Восьмой смертный грех - Антон Леонтьев

– Я не вижу в этом ничего криминального.

– Ну разумеется, – саркастически заметила Джей. – Мой любимый братец готов закрыть глаза на любое преступление, если он уверен, что это приносит доходы. Лучше скажи нам, Эд, что ты давно все знаешь и действуешь заодно с Магнусом и Грегуарой. Зарабатываешь деньги преступным путем…

Хаммерштейн зло посмотрел на сестру, а затем произнес, чеканя каждое слово:

– Скажу честно, Джозефина, иногда я тосковал по тебе. Мы не виделись десять долгих лет, и вот ты возникаешь из небытия в личине воровки и начинаешь обвинять меня. Как это тебе подходит! Я не имею понятия, о чем ты говоришь, но не собираюсь убеждать тебя в этом. Думай, что пожелаешь. Видимо, ты привыкла видеть в каждом преступника, ведь ты вращаешься в криминальных кругах, сама руководишь бандой отщепенцев и безумцев.

Я понял, что наш разговор может перерасти в семейную ссору. Не могу сказать, что я был на стороне Джей. Она не права. Эдуард – я понял это и по его поведению, и по его словам – не имел отношения к махинациям Магнуса и Грегуары. Что же, такое вполне возможно: родители занимаются своими собственными делами, о которых их взрослые дети не имеют ни малейшего понятия.

– Хорошо, мистер Хаммерштейн, – прервал я его пламенную тираду. – Вы должны услышать то, чему я… чему мы стали свидетелями. Я вижу, никто из вас не собирается уступать, поэтому разрешите вмешаться мне.

– Кирилл, Эд – фарисей и ханжа, – сказала Джей. – Не верь ему! Я лично не доверяю его словам. Допускаю с натяжкой, что он ничего не знает, однако едва ему станет что-то известно, как он немедленно сдаст нас Кроллу. Вот увидишь!

Эдуард побледнел и воскликнул, явно оскорбленный словами сестры:

– Ты почему-то всегда видела во мне чудовище, Джозефина! А кто ты сама? Сумасшедшая особа, которая использует других для достижения собственных идиотских целей. Все твои товарищи сидят в тюрьме, а ты на свободе. Как это согласуется с твоей моралью?

Чтобы не дать конфликту снова разгореться, я стал торопливо рассказывать о том, что произошло в Бертране. Похищение Терезы Ровиго, затем убийство Бернадетты, ее бывшей няньки, попытка убить меня в отеле, приключения в Риме и окрестностях. Сначала я видел, что Хаммерштейн-младший, поджав губы, относится к моему рассказу скептически, но потом он сбавил спесь и ловил каждое мое слово.

– Вот таким образом, господин Хаммерштейн, мы и оказались на вилле вашего отца.

– Значит, вы уже успели побывать и в кабинете в особняке, – сказал он, и в его словах послышалось восхищение. – Ну что же, в свете всего вышеизложенного я должен признать, что ваши подозрения имеют право на существование. Но я уверен, что всему этому есть какое-то логическое объяснение! Мои родители не могут участвовать в череде преступлений, причем таких подлых и страшных!

– А вот мои могут, – сказала упрямо Джей. – Я верю в то, что Магнус и Грегуара замешаны в похищении детей. Что касается отца, то я всегда знала: он готов ради денег на все. Ты унаследовал ту же бессмысленную страсть к наживе, Эд. А Грегуара… Вспомни, из какого рода она происходит!

– Бельгийского рода маркизов Деладье, – ответил Эд. – И что из этого? Это как-то объясняет ее поведение?

Джей рассмеялась и, повернувшись ко мне, произнесла:

– Эд был всегда любимчиком матери. Поэтому он и сейчас не хочет себе признаться, что Грегуара не только знает о преступлениях Магнуса, более того, она им покровительствует и покрывает их. И знаешь почему, Кирилл? Потому, что в роду Деладье встречались умалишенные. То ли дед, то ли прадед Грегуары покончил с собой, предварительно отправив на тот свет свою вторую жену и двух малолетних детей. А еще какой-то предок в семнадцатом столетии развлекался тем, что поджигал примыкающие к его замку деревни. Время от времени в роду появляются на свет умалишенные. Слава богу, что эта напасть миновала нас. Но Грегуару она не обошла стороной…

– Прекрати, – сказал с болью Эдуард. – Мне невыносимо слушать, Джозефина, как ты поливаешь нашу мать грязью. Я не верю, слышишь, не верю в то, что она замешана во всем этом. Магнус… Да, отец может пойти на преступление ради наживы, но наша мама! Это исключено!

Джей рассмеялась, и меня свел с ума ее гортанный смех.

– Ах, ну а что же ты не поведаешь Кириллу правду: один из дальних предков нашей матери уже промышлял тем, что похищал детей. Кирилл, ты слышал что-нибудь о Жиле де Рэ?

Я задумался. История всегда была моей ахиллесовой пятой. Все эти вереницы древнеримских кесарей, английских королей и даже американских президентов были мне невыносимы: я никогда не мог их запомнить. Сознаюсь, даже и не пытался!

