Русский эксперимент - Александр Зиновьев

Ф: Крестьяне превращались в рабочих.

П: Но поставим вопрос так: возникает ли в коммунистическом обществе разделение людей по каким-то рубрикам (категориям, признакам), имеющее существенное значение для существования общества и образующее нечто аналогичное тому, против чего было направлено марксистское учение и что должно быть уничтожено? Имеется ли здесь разделение на привилегированных и непривилегированных, на богатых и бедных, на власть имущих и безвластных, на свободных и несвободных? Что важнее — несущественные различия рабочих и крестьян или весьма ощутимые отношения начальства и подчиненных? Советские партийные и государственные чиновники, начиная с некоторого уровня, жили куда богаче, чем многие миллионеры. Они — слуги народа? Но различия все равно остаются. Суть дела не изменится, если в одном случае вы употребите слово «эксплуататор», а в другом -«слуга народа». А суть дела в том, что, уничтожив одни социальные категории («классы» в марксистском понимании), вы освобождаете арену истории для других. Общество снова с необходимостью раскалывается на какие-то категории людей, между которыми развивается неравенство, вражда, отношения насилия.

Ф: Это у нас было табу.

П: Гут — ключ к пониманию того, почему марксистская идеология перестала быть адекватной реальности и утратила былое влияние. Социальная структура населения, сложившаяся у нас фактически, не соответствовала марксистской схеме. И на Западе произошли радикальные изменения социальной структуры населения. Рабочий класс, на который ориентировался марксизм, утратил прежнее положение в обществе, сократился численно (относительно других слоев), перестал быть революционным. Да и класс капиталистов претерпел такие изменения, что противопоставление его рабочему классу как основы общественных отношений потеряло смысл.

Ф: Но ведь марксизм не сводится к учению о классовой структуре общества и классовой борьбе!

П: Верно! Но вожди коммунистического движения и коммунистических стран сделали это главным в марксистской доктрине. Ленин подчеркивал, что главное в марксизме — доведение учения о классах до учения о неизбежности классовой борьбы, о пролетарской революции и о диктатуре пролетариата. И именно в этой форме все воспринимали марксизм. Плюс дурацкое учение об обществе «по потребности».

Ф: Ты считаешь, что рабочий класс есть дело прошлое?

П: Нет, он остается и останется вечно. Но его исключительное положение в обществе и революционная роль — в прошлом.

Ф: Значит, расчет некоторых нынешних коммунистических партий России на рабочий класс ошибочен?

П: Смотря в каком смысле. Голоса рабочих на выборах они могут получить. Но идеи пролетарской революции и диктатуры пролетариата — это анахронизм. В современном западном обществе рабочие в старом смысле слова составляют ничтожную часть работающих, думаю — меньше десяти процентов. А в сфере власти и управления занято более пятнадцати процентов работающих! В России показатели несколько иные, но тенденция та же.

Ф: Грустно сознавать, что вся жизнь ушла на суемудрие и призрачные надежды.

П: Не ты первый, не ты последний. Более того, в наше время борьба за интересы низших слоев населения вообще потеряла смысл как цель жизни. Она стала материалом для демагогии, карьеры и наживы ловкачей. И сами низшие слои уже неспособны оценить настоящую жертву.

Ф: Одним словом, окончилась эпоха великих иллюзий и надежд.

П: Согласно марксистскому учению об обществе, способ производства с присущими ему формами общественного сознания, с политическими, юридическими и прочими институтами образует общественно-экономическую формацию. Насчитывается пять таких формаций: первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и коммунистическая. Во времена Маркса последняя лишь проектировалась как формация, которая должна была прийти на смену капиталистической. В последовательной смене этих формаций усматривается некая историческая закономерность. Утверждается некий закон перехода от низших форм к высшим — закон соответствия производственных отношений характеру производительных сил. При капитализме это соответствие нарушается: производительные силы становятся общественными, а присвоение остается частным. Присвоение должно быть приведено в соответствие с производительными силами, т.е. должна быть ликвидирована частная собственность на средства производства и установлена общественная собственность.

Ф: И это чушь?!

