Катастрофы сознания - Татьяна Ревяко

Он так раскрыл суть «воспитательной работы» при нацистах: «Мы начинаем с детей еще в трехлетнем возрасте. Как только ребенок начинает что-либо смыслить, он получает в руки флажок, затем следуют школа, организация „гитлерюгенд“, штурмовой отряд, воинская повинность. А когда все это уже позади — на очереди „трудовой фронт“. Он втягивает людей и не выпускает их из рук до самой смерти, хотят они того или нет!»

Он являлся одним из руководителей штурмовых отрядов (СА), в период второй мировой войны возглавлял центральную инспекцию по наблюдению за иностранными рабочими, насильно угнанными на каторжный труд в Германию.

Когда явно обнаружился близкий крах нацистского режима, Лей бежал в Баварские Альпы. Там, в горах, изменив фамилию, выжидал. Но Лею не повезло: его с помощью местных жителей обнаружили и препроводили в Нюрнбергскую тюрьму. Получив копию обвинительного акта, Лей покончил жизнь самоубийством.

В отделении отдела внутренней безопасности американской охраны тюрьмы сообщалось: капрал, зайдя в камеру, обнаружил Лея, повесившегося на канализационной трубе на тюремном полотенце.

Анализ данных, связанных с самоубийством Лея, дают возможность пояснять, что его заставили покончить с собой: он был хроническим алкоголиком и на процессе мог наговорить лишнего. Узнав о смерти Лея, Геринг сказал: «Хорошо, что он мертв. У меня были серьезные сомнение насчет того, как бы он повел себя на процессе… Я уверен, что он устроил бы спектакль. А, впрочем, я не удивляюсь, что он мертв. Все равно ведь он мертвецки пил».

Ликург

Ликург — легендарный спартанский законодатель (IX–VIII вв. до н. э.), которому греческие авторы приписывают создание институтов спартанского общества и государственного устройства. Незадолго до правления Ликурга в