Вернись в завтра - Эльмира Нетесова

— Домой к Никите? Доченька, это уже серьезно! Хорошо ли подумала? Может, не стоит спешить, подождала бы человека. Неужель, этот пыльный лопух твоя судьба, — сокрушалась Ольга. Она никак не могла привыкнуть к Никите и все пыталась оторвать от него дочь. Она с ужасом смотрела на будущего зятя и думала, как станет называть сыном человека, какой всего на семь лет моложе ее самой.

— Черт лысый! И откуда свалился на наши головы, вонючая чума! Чтоб ты застрял в болоте! Как сумел задурить, заглумить голову моей Дашке? Что она нашла в тебе — козьей чуме? Чтоб ты через уши запоносил, только б не было вашей свадьбы! Уж лучше одна пусть остается, не только ни с тобой! — плакала Ольга втихомолку. Она знала, дочь ее не послушается. Нет у матери веских доводов. А предчувствиям и сомненьям Дашка не верит.

— Будто одурь на нее нашла. Но ведь чую, коряво жить будут, несчастной станет моя дочь. Но как отвести от этой пропасти? — не спала ночами баба. Но помешать не сумела. А через месяц сыграли свадьбу, и Даша ушла жить к Никите.

Уже через месяц она забеременела, муж, услышав о том, обрадовался, почувствовал себя счастливым и заботился о Дарье везде, следил, чтоб не утомилась, не сорвалась на работе, помогал по дому, сам ходил в магазины и на базар. Ничего тяжелого не давал поднять Дарье. Следил, чтоб никто не расстроил его жену.

И только свекровь отнеслась к новой невестке прохладно. Назвала Дарью очередной ошибкой сына и, закрывшись в своей комнате, крайне редко из нее выходила.

Случалось, сталкиваясь с невесткой на кухне, отдельно готовила себе, не обронив при этом ни слова. Ни просьбы, ни обиды сына не смогли ее переубедить и переломить. Она считала, что ни одна женщина не достойна ее сына.

Поначалу Дарья плакала, хотела вернуться к матери, но Никита уговорил не обращать внимания на придурь старого человека, не замечать и жить, думая только о будущем, о ребенке, о семье.

Дарья прислушалась и перестала видеть свекровь. Она заботилась о Никите, готовилась к появлению ребенка. Она была довольна мужем. Он и впрямь оказался хорошим семьянином, спокойным, умным и бережливым человеком. Он никогда ни на кого не повышал голос, многое умел и знал. Но однажды Дарья услышала разговор Никиты с матерью. Он вошел в ее комнату и забыл закрыть за собою дверь.

— Ты когда пропишешь мою жену? — спросил, видимо, уже не впервые.

— Зачем?

— Ей скоро рожать!

— А при чем прописка? — прикинулась тупой.

— Я ж тебе говорю, ребенок будет. Его нужно прописывать тоже.

— Ну и пусть пропишет к матери. У нее целый дом! При чем тут я?

— Ты хочешь, чтоб мы ушли?

— Она как хочет! Я ее не гоню и не мешаю вам жить. Но прописывать не буду, и не доставай! Квартира моя.

— За что ненавидишь Дашу?

— Ничуть не бывало. Просто прописав ее, я рискую в случае вашего развода оказаться на улице. Так уже случалось у многих. Понятно, что не хочу себе такой участи.

— Я не собираюсь разводиться с Дашей.

— Ты и о прежних так говорил.

— У нас будет ребенок!

— Он не гарантия от развода.

— Мам! Ты меня позоришь!

— Ничуть! Я забочусь о твоем будущем!

— Если Дарья бросит меня, я навсегда уйду из жизни, и тогда никому не будет нужна твоя квартира!

— Как хочешь! Но я не повешусь рядом с тобой. Потому что ни одна из твоих баб не стоит не только жизни, а и тени переживания, ты мужчина и говорить глупости тебе — взрослому человеку, просто стыдно. Я не хочу слушать тебя. Я все сказала! Оставь меня в покое.

Дарья поняла все. Свекровь не доверяет и никогда не поверит ей. Прежние женщины Никиты довели ее до такого состояния. Она забыла, что сама баба и когда-то тоже была невесткой.

Дарья родила дочь, хотя очень хотела сына. Никита наоборот ждал появленья дочки. Он даже имя придумал заранее. И готов был носить на руках обеих.

Дочь родилась копией отца. Когда ее принесли домой, свекровь глянула на ребенка и впервые за столько месяцев разулыбалась, взяла малышку на руки. И не глядя на сына и невестку, понесла к себе в комнату. Там она разговаривала с внучкой, что-то напевала, баюкала и никак не хотела возвращать Дарье.