П: Не чушь, а идеология. Если проанализировать факты истории, употребляемые здесь понятия и соответствующие им явления, то можно увидеть, что никакого такого закона вообще нет, что он выдуман для того, чтобы придать видимость научной обоснованности априорной коммунистической идее ликвидации частной собственности на средства производства.

Ф: Реальность подгонялась под умозрительную схему! А у нас никаких сомнений в истинности схемы не было!

П: Марксистская схема эволюции общества с логической точки зрения создавалась так. В историческом процессе из разных его мест и эпох вырывались отдельные куски — типы обществ. Они отбирались по определенным критериям и располагались в умозрительный упорядоченный ряд. Этот ряд рассматривался как закономерные этапы развития общества («от низшего к высшему»). Само собой разумеется, коммунистическое общество при этом изображалось как высший продукт исторического развития, причем не только как закономерный, но даже как необходимый.

Ф: Но типы обществ — факт!

П: Сама по себе идея выделить типы человеческих обществ, ввести критерии их сравнения и расположить их в теории по этим критериям в упорядоченный ряд «от низшего к высшему» ничего дурного в себе не содержит. Она вполне правомерна. Но она удерживает нас в рамках науки лишь при том условии, что соблюдаются определенные правила логики (т.е. правила научного мышления), а именно — если этот ряд не рассматривается как последовательные этапы развития некоего одного и того же человеческого объединения и если этот ряд не выдается за некий объективный закон развития некоего общества. Но именно эти логические правила в марксистской теории общества были нарушены, вследствие чего вся схема общественной эволюции превратилась в чисто умозрительную конструкцию, хотя и выдуманную на основе объективных фактов истории, однако все-таки выдуманную. Как бы ты отнесся к тому, если бы биолог, наблюдая различные виды животных и сравнивая их, построил бы схему необходимого развития от низшего к высшему некоего существа «животное», высшим этапом которого является некое человеческое состояние? Ты сказал бы, что это — чушь. Однако именно нечто подобное произошло с марксистской схемой эволюции общества. Здесь разбросанные в пространстве и времени куски человеческой истории были изображены как этапы развития чего-то одного. Упорядоченный умозрительный ряд различных явлений человеческой истории был представлен как последовательные этапы развития одного и того же общества. Умозрительный ряд был представлен как объективный закон истории.

Ф: Значит, не любой народ способен пройти все стадии эволюции, которые марксисты изображают как всеобщий закон?

П: Нет, конечно. В реальной эволюции живого можно видеть огромное число эволюционных линий, проб, гибели, тупиков. В животном мире практически все возможности были испробованы. Все линии оказались тупиковыми, достигли своего потолка. Только человек вырвался. И начался человеческий период. И тут — множество линий, попыток, тупиков. Происходил исторический отбор типов обществ. Если бы они все сохранялись, то мы имели бы бесчисленное множество социальных «насекомых», «крокодилов», «змей», «слонов» и т.п. Но они в большинстве случаев вымерли. В таком духе я рассмотрел все марксистские понятия и утверждения.

Ф: Насколько мне известно, такую критику осуществил ты один.

П: Да. Она не сыграла никакой роли в судьбе марксизма, как и любая научная критика вообще. Марксизм перестал быть адекватным условиям второй половины 20 века и потому сам капитулировал перед обстоятельствами, ничего общего не имеющими с наукой.

Ф: Так почему же ты так много сил потратил на научную критику марксизма?

П: Я стремился к научному пониманию советского общества как общества коммунистического. А в тех условиях, в каких я жил тогда, путь к этому лежал через изучение марксизма, через логический анализ его текстов, через преодоление его. Я хотел построить более совершенную концепцию коммунизма, чем марксистская. А последняя была лучшим изо всего, что мне было известно.

Ф: Марксизм отпал совсем?

П: Нет, конечно. Он остается как факт истории. Кроме того, всегда были и будут одиночки, которых не удовлетворяют идеологические концепции и которые стремятся к истине. Они, как правило, профессионально плохо подготовлены, выдумывают всякую чепуху, занимаются кустарщиной. Кое-кто из них наверняка обратится к марксизму или даже к гегельянству. Но этот путь бесперспективен как путь науки.