– Маршал Франции Жиль де Рэ был национальным героем, он способствовал освобождению страны от английских оккупантов в период Столетней войны, сражался вместе со знаменитой Орлеанской девой, Жанной д'Арк. Высшее воинское звание он получил из рук короля в возрасте двадцати пяти лет или около того. Затем Жиль, от боковой ветви семейства которого и ведут свое происхождение бельгийские Деладье, уединился в своем родовом замке. И жил там до тех пор, пока его не арестовали. В замке нашли бесспорные доказательства того, что маршал, национальный герой, гордость королевства, наследник славных традиций и благородного рода, совершал вместе со своими помощниками сатанинские обряды. По его приказу из соседних деревень регулярно похищали детей, над которыми Жиль и его преданные слуги издевались, а потом приносили в жертву темным силам. Замок был полон костей и человеческих останков! Даже для того времени, жестокого и кровавого, это было неслыханно! Несмотря на титул и заслуги перед короной, Жиль де Рэ, который, как говорят, стал прообразом Синей Бороды, был предан суду. Те времена отличались театральными и сфабрикованными процессами, когда на костер отправляли только за то, что кто-то видел черную кошку, вылезающую из твоего окна. Но Жиль был виновен, он и не скрывал этого. За годы злодеяний он лишил жизни никак не менее полуторы сотни ребятишек. Его вместе с главными сообщниками признали виновными и приговорили к очистительной казни через огонь. Так и произошло. Правда, Жиль признался в сотрудничестве с адскими силами и покаялся, поэтому его сначала придушили, а потом сожгли.

От этого рассказа Джей у меня побежали по телу мурашки. Эдуард тихо произнес:

– Джозефина, это было в четырнадцатом или пятнадцатом веке, прошло больше полутысячи лет с тех пор. Жиль де Рэ – наш отдаленный предок, но и что из этого? Это еще не значит, что Грегуара имеет отношение к похищению детей.

Однако его тону не хватало уверенности. Джей, понимая, что она хватила через край, миролюбиво произнесла:

– Ты прав, Эд. Нельзя обвинять Грегуару только на основании того, что шестьсот лет назад один из ее предков был убийцей детей. Но мне кажется… Мне кажется, что нельзя и закрывать на это глаза. У нас есть доказательства – Грегуара обладает миллионными счетами. И я почему-то уверена, что даты переводов связаны с датами исчезновений детей.

– Хорошо, – вздохнул Хаммерштейн. – Как ты думаешь, Джозефина, можем мы временно заключить перемирие?

Подумав, она ответила:

– Не исключаю сепаратного мира, но только в том случае, если ты прекратишь называть меня Джозефиной. Ты же знаешь, что это помпезное имя бесит меня. Я – Джей!

Наконец-то брат с сестрой помирились, хотя их мир больше походил на прелюдию к большой ссоре. Что же, это издержки воспитания в дико богатой и полной тайных пороков семье. Про таких, как Грегуара, говорили, что в их жилах течет дурная кровь. Ее предок был кровожадным монстром, маньяком, имя которого стало нарицательным. Но имеет ли к этому отношение хрупкая Грегуара Хаммерштейн, любительница драгоценностей и эксклюзивных нарядов от кутюр? В конце концов, в роду у всех, наверное, есть убийцы, садисты и головорезы. У меня в том числе.

– Чтобы убедиться в том, что Грегуара не причастна к этим зловещим преступлениям… – начал Эдуард, а Джей прервала его и вставила:

– Или убедиться в том, что она все же причастна…

– …нам необходимо собрать как можно больше информации. Как я уже говорил, мне ничего не известно про исчезновения детей. Вы можете не верить, но это так. Если бы я знал, что концерн имеет отношение к какому бы то ни было преступлению, в особенности к такому страшному, то я бы первым известил полицию.

– У тебя есть возможность сделать это, – сказала Джей. – Или ты все же не рискнешь впутывать в это дело кого-то со стороны, Эд? Концерн, его репутация и, главное, доходы тебе дороже, не так ли, братик?

Эдуард помолчал и честно ответил:

– Не буду скрывать, Джей, что ты отчасти права. Концерн – мое детище, я забочусь о его благе и процветании, и я не вижу в этом ничего плохого. Ведь я…

– Ну, говори, – сказала насмешливо Джей. – Ведь ты – единственный наследник всего состояния дорогого папочки Магнуса. Кирилл, ты ведь не в курсе, что Магнус лишил меня наследства в тот же день, когда узнал, что я ушла из дома. Он заявил, что его блудная дочь не получит ни цента из его миллиардов. Таким образом, все достанется только одному человеку – Эдуарду, его любимому сыну. Отец приказал вычеркнуть меня из семейной хроники, обо мне перестали упоминать, я для всех умерла. Ведь Магнус даже распространил слух о том, что я умерла в результате передозировки наркотиков. Более того, на семейном кладбище есть плита с моим именем! Я официально мертва! Во всяком случае, в глазах Магнуса!