Великие рогоносцы - Эльвира Ватала

У Генриха новая, самая значительная, самая умная, самая красивая, самая хитрая из всех его любовниц — новая ЛЮБОВНИЦА! Любовница с большой буквы, по таланту обольщения и коварства!

Если бы нам было позволительно ругаться на страницах книги, мы бы выразились так: «Язва — не женщина»! Вот так нам хочется сказать об этой хитрой, лживой, тщеславной, корыстной, истеричной, подлой интриганке, согнувшей в бараний рог великого короля, загнавшей его в угол жизненного тупика, беспардонно спекулируя на его страсти. Это не леди Макбет. Специально она никого не убивала. Это нечто похуже. Это ангельское личико, эти элегантные манеры, эта образованность впихнуты в душу холодного дьявола, расчетливого, хитрого и безжалостного! Сколько бессонных ночей Генрих промучился, сколько невидимых миру слез он вылил из-за этой… «Да, красивая стерва, но шлюха», — сказала о ней одна придворная дама.

Что за нелепая привычка была у Генриха давать своим любовницам обещание жениться на них. Обещание заведомо нереальное, ибо ни один министр, ни один парламент мира не позволит королю жениться не на принцессе. А вот Генрих давал своим любовницам такое обещание всеместно. Будто он не король, будто он первый парень на деревне, что шепчет девке на ушко слова любви, поспешно ей корсет расстегивая. Скольким только своим любовницам не наобещал Генрих IV жениться на них, сделать французскими королевами; ну и у кумушек ушки на макушке, глазки разгорались и они то и дело торопили короля с решением этого вопроса, но ни Коризанде, ни Габриэли это не удалось осуществить, что почти удалось осуществить только одной женщине — Генриэтте д'Антраг. И откуда она взялась, эта архиавантюрная особа, из каких глубин истории выползла.

Конечно же, из лона своей законной матери Марии Туше, тоже законной метрессы французского короля Карла IX, которому родила сына, а потом, когда король умер, благополучно вышла замуж за некоего господина д’Антраг и родила ему двоих дочерей. И вот одной из них и была наша Генриэтта. Король дал ей слово, что женится на ней. Да не просто дал, он и документик по всей форме оформил, заведомо зная, что этому не бывать, вроде королевское слово должно быть законным, а тут получается, что королевское слово — пустое место. «Нехорошо, король», — так стыдит короля взыскательный историк К. Биркин и мы с ним полностью согласны.

Да, Великому по меньшей мере это странно, а также странно жульничать в карточной игре, заменяя пистоны на полупистоны, передергивать, прятать карты в рукав, серьезные вещи обращать в шутку, паясничать, напяливать крестьянскую одежду, взваливая на плечи мешки, покрывать вражескими знаменами любовное ложе и корчить из себя, будучи умным, дурачка-простачка. Но такова уж натура Генриха, сотканная из противоречий, безумств и трезвостей, бесшабашности и сосредоточенности, паясничанья и глубокомыслия, ребячества, — аналитика с философской хваткой. Без этого всего, без этих несовместимых в одном человеке черт не было бы Генриха IV. Но со всеми своими гениальными качествами Генриху не побороть ни лицемерия, ни фальши, ни подлости мисс Антраг, или мисс Бальзак — все равно. Она намного хитрее, злее и предприимчивее умершей Габриэли. И по коварству, беспощадности и корыстолюбию давно превзошла плеяду шекспировских злодеек.

Просто о Генриэтте д’Антраг мало кто знает, она для историков специального интереса не представляла. Некогда было историкам углубляться в ее психологические глубины, если специально она людей не травила и жизней не лишала. Студиум подлости и коварства без кровопролития как-то не укладывается у историков в достойный объект изучения. Мы решили осветить вам, дорогой читатель, немного эту неординарною личность. Но начнем по порядку. Вот, значит, Габриэль умерла и на какое-то короткое время в спальне короля ее заменяют второстепенные любовницы.

Но их связь с королем непродолжительна, несерьезна и особых струн души и сердца короля они не за девали. Ни ла Гланде, ни девица д’Аранкр, ни девица де Сенат. Насытив королевскую плоть, разве смогут эти пустышки напоить жаждущую душу Генриха IV? Душа и сердце Генриха IV нуждаются в настоящей любви. Не так-то просто «по щучьему велению» заставить сердце короля забиться тревожнее. Сердце не выносит приказов. Оно требует внезапного толчка, озарения, что ли? Когда вы где-то в толпе, случайно, поднимете взор и вздрогнете от внутреннего голоса души: «это он», «это она» — единственная, единственный во всем мире! И все остальное — дела, сон, еда, станут ненужной суетой сует. Все отходит прочь перед этой неистовой силой — жаждой обладания именно этим человеком, какое примерно случилось с Генрихом, когда он увидел Генриэтту. При королевском дворе Екатерины Медичи Генриэтта — редкая жемчужина. И все поют дифирамбы ее красоте, уму, обольстительности и недоступности. А. Кастело: «Искрящаяся, остроумная, язвительная, пылкая, коварная и порочная. Стройная, темноволосая Диана скрывала жестокую душу под беспечной веселостью и шутками, постоянно сыпавшимися с ее насмешливых уст. Ее тело приводило Генриха в неописуемое неистовство».