Свекровь ревниво следила, как невестка купает малышку, тщательно ли стирает и гладит пеленки и бельишко. Как кормит и укладывает спать.

Постепенно свекровь сама стала купать внучку, укачивать ее, выносила во двор подышать свежим, воздухом и все хвалилась перед соседями, что вот Никитка сумел сделать самую красивую девчонку на земле.

А через месяц без просьб и напоминаний сына прописала внучку в своей квартире.

Вскоре она стала уносить малышку в свою комнату. Чуть та захнычет или закричит, бабка ту же шмыгала в спальню, забирала девчонку из кроватки и уносила в свою комнату.

Свекровь не позволила отдать внучку в ясли, не отдала ее в детский сад, сама нянчила и смотрела за малышкой. Но при этом отношения к Дарье не изменила.

— Странная у меня мамаша! — пожимал плечами Никита, но радовался, как его мать относится к дочери.

Женщина сама научила девчонку ходить и говорить, есть и вовремя садиться на горшок, приучила к сказкам и не подпускала к телевизору:

— Пусть человечьи сказки знает. С телеком еще успеет испортиться. Он ей ума не прибавит, — говорила строго.

Малышка росла копией бабки. Нет, внешне она не менялась, как другие дети, и походила только на отца. Но характер и привычки переняла у свекрови. Ее одну слушалась и любила. Они понимали друг друга со взгляда, с полуслова, им никогда не было скучно вдвоем.

Дарья понимала, что дочь растет не такой как хотелось бы. Она не признала вторую бабку — мать Даши, не любила навещать Ольгу и старалась поскорее уйти от нее.

— Почему ты ее не любишь? Ведь она тоже твоя бабушка? — спрашивала Дарья дочку, та отворачивалась, молчала. А когда подросла и пошла в школу, совсем отказалась приходить к Ольге, правда, теперь она все чаще появлялась в гараже у Никиты, знала всех шоферов, слесарей, любила кататься с ними в машинах и мечтала, когда вырастет, стать механиком.

Никита посмеивался над этим желанием. Бабка ругалась, что в этом случае не будет в семье ни одного интеллигентного человека, все так и останутся недоносками овощной базы с ее запахами и привкусом, с ее матерщиной и копеечными заработками. Правда что на бурчание старухи никто не обращал внимания. Ведь у каждого должна быть своя мечта. Вот так и Никита, вздумал подсобрать денег и купить хорошую машину. Ведь это здорово выехать всей семьей за город, в лес или на реку, позагорать и отдохнуть, искупаться, а потом, отдохнув, поехать на работу, опять же на машине. Пора! Уж сколько лет работает! И стал человек откладывать деньги на счет.

Дарья, услышав о желании мужа, поддержала Никиту. Идея ей понравилась. Теперь семья стала жить вприжимку. Питание было скудным, картошка с капустой, самая дешевая колбаса, изредка к чаю покупался копченый сыр. Но все молчали, терпели. А тут, как назло, порвался сапог у Дарьи. Она показала его Никите, сказав что нужно купить новые, и тот вспылил, заорал на жену:

— Почему сразу новые? Отдай в ремонт!

— Никита, можно отремонтировать молнию, подошву, каблук, но ни это! Тут же на самом виду. Ну как буду в таком ходить?

— Чем ты лучше других? Ведь не в офисе, на складе работаешь и получаешь гроши. Соответственно поумерь запросы. Смотри, как выросла наша дочь, скоро невестой станет, а ничего не просит и не требует! И только тебе — подай новые.

— Ладно, я больше не попрошу! — обиделась Дарья и уже в спальне решила позвонить Розе.

Та ответила, задыхаясь от слез:

— С работы выгнали, дома кошмар, выгоняют в Израиль. На другую работу уже пыталась утроиться, не взяли. Сказали прямо: национальность не та. Выхода нет, Дашка! Ну чем ты поможешь, сама на птичьих правах живешь. Что решила? Конечно, уеду к своим старикам в Израиль. Я уже готовлю документы. Нет! Другое не получится! Меня отовсюду гонят. И к твоей матери не пойду жить. Зачем взваливать ей на голову свои беды? Проститься с тобой обязательно приду! Я позвоню тебе…

Дашке и вовсе не по себе стало. Единственная подруга уезжает. Муж помешался на машине и совсем озверел. Осталась только мать! Одна на всем свете! Набирает баба знакомый номер телефона. Но Ольга не поднимала трубку, и Дарья подумала, что мать вышла в сарай или на огород, а может, пошла в магазин за хлебом.