Тонкая зелёная линия - Дмитрий Конаныхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вены, голубые жилки на животе – там ребёнок. Вот где колдовство – как ребёнок зарождается. Жизнь. В Зосе – ребёнок. По глазам – наискось – кульманы, белые листы ватмана, осевые линии и косая штриховка металла. Разрезы. Живот тоже режут. Могут резать. Что с температурными мостами делать? Не хватает, ох, как не хватает нормального уплотнителя, чтобы держал водородные и гелиевые температуры. Бум! Это коленка. Бамс!! Смеётся Зося – это попа ребёнка. Девочка? Или мальчик? Зося-Зося, как же ты смотреть на меня будешь, да, знаю, всё понимаю, всё примешь, но.
На самом деле, что же думать? О чём? Как это – всю жизнь доверять и клясться – всей молодостью, что горы сверну, сделаю всё, о чём мечтаем, мечтали, а тут – бац! – “Вы нужны не просто Родине. Вы нужны Партии”. Справедливость. Какая она – справедливость? Подбирать слова? Думать, что говоришь, вместо того, что говорить то, что думаешь. Так? Дальше-то что? Или здесь? Здесь оставаться? Остаться? Нет, серьёзно, остаться? А что, здесь тоже люди живут. И хорошие люди. Вон их сколько. Живёт же Гурьев. Ну да, один, но какой дядька! Настоящий. Честный, замечательный, слишком честный. Да… Или вот Марчук. Преданно, восторженно, по-другому не скажешь, любит жену. А ведь контуженный с войны, виду только не показывает, болит ему ежечасно – Красный шепнул. А на Фибролите – разве не такие же люди живут, как в Залесске? Да всё то же самое. Или махнуть после демобилизации, удрать? Ведь не выпустят. Всё равно догонят. Ох, не знаю.
Вот только. Мечта. Мечта, будь она неладна, это же как честное слово – ведь поклялся себе, что сделаю, что будет всё хорошо, с Криштулом договорились – запустим мы красавицу к Луне, сделаем же. Сколько сил положено! Это же на разрыв души, до вскипания мозга – как же Сова колени Преображенской целовал, а ведь взрослые люди, но на него не смотрели, знали, что не заложит…
Коленки… Коленки – это здорово. У Преображенской круглые коленки. У Воробейкиной? Не знаю. Наверное. У Томы? Не помню. Как так? Уже забыл. Это же семь лет. Ну да, седьмой год. Ни слуху ни духу. Наверное, круглые. Забыл. Не целовал же. Лучше всех запоминаешь целованные коленки – или недоцелованные. Глаза карие. Глаза голубые. Как небо, где ангелы трубят. Разноцветные – Зосины».
Солнце светит алым сквозь закрытые веки. Жёлто-синие радужные вспышки прямо в горящий мозг. Геометрические узоры. Чуть двинуть зрачком, чуть подумать – своя картина сумасшествия, случайная и предопределённая. Психика такая. Фосфены. В «Науке и жизни» статья была. Мозг так устроен. Легче в космос заглянуть, чем в мозг. Легче других учить, чем себя понять. Легче в бой послать, чем самому себе – один на один, когда никто не видит, не слышит, не знает – правду сказать. Ещё бы! В себя заглядывать – это как в пропасть падать. Это такой страх, что преодолеть могут только подлецы, фанатики, сумасшедшие или влюблённые. Этим особенно некогда… Открыть глаза – всё вокруг становится зелёным-зелёным – как в детстве. Бирюзовое небо, морские волны сугробов, зелень ветвей и сладко шепчущий на ветру малахит леса. Всё светится изумрудными радугами – от чёрно-синего провала неба до салатово-лимонного ветра, облизывающего щёки.
Алёшка Филиппов дремал на краю овражка, ждал Чернышёва, думал о Зосе, о себе, о жизни и слушал, как под ним медленно гудит и поворачивается земной шар.
3
– Ну наконец-то! Боже ж ты мой, Зосечка! Зосечка, боже! – тётя Козя бросилась на шею дремавшей Зосе. – Зося! А мы ж тебя полчаса уже везде ищем, по всему Борисполю бегаем! Ты что же, не слышала объявления? Валентин уже у дежурного был, – Казимира улыбнулась Валентину, явно гордясь. – Такая суета, беготня! Ты извини, мы сразу не смогли приехать – Валентин только в час ночи вернулся с совещания, пока дозвонились, пока машину вывели из гаража, пока доехали, ты же пойми, Зося, у Валентина такая работа, что так просто нельзя, знаешь, ванитатус ванитатум, да. Господи, как я рада, что тебя поймали, нашли!
– Да-да.
Зося совершенно отупела от усталости, пропитывавшей каждую клеточку тела, и того характерного спокойствия, защищающего беременных в самых тяжелых ситуациях. Да и пять минут успела поспать – только глаза сомкнула в зале ожидания, как приехали Казимира с Валентином. Слишком долго ждала. Устала донельзя. Уже привычно болело внизу и очень отдавало в спину. Надо было на такси поехать. Но неудобно – уже ж позвонили. Из самолёта. Когда выходила на трап – командир самолёта, седой дядька, так хвалил, что дотерпела, да. И девочка-бортпроводница в щёку ж поцеловала.
И парень-бортпроводник. Смешной. А какой хороший мужик Игорь! Акушер, свой телефон ленинградский оставил. Какой-то потерянный. Одинокий, наверное. Добрый, надтреснутый какой-то. Да-да, лучше потерпеть. Дотерпеть, перетерпеть. Дольше же ж терпела. Ещё капельку. Совсем же чуть-чуть. Хорошо, ребёнок спал. Спать-спать-спать… И ещё сыру очень хотелось. Такого золотистого сыру. Чтобы молочной слезой. Такой запах, такой мираж, слюна в горле. О чём Казимира говорит всё время?
Говорит, говорит… Такой сыр только в Топорове делали на молокозаводе. На том самом, куда она должна была вернуться из Ленинграда. Если бы не Алёшенька… Как много она говорит, тётя Козя. Как гордится Валентином. Любит его. Любит им гордиться. Есть чем – полгода назад заместителем прокурора Киева назначили. Это много. Это очень много, если понимать, что такое – для топоровского босяка, первого красавца выпускного класса топоровской школы, подняться от первой работы на Западеньщине до цэковских коридоров Киева. Говорит, говорит, говорит. Слова-то какие. «Ванитатус…» Господи, дай силы! «Ванитатум». Лучше бы на такси поехала.
– Да, тётя Козя. Да, здравствуйте. Здравствуйте, Валентин.
– Пр-р-ривет! Ну, где твои вещи? Это всё? Один чемоданчик? Это ты из Еврейской Республики один чемоданчик привезла? От же ж жиды какие хитрые!
– Валя! Люди кругом!
– А что – «люди»? И что? Кто услышит? Ну, как она там – Еврейская автономная, да? Вы подумайте! Или уже надо тебе «шалом» говорить? Ой ви таки делаете мне смешно! Козя, прекрати! Что хочу, то и говорю! Что ты мне рот закрываешь? Да прекрати ты шипеть, ты! Что значит – «что люди скажут»? Это как я скажу – то они и скажут. Так и смотреть
