Последние узы смерти - Брайан Стейвли

его убить. – Не голос, а гневный призрак голоса. – Надо было убить его еще в Аатс-Киле.

– А ошейник? – возразила Адер. – Твой огненный поводок? Он порвался?

– Такие не рвутся, – фыркнула Нира. – Его сняли.

– Но ведь он не лич!

– Нет. А Оши – лич.

Адер уставилась на нее:

– Оши его ненавидит! Оши бы убил его по первому твоему слову.

– Это пока не сказал своего слова кшештрим. – Нира с горечью покачала головой. – Я дура драная. Я думала: надела петлю ему на шею, велела помочь, исправить содеянное, и он станет помогать и исправлять. Они просиживали часами. Ил Торнья задавал вопросы: «Какое твое первое воспоминание: чье лицо ты увидел первым? О чем впервые плакал? Когда впервые увидел свою кровь?» и все такое. Сотни вопросов. Тысячи.

Она выдохнула, поморщилась, словно внутри что-то сдвинулось, и продолжила рассказ:

– Я не улавливала в этом смысла, пустая болтовня. «Не вопросами из нас сделали то, что мы есть», – говорила я ему. Он только улыбался – ты знаешь эту улыбку – и объяснял, что прежде, чем чинить, надо найти, где поломка. Я думала, он тянет время, без пользы, но и без вреда. Думала, могу подождать еще немного…

Она умолкла, но Адер уже понимала, что было дальше.

– Ил Торнья его обратил, – сказала она. – Перетянул твоего брата на свою сторону, и Оши снял с него ошейник.

Нира кивнула:

– Мой бедный безмозглый брат… Он и в хороший день небо от моря не отличил бы. Мне как-то пришлось его уговаривать, чтобы не объявлял войну деревьям. Он требовал вассальной клятвы от долбаной рыбы. Он не понимал… ничего не понимал, а кшештримский ублюдок возился в его помраченной голове, искажал прошлое, стирал воспоминания и подменял их ложью. Это, видать, было нетрудно.

– И ты не пыталась ему помешать?

– Я не знала. Узнала, когда пропал ошейник. Я пыталась остановить их обоих. – Она закрыла глаза морщинистой ладонью, словно воспоминания слепили яркостью, и заговорила шепотом: – Я бы его убила – брата. Я пыталась. Но он силен. Оши не в себе, но еще очень, очень силен.

Она рассеянно провела рукой по обгорелой щетке волос, поморщилась и отдернула пальцы.

– Он напал на тебя?

– Да, может быть. – Нира помолчала. – Он метал огонь, это точно, но не поручусь, узнал ли меня.

Нира разглядывала винный кувшин. Помедлив, взяла его уцелевшей сухой рукой и снова налила обеим.

– Ты тоже прибегла к силе, – медленно проговорила Адер.

Старуха тихо фыркнула:

– Ты думала, я стала бы драться с могущественнейшим в мире личем, царапаясь ногтями?

– Я думала, – ответила Адер, осторожно выбирая слова, – что ты стараешься не прибегать к силе. Твой брат ведь потому и обезумел, что слишком глубоко и часто черпал из своего колодца. Это и свело с ума всех атмани.

Нира поглядела на вино, покружила его в бокале и подняла к губам – словно не слышала. Она одним глотком осушила бокал и вернула на стол с такой осторожностью, что хрусталь не звякнул.

– Да, – наконец заговорила она, уставив воспаленные глаза на стекло. – Так и было.

– И?..

– И что? – Нира взглянула Адер в глаза.

– Теперь ты об этом не думаешь?

– Хочешь спросить, сумасшедшая ли я? – хихикнула Нира, как царапнула.

Адер всматривалась в ее лицо. Нира была с ней почти с самого начала – со дня, когда Адер бежала из Рассветного дворца. Она, единственная на свете, знала все.

– Ты мне нужна, – сказала наконец Адер. – Чтобы выжить, чтобы победить ил Торнью, ты нужна мне сильной и в здравом уме.

– А много ли мне проку от здравого ума? – тихо спросила Нира. – Я тысячи лет не прикасалась к своему колодцу. Я все время его чувствовала. Вот он, здесь. Ты не поверишь, как я его желала: как распаленная невеста желает проворного язычка между ляжек, как умирающая – воды. Милый Шаэль, как я его желала…

Нира покачала головой.

– Но не коснулась, – выдохнула Адер, заставив себя выдержать ее ужасный взгляд.

– Еще ты мне будешь напоминать, что я делала и чего не делала! – огрызнулась Нира.

На миг к старухе вернулась прежняя язвительность, в глазах загорелся знакомый огонь. И снова все ушло.

– Что толку? – просила она.

– Ты спасла брата, – медленно, как говорят с малыми детьми, произнесла Адер.

– Спасла? И для чего спасла? Я больше тысячи лет его стерегла, кормила, опаивала до одурения, не давала припомнить худшее, что он сотворил, и чего ради? Чтобы отдать ублюдку, который его сломал? – Она скрипнула зубами. – Пусть бы умер сто лет назад. Полоснула бы ножом по хрящеватой шее, пока можно было.

– Он твой брат, – отозвалась Адер, не найдя другого ответа.

– Тем более надо быть милосердной.

– Ножом по горлу – это не милосердие.

Нира мрачно разглядывала ее.

– Если ты думаешь, будто знаешь, что такое милосердие, – ты ошибаешься, девочка.

В другой раз Адер стала бы спорить. Теперь не видела смысла. Ил Торнья был на свободе, перетянул на свою сторону одного из атмани и захватил сына Адер. О последнем она пока не могла думать – словно, забыв, могла обратить факт в ошибку, в заблуждение помраченного старческого ума. Только вот Нира не сошла с ума – пока не сошла. Слишком много смысла было в ее словах. Слишком много жалости.

– А Санлитун? – слабо, едва ли не умоляюще спросила Адер. – Он… цел?

Она чувствовала подступающие слезы и копящийся под языком раскаленный докрасна гнев.

– Ил Торнья не причинил ему зла?

Образ испуганного, ничего не понимающего Санлитуна всю дорогу на юг резал Адер, как ножом. При нем были кормилицы, но никто, кроме нее, не умел его по-настоящему успокоить, отогнать страхи, которых младенец еще не умел высказать. Сыну ее исчезновение должно было показаться предательством. А теперь и Нира пропала. Кто его утешит? Кто будет прижимать к себе, нашептывая полузабытые колыбельные, пока он хнычет перед сном? Адер он виделся один в холодной замковой башне: темнота смыкается вокруг, крошечные пальчики безнадежно комкают одеяльце, хватают раз за разом, будто теплая шерсть дает хоть какое-то утешение, а глаза напрасно ищут лицо матери, слух ловит ее голос.

– С ребенком все прекрасно, – прорезал ее ужас голос Ниры. – Кормилицы ил Торньи нянчатся с ним еще заботливее тебя.

– Почему?

– Он его рычаг, – поморщилась Нира. – Потому же он не дал Оши меня добить. Ты ему нужна. Мы обе нужны.

– Зачем нужны?

– Чтобы добраться до лича.

– Какого еще лича? – мотнула головой Адер в злом недоумении.

– Твой брат держит ее в башенной тюрьме.

Адер поискала в памяти имя девушки:

– Тристе?