями, перестал думать о предсказании астролога.

Между тем, единственной мыслью де Бофора было бежать. Не имея при себе ни одного своего лакея, он обращался то к одному, то к другому стражу тюрьмы с просьбой тайно выпустить его, но как ни были соблазнительны обещания де Бофора, стражи не соглашались. Тогда герцог обратился к лакею самого ла Раме Вогримону. Тот принял предложение, притворился больным, чтобы иметь право отлучиться из тюрьмы и, спрятав в карман записку, написанную герцогом своему управляющему, немедленно отправился к последнему за получением от него суммы, которая была наградой за измену. Управляющий герцога, узнав о намерениях своего господина, уведомил его друзей и просил их быть готовыми подать, в случае нужды, помощь. Подкуплен был также повар замка, который пообещал спрятать в первый же пирог на стол герцога веревочную лестницу и два кинжала.

Вогримон, сообщив все герцогу, взял с него клятву, что тот не только возьмет его с собой при побеге из тюрьмы, но и во всех опасных случаях позволит ему спасаться первому.

Накануне Духова дня к столу де Бофора был подан пирог. Так как за обедом герцог ел мало и к ночи мог проголодаться, то пирог оставили в его комнате. Ночью герцог встал, разрезал пирог и вынул из него не только веревочную лестницу, но и два кинжала, моток крепких веревок и деревянный кляп.

На другой день, то есть в день Сошествия Святого Духа, герцог, не желая вставать с постели, притворился больным и отдал свой кошелек стражам, чтобы они выпили за его здоровье. Стражи испросили позволения ла Раме, который разрешил им пить за здоровье герцога, поскольку при нем он останется сам. Стражи ушли.

Герцог де Бофор, оставшись с ла Раме один на один, встал с кровати, начал одеваться и попросил смотрителя помочь ему. Когда де Бофор оделся и стал расчесывать свои длинные волосы, вошел Вогримон и они обменялись условными знаками. Потом герцог выхватил из-за пояса кинжал, приставил его к горлу смотрителя, грозя убить, если только он пикнет, а лакей всунул в его рот кляп. Затем они связали смотрителю руки и ноги серебряным с золотой вышивкой шарфом герцога, положили его на пол и выбежали из комнаты, крепко заперев за собой дверь. Выйдя на галерею, окна которой находились прямо над рвом, они прикрепили веревочную лестницу к одному из окон и приготовились спускаться. Де Бофор собрался было начать спуск, но Вогримон остановил его, сказав:

— Вы забыли, господин, наш уговор! Вам ничего не будет, если вас поймают, когда вы будете спускаться в ров — посадят обратно в тюрьму и все! А если поймают меня, то мне плохо придется, пожалуй, и виселицы не миновать. Так что прошу позволить мне спуститься первому, как вы обещали!

— Ты прав! — отвечал герцог. — Ну, ступай же! Вогримон не заставил просить себя дважды, вылез из окна и стал спускаться по лестнице, но так как он был толст и тяжел, то в пяти или шести туазах от земли лестница порвалась и он упал в ров. Герцог, не теряя времени, тотчас полез вслед за ним и дойдя до разрыва, скатился по валу и таким образом очутился на дне рва здоровым и невредимым, где нашел Вогримона лежащим без памяти от сильного ушиба. В это самое время на другой стороне рва показались пять или шесть приверженцев герцога, которые бросили беглецам веревку. И на этот раз лакей, чтобы быть уверенным в спасении, просил его вытащить из рва первым. Герцог помог ему завязать веревку повыше живота, а его сподвижники вытащили лакея наверх в весьма плохом состоянии, чему причиной было не только падение, но и подъем, поскольку ослабев, он не мог помогать себе руками и ногами и веревка его основательно придушила. Де Бофор был вытащен вторым и удачно. Вогримона посадили на одну лошадь, герцог сел на другую и все поскакали к заставе Ножан, шлагбаум которой он приказал немедленно поднять. За заставой стоял отряд в 50 всадников, к которым герцог подскакал вне себя от радости освобождения. Скоро де Бофор был уже далеко от Венсенского замка.

Женщина и маленький мальчик, собиравшие в поле травки, видели побег, но ожидавшие герцога люди их припугнули, так что они только смотрели, как двое спускаются по веревочной лестнице. Едва герцог со своими помощниками скрылся, как женщина побежала рассказать мужу обо всем виденном, а тот поднял тревогу. Но в башне замка никто не хотел верить бегству герцога, и вестника назвали полоумным. Послушав, однако, и его жену, стражи, еще не допившие за здоровье герцога, решились, наконец, пойти в комнату пленника. Там они нашли смотрителя лежащим на полу со связанными руками и ногами и кляпом во рту; возле смотрителя лежали два кинжала, его шпага, эфес которой был завязан, и сломанная трость.