Дело вдовы Леруж - Эмиль Габорио

Адвокат собирался ей ответить, но тут служанка доложила, что какой-то господин, не пожелавший назвать свою фамилию, просит принять его по делу.

— Иду, — живо ответил Ноэль.

— Сударь, так что вы решили? — не отставала монахиня.

— Даю вам полную свободу, сестра. Поступайте, как сочтете необходимым.

Монахиня забубнила заученные слова благодарности, но Ноэль уже исчез, и почти в ту же секунду она услышала из прихожей его голос:

— Наконец-то, господин Клержо! Я уже отчаялся увидеть вас.

Посетитель, которого ждал адвокат, был личностью, широкоизвестной на улице Сен-Лазар, в окрестностях Провансальской улицы и церкви Лоретской Богоматери, а также на внешних бульварах от улицы Св. Мучеников до круглой площади бывшей заставы Клиши.

Ростовщиком г-н Клержо является ничуть не в большей степени, чем отец г-на Журдена[24] купцом. Просто у него имеются лишние деньги, и он предлагает их своим друзьям, поскольку он крайне любезен, а в качестве награды за подобную услугу удовлетворяется получением процентов, которые могут меняться в пределах от пятидесяти до пятисот.

Превосходный человек, он любит свое занятие, и порядочность его не подлежит сомнению. Он никогда не требует описать имущество должника, а предпочитает годами неустанно преследовать его и по крохам выдирать то, что жертва ему задолжала.

Проживает он где-то в начале улицы Победы. Не имея ни магазина, ни лавки, он тем не менее торгует всем, что можно продать, и даже кое-чем, что закон товаром не признает. И все это только ради того, чтобы услужить ближнему. Иногда он заявляет, что не очень богат. Это вполне правдоподобно. Господин Клержо — человек своеобразный; его причуды иной раз берут верх над жадностью, притом он никого и ничего не боится. Когда его просят, он легко лезет в карман, однако, ежели человек не имел чести понравиться ему, может не дать и пяти франков под какой угодно заклад. Впрочем, деньги свои он ставит на самые рискованные карты.

Клиентура его по преимуществу слагается из особ легкого поведения, актрис, художников и храбрецов, избравших профессию, которая представляет ценность только для тех, кто ею занимается, вроде адвокатов и врачей.

Он ссужает женщин под их красоту, мужчин под их талант. Какое зыбкое обеспечение! Однако следует признать, что его чутье пользуется прекрасной репутацией. Оно редко его подводит. Если Клержо обставил квартиру хорошенькой девице, можно быть уверенным, она далеко пойдет. Для актера ходить в должниках у Клержо — рекомендация куда предпочтительней, чем самая пылкая хвалебная статья.

Ноэль свел полезное и почетное знакомство с г-ном Клержо благодаря своей возлюбленной мадам Жюльетте.

Зная, насколько этот достойный человек чувствителен к изъявлениям вежливости и как обижается, когда не получает их, Ноэль прежде всего пригласил его сесть и поинтересовался здоровьем. Клержо с готовностью откликнулся. Зубы пока еще в порядке, а вот зрение слабеет. Ноги тоже сдают, и слух уже не тот. Покончив с жалобами, он перешел к делу:

— Вы знаете, почему я пришел. Сегодня срок вашим векселям, а мне чертовски нужны деньги. Я имею в виду один на десять, второй на семь и третий на пять тысяч. Итого двадцать две тысячи франков.

— Послушайте, господин Клержо, нельзя ли без дурных шуток? — заметил Ноэль.

— Простите, — удивился ростовщик, — я не собираюсь шутить.

— Хочется верить этому. Ровно неделю назад я написал вам и предупредил, что не буду в состоянии заплатить, и попросил переписать векселя.

— Да, я получил ваше письмо.

— И что же вы мне скажете?

— Я не ответил вам, полагая, что вы поймете, что я не могу удовлетворить вашу просьбу. Надеялся, что вы побеспокоитесь найти необходимую сумму.

Ноэль сдержал раздражение и ответил:

— Мне не удалось. Так что примите к сведению: у меня нет ни гроша.

— Черт!.. А вы не забыли, что я уже четырежды переписывал эти векселя?

— Полагаю, я предложил вам такие проценты, что у вас не было причин сожалеть о помещении капитала.

Клержо очень не любил, когда ему напоминали о процентах, которые он берет.

Он считал, что тем самым его унижают.

Поэтому он весьма сухо ответил:

— Я и не жалуюсь. Хочу лишь заметить, что вы не больно-то церемонитесь со мной. А вот пусти я ваши векселя в обращение, я свои деньги получил бы точно в срок.

— Но не больше.

