Герой ! - Дэйв Дункан

Ваун апатично ковырялся в выставляемых перед ним шедеврах кулинарии.

Очевидно, составитель меню не остановился ни перед какими расходами: икра стрилеров, мороженая жар-птица с Гангадора, желе из язычков дилформ, арктические трюфели... Кроме того, он мрачно отметил, что разграблен и его наиболее рьяно охраняемый угол винного погреба.

Рокер наслаждался жизнью вовсю, громко рассказывал скабрезные истории, которые его кореша приветствовали канонадами аплодисментов и деланного веселья.

Время от времени кто-нибудь отпускал брезгливую остроту в сторону Вауна.

Его предусмотрительно усадили между двумя отвратительными ему женщинами, адмиралами Гаргель и Буриор. Гаргель была смертельно скучна, а также слыла потаскушкой и в постели, по слухам, была столь же тосклива, сколь и в беседе.

Делать пассы в сторону Вауна сейчас было невыгодно, а посему она трепалась о пустяках в перерывах между хихиканьем со своей соседкой.

Ужасная адмирал Буриор была еще хуже: она дразнила Вауна всем на потеху. У Буриор была костлявая, угловатая фигура и продолговатое лицо с большущим носом и резко очерченными скулами. Вауну не нравились ни ее лицо, ни ее политические взгляды, ни ее забавы. Только однажды он принял ее приглашение, и тогда она до полусмерти его исцарапала, принуждая его совершить то, что ему было противно.

- Гора старой рухляди! - провозгласила она. - Как скучно и пыльно! Мне кажется, что Вэлхэл раньше был гораздо лучше.

Тут оживился Рокер.

- Ты о том времени, когда здесь заправляла Мэви?

- Ну конечно, ведь именно прикосновение женщины делает дом домом.

- Одной женщины? - спросил Рокер и показал всем свою улыбку, чтобы все поняли, что это острота.

- Одной-единственной, - согласилась Буриор. - Но чтобы в доме она пробыла дольше недели. Появился наконец десерт.

- Вино превосходное, - ядовито проговорила Буриор. - Знаменитый год.

Представления не имела, что оно еще сохранилось.

- Согласен, дорогая, - сердечно сказал Рокер. - Давай попросим еще несколько бутылок, а? Ваун хитро улыбается.

- Почему бы и нет? В конце концов у нас всего несколько недель осталось на подобную чепуху, а?

Рокер хмуро скалится.

- Возможно, для некоторых из нас - и того меньше.

Слушатели неловко смеются.

- И все же тосковать не стоит! - Лицо адмиралиссимуса раскраснелось от выпивки и триумфа. - Это - радостное событие. - Он не объяснил, почему, но адмиралиссимус никогда не был обязан что-либо объяснять. - Тоулет, спой-ка нам.

Ваун вздрогнул. Тоулет был невысоким смуглым мужчиной. Он не имел репутации блестящего певца, но слыл прославленным подхалимом. Тоулет кивнул, криво улыбнулся и в конце концов разразился пошлой балладой.

Рокер стал подпевать, а это значило, что и остальным пора влиться в общий хор.

С Вауна хватило. Он был уже на полпути к дверям, когда его стул с грохотом рухнул. Он слышал, как Рокер, перекрывая общий шум, орет его имя, но не остановился. Хлопнув за собой дверью, он бросился бежать. Ему необходимо было найти нору и зализать раны.

Дом-на-Утесе был единственным местом на острове, где Ваун мог быть уверен, что за ним не ведется наблюдение, единственным местом, где не стояло жучков службы безопасности. Даже Рокер не мог знать об этом, поскольку Ваун сам обнаружил дом случайно, во время горной вылазки, а потом разыскал подземный ход к заложенной кирпичом двери в подвале. С помощью Мэви он превратил отвратительные руины в крохотный приют на двоих, в тайное убежище с видом на залив, много лет назад сооруженное в природной пещере на крутом обрыве.

Выставив из Вэлхэла предательницу, Ваун избегал этого места годами. В конце концов он стал пользоваться им, когда хотел уединиться. Он даже девочек редко приводил сюда, хотя в этом и состояло, вероятно, первоначальное предназначение дома. Тут было удобно прятаться от рэндомов, беспрестанно болтающих о власти и сексе; тут была удобная студия для занятий, которые Ваун предпочитал не рекламировать, типа рисования или скульптуры. Неизвестные гении, сконструировавшие его душу, не пренебрегли художественными способностями, за что Ваун всегда был им благодарен.

Бытовые роботы никогда не приходили в Дом-на-утесе. В этот день дом неоспоримо доказал свою ценность. "Уютный беспорядок", - сказал себе Ваун и огляделся. Россыпи книг, набросков и одежды, покрывавшие пол и мебель, были подчеркнуто человечны, они как бы говорили: мы - лекарство против совершенства остальной части Вэлхэла. "Логово свиньи, - возражало его сознание, неряшливое и мерзкое". Грязные стаканы, сосуды с засохшей глиной... редко тут бывало настолько запущено. Постель не убрана еще со времени полузабытого визита энергичной дамы - каслорнского архиепископа.

Наполнив стакан тонким гицанским бренди, прихваченным по пути в погребе, Ваун опустился в мягкое кресло, и ему захотелось, чтобы автор его печени создал бы ее менее способной к переработке спирта. По-настоящему напиться он был практически не способен. Существовали, конечно, и другие средства, но на рассвете ему понадобится свежая голова: Рокер раскроет свой таинственный сюприз.

Какое-то время Ваун сидел и пытался просчитать, что это мог бы быть за сюрприз, но после половины стакана он отказался от этой бессмысленной затеи.

Потянувшись за добавкой, он понял, что вместо этого размышляет о Мэви, что было еще более бессмысленно... больше сорока лет прошло с тех пор, как он раскрыл ее вероломство и вышвырнул ее... почти пятьдесят - с тех пор, как он победил Братство и вернулся домой, к славе и наградам героя... почти семьдесят с тех пор, как слабоумная девственница из Пуцайна родила придурковатого темноволосого сына, избранного, по ее мнению, Богом для спасения мира.

Наполняя трясущейся рукой второй стакан, Ваун решил, что спасение миров штука одноразовая. Мирам следовало бы оставаться спасенными. Раз и навсегда.

Нечего удивляться, что Вауна не узнали на вечеринке у Мэви. Говоря правдивым языком биологии, он стареет. Он не мог вспомнить, каков обычный человеческий срок - а у него, наверное, другой, - но скорее всего меньше ста лет, и гораздо меньше, если вычесть старческую дряхлость. При помощи хорошего бустера он может этого избежать и упиваться цветущей мужественностью еще лет сто, прежде чем наступит внезапное разложение, такое ужасное, как то, что cлучилоcь с Тэмом.

Ваун подумал, что заслужил это столетие. У него есть на него право!

Девочки. Вечеринки. Стрилеры. Даже рисование...

Потом он впервые осознал, что, сам того не замечая, смотрит на свой мольберт и уже так долго, что, даже закрыв глаза, видит рисунок на обратной стороне век. Это было искусное изображение обнаженной девушки, развалившейся на траве и украшенной солнечным светом и лепестками цветов. Он набросал ее одним печальным днем много недель назад и напрочь забыл закончить. Выбираясь из кресла, Ваун обратил внимание, что у девушки золотисто-каштановые волосы.