Сид и император (СИ) - Елена Колоскова

— Ну и ну!!! — восхитился Квентин. — Классный старикан.

«Это не старикан». Я возмущенно вскинулась, но мужчина не дал мне вырваться.

— Смотри! Смотри, Твигги из Рэнса. Так надо.

— Почему?

— Мы идем тропою снов, — ответил он.

Рейвен тоже так говорил когда-то. Тогда, во время покушения. Он призывал меня уйти тропою сновидений. Очевидно, я мудро поступила, отказавшись.

Было много других, тех, кто меня покинул. Но почему-то среди них не было самого Рейвена.

А зверь Хаоса неутомимо скакал по этой тропе…

Глава 27

Облака закончились, так же как и бездна под ними. Видения истаяли, как дым… Наконец-то привычный пейзаж междумирья, знакомый мне по другим поездкам! Подобие тверди под ногами у нашего «скакуна» и мелькающие то тут, то там двери в обитаемые миры.

Впереди забрезжило мягкое сияние, похожее на действующий портал. Зверь, почувствовав конец марафона, с удвоенной силой заработал лапами, а его бока ходили ходуном, как меха в кузне. Квентин засвистел и, подгоняя, сжал ногами корпус морака.

— Хей!!! Уже близко! — воскликнул он.

— Выход?

— Он самый. Ты справилась, Твигги из Рэнса. Я в тебе не ошибся.

Что он имел в виду? Разве не он вывез меня из того странного места, куда я попала? Хотя, какая разница. Главное результат. Гораздо больше меня волновала судьба потерянного дневника.

Этот парадокс мне уже никак не преодолеть. Когда я вернусь в реальный мир без этих записей, невозможно предсказать последствия этой ошибки. Что случится в тот миг, как пересеку врата, я не знала.

— Что такое, Твигги из Рэнса? — спросил меня фомор.

— Я… просто я забыла здесь… кое-что очень важное, — ответила я и лязгнула зубами.

Трясло неимоверно. Теперь морак буксовал в тумане, с натугой преодолевая оставшийся путь, словно ему что-то мешало.

— Главное, чтобы ты не забыла здесь себя, — фыркнул Квентин. — Остальное не столь существенно.

— Думаете?

— Уверен!

Ладно… Раз он так уверен, может, я не исчезну из реальности с исчезновением дневника. Ну а как насчет существования самой реальности?

«Ладно, посмотрим».

Стоило мне так подумать, как мы вырвались из туманной трясины, в которой ненадолго увязли, и снова понеслись к цели. Когда мы подъехали к выходу, перед ним возникла невысокая фигура, скрытая зеленым плащом. Поднялась тонкая белая рука и откинула капюшон. Зверь Хаоса резко затормозил, и, если бы не Квентин, я бы вылетела из седла.

У стоящей на дороге женщины было странное лицо. Или его вовсе не было? Множество лиц, которые я когда-либо видела, переплелись и непрерывно сменяли друг друга. Стоило отвести взгляд в сторону, и я уже не могла припомнить, как выглядела эта незнакомка.

Квентин помог мне спешиться, спрыгнул с морака и пал перед женщиной ниц.

— Моя госпожа!!! Какая честь!

Кто это? Пока я соображала, Квентин дернул меня за руку и тоже заставил склониться перед ней. Наконец я услышала голос, мелодичный и чуть хрипловатый:

— Можете встать.

— Моя госпожа, почему вы здесь? Что я могу для вас сделать? — спросил фомор.

«Когда это он успел переодеться?»

Я с удивлением заметила, что его небрежную одежду сменил строгий черный камзол, лосины, высокие сапоги и кинжал на поясе. На аккуратно причесанной шевелюре красовался берет с пером. И от прежнего насмешника в обносках не осталось и следа.

— Ты уже все сделал, отрок, — сказала незнакомка. — Мне нужна твоя спутница.

«Нужна?» Что-то мне это не нравится. Смотря с какой целью я вдруг ей понадобилась. И, главное, кто она. Квентин послушно отступил, оставив меня один на один с неизвестностью.

Женщина шла ко мне. Озаренная сиянием врат, а, может, своим собственным, она была похожа на неведомое, древнее божество. Лица! Тысячи их, и полная безликость. Стоило мне об этом подумать, как она улыбнулась мне тысячью разных улыбок, радостных и скорбных одновременно.

— Умная дщерь. Ты знаешь, кто перед тобой, — сказала она.

«И кто же?» Но она не ответила. А я вдруг вспомнила того охотника, с которым мы обменялись дарами. Я угостила его яблоком, а он меня — сердцем вепря. У него тоже было такое лицо, и я никак не могла запомнить его облик. Он тоже говорил, что я его знаю.

— Вот как? Ты видела моего супруга? — снова улыбнулась эта женщина, хотя я ничего не сказала, а только подумала.

— Да, госпожа.

— Интересно…

Она обошла меня, двигаясь посолонь в утреннем тумане. Я поворачивалась вслед за ней и вздрогнула, когда она замкнула круг. Но ничего не произошло. Ничего, что я бы ощутила как магию или угрозу.

— Как ты трепещешь, Твигги из Рэнса, — сказала женщина, вдруг приняв облик моей приемной матери. — Но не поклоняешься и не благоговеешь. Почему?

Сложно делать это, когда всю жизнь прислушивалась только к Силам, преимущественно к Аннис. В Империи старые обычаи соблюдались, но без особого рвения. Разве что, земледельцы и скотоводы, которые зависели от милостей природы, по сию пору исповедовали эти верования.

К тому же, сейчас она выглядела, как престарелая хинская женщина, которая меня вырастила. Я была ошарашена, но не готова, как в храме, бить поклоны. Но разумом я понимала. О, я понимала, кто передо мной, и все мое существо пронзал страх и трепет.

— Ах… Понимаю, — покачала она головой. — Одни дети мне ближе, чем другие. Такое бывает.

— Вы… Мать? А он — ваш Супруг, — сообразила я. — Значит, вы…

— Хенвен. Они зовут меня так, — рассмеялась живая богиня, став на мгновенье согбенной годами старушкой, а потом юной девой.

— Сиды?

— Не только.

Я оглянулась на Квентина, который за спиной богини сделал огромные глаза и пытался мне что-то сказать. Очевидно, я не поняла, и он показал мне кулак. Наверное, я вела себя неподобающим образом. Так… понятно. Фоморы тоже среди «любимых детей».

— И они тоже, — не оборачиваясь, сказала богиня, вдруг принявшая мой собственный облик.

Было странно видеть свое лицо и не узнавать его. Эти переменчивые глаза точно не принадлежали человеку.

— А… почему вы здесь? Зачем я вам понадобилась? — вернулась я к исходной теме.

Лучше сразу разрубить этот узел. Я не могла до бесконечности гадать, что мне грозит… если грозит. Думаю, владелица этого места, если бы хотела мне что-то сделать, давно бы это сделала, так же как и ее Супруг.

— Ты едва не стала клинком мирозданья, дитя, — сказала она и выпростала из складок плаща мой дневник. — Нельзя быть такой неразумной.

— О! Он у вас!