— Ну и пусть. Для человека вашего сословия суд — это не шутка, и вы мигом отыскали бы способ избежать неприятных последствий. Но вы думаете: папаша Клержо — добряк и простофиля. Да, так оно и есть. Но только если это не приносит мне слишком больших убытков. Короче, сегодня мне абсолютно необходимы деньги. Аб-со-лют-но, — повторил он, выделяя каждый слог.

Решительный вид ростовщика, похоже, несколько встревожил Ноэля.

— Вынужден еще раз повторить, — заявил он, — я совершенно без денег. Со-вер-шен-но.

— Что ж, тем хуже для вас, — заметил ростовщик. — Вижу, мне придется передать векселя судебному исполнителю.

— А что это вам даст? Слушайте, сударь, давайте играть с открытыми картами. Вам что, хочется дать заработать судебным исполнителям? Надеюсь, нет? Вы вынудите меня заплатить большие судебные издержки, но вам-то это даст хоть сантим? Вы добьетесь судебного решения против меня. Прекрасно! А дальше что? Опишете имущество? Но тут нет ничего моего, все записано на имя мадам Жерди.

— Это всем известно. Кроме того, распродажа не покрыла бы долга.

— Ах, так вы собираетесь засадить меня в Клиши?[25] Предупреждаю, вы скверно рассчитали. Я теряю звание, а не будет звания, не будет и денег.

— Что за глупости вы несете! — возмутился почтенный заимодавец. — И это вы называете быть откровенным? Не смешите меня! Да верь вы, что я способен хотя бы на половину гнусностей, какие вы мне тут приписываете, мои денежки уже лежали бы у вас в ящике стола.

— Заблуждаетесь. Мне негде было бы их взять, разве что попросить у госпожи Жерди, а этого я как раз не хочу делать…

Папаша Клержо прервал Ноэля характерным сардоническим смешком.

— Ну, в эту дверь стучаться нет смысла, — заметил он, — кошелек вашей мамаши давно уже пуст, и, ежели она отдаст богу душу — а мне сказали, что она тяжело больна, — все наследство не перевалит за две сотни луидоров.

Адвокат побагровел от ярости, глаза его сверкнули, однако он сдержался и довольно бурно запротестовал.

— Я знаю, что говорю, — спокойно продолжал ростовщик. — Прежде чем рисковать своими денежками, люди обычно собирают сведения, и это разумно. Последние сбережения своей матушки вы спустили в октябре. Что ж, Провансальская улица требует расходов. Я тут сделал расчетец, он при мне. Согласен, Жюльетта, вне всяких сомнений, прелестная женщина, равной ей нет, но стоит она дорого. Чертовски дорого!

Ноэль бесился, слушая, как эта достойнейшая личность рассуждает о его Жюльетте. Но что он мог возразить? Впрочем, в мире не бывает совершенства, у г-на Клержо тоже есть недостаток: он не уважает женщин, очевидно, потому, что по роду своей коммерческой деятельности ему приходится сталкиваться с дамами, не внушающими уважения. Общаясь с прекрасным полом, он мил, услужлив и даже галантен, но даже самые гнусные ругательства кажутся не так оскорбительны, как его презрительная фамильярность.

— Вы слишком торопились, — развивал свою мысль Клержо, как бы не замечая возмущения клиента, — и я в свое время говорил вам об этом. Но вы потеряли голову. Вы никогда не могли ей ни в чем отказать. Она еще и захотеть-то не успеет как следует, а вы уже тут как тут. Это неразумно! Если красивой женщине чего-то захотелось, нужно подольше потомить ее, а не исполнять ее желание сразу. Тогда голова у нее занята, и она не думает о всяких глупостях. Четыре желания в год — вот самая мера. Вы же не заботились о собственном счастье. Понимаю, у нее такие глаза, что и статую святого в нише проймут, но надо же и голову на плечах иметь, черт побери! В Париже не наберется и десятка женщин, которых содержат на такую широкую ногу. Вы думаете, она за это сильнее вас любит? Держите шире карман. Как только разорит, она вам даст от ворот поворот.

Ноэль смирился с красноречием своего благодетеля-банкира так же, как человек, не имеющий зонтика, мирится с ливнем.

— К чему же вы клоните? — поинтересовался он.

— Да к тому, что я не намерен переписывать ваши векселя. Вам понятно? Сейчас, как следует постаравшись, вы еще можете раздобыть необходимые двадцать две тысячи. Не хмурьтесь, не хмурьтесь, вы их найдете, хотя бы для того, чтобы не сесть в тюрьму. Найдете, разумеется, не здесь — предполагать подобное было бы глупо, — а у вашей красотки. Само собой, она не обрадуется и не станет от вас этого скрывать.

— Но ее деньги — это ее деньги, и вы не имеете права…