Потом Генрих будет называть ее: «моя маленькая оса», но сейчас он влюблен, как робкий гимназист. Он шлет ей письма. Она принимает их с холодной любезностью, но не спешит отвечать, все ограничивается загадочной улыбкой и робким рукопожатием. О, она знала себе цену и дешево себя не продаст. Ну, может, за королевскую корону. Можно сколько угодно возмущаться лицемерием и коварством такого поведения, как это делает историк К. Биркин, но от этого поведение Генриэтты не изменится. Нельзя, однако же, не почувствовать, если не негодования, то презрения к красавице, гордящейся своей испорченностью, колющей глаза всем и каждому строгостью своих правил, а одновременно ищущей выгодного себе покупщика, хотя и в лице законного супруга, но без малейшего участия сердца.

Подобным красавицам жизнь легка именно потому, что они не умеют чувствовать. А не чувствуют они ничего потому, что в их белоснежной груди кусок белоснежного мрамора вместо сердца.

Авторитетный историк не отнимает у Генриэтты прав на бытие солидной проституткой — заплачено — получи товар. Но ведь Генриэтта именно несолидная, нечестная проститутка, если, получив от Генриха огромное количество денег, она все же не отдается ему физически. А это уже, по мнению тех же проституток, просто непорядочно.

Семейка д'Антраг уселась вечерком за столом. Папашка пенсне напялил, счеты взял, костяшками щелкает, высчитывает за какую сумму продать девичество своей дочери, Вышло — никак не меньше, чем за сто тысяч экю.

Король за голову схватился от такого беспрецедентно бешеного гонорара, Сюлли, министр, вообще на голове волосы рвет: казна пуста, а тут… Но страсть Генриха берет верх над меркантильными соображениями. Он требует от Сюлли выплаты денег господину д’Антраг. Возмущенный Сюлли разменивает экю на мелкие монетки и, упрятав их в многочисленные мешочки, приносит в особняк господина д’Антраг. Когда высыпал эту груду золота перед семейкой и Генрихом, который тоже лично в этом торге участие принимал, король, посмотрев на груду золота, почесал затылок: «Дороговато, однако, господин д’Антраг, мне девственность вашей дочери обходится», — съязвил. Но Генриэтта не собирается даже за такую баснословную сумму скоро своей девственности лишаться. Ей нужна еще бумажка, что король женится на ней. И чтобы по всем правилам и закону, королевской печатью и подписью скрепленная. Она оттягивает момент сближения и пишет королю такое вот письмо: «Мой великий король! За мной наблюдают так пристально, что мне совершенно невозможно принести вам все доказательства благодарности и любви, в которых я не могу отказать самому великому королю и самому очаровательному из мужчин». Ловко дамулька дельце повернула: она бы не прочь, да уши болят и мамка не велит.

Уж на что добродушный и великодушный Генрих по натуре, но тут возмутился и не очень вежливый ответ своей еще никак не любовнице пишет: «Сентябрь 1599 года. Дорогая любовь моя, вы требуете, если я люблю вас, чтобы я преодолел все препятствия к совершенному нашему удовольствию. Силу любви моей я уже достаточно доказал вашему семейству, со стороны которого после моих предложений не должно уже быть никаких препятствий. Я исполню все, о чем говорил, но сверх сказанного ничего более. С удовольствием повидаюсь с господином д’Антраг и до тех пор не дам ему покоя, покуда дело наше не будет решено. Мне донесли, что недели через две готовятся в Париже какие-то смуты с вашим отцом, матерью и братом, которые могут расстроить все наше дело. Завтра мне скажут, чем и как все уладить. Добрый вечер, сердце мое, целую вас миллион раз».

Никаких угроз относительно того, что отец макал пальцы в каких-то смутах, Генриэтта не испугалась. Она решительно сказала королю — нет. «Без документа я, сир, к вам в постель не ходок». Король мрачный приехал из особняка д’Антраг. В своем Фонтенбло, так же мрачный, заперся. А через два часа робко входит к министру Сюлли и сует ему приготовленный документ. Сюлли читает и глазам своим не верит. Потом молча разрывает документ на мелкие клочки. Вот что было в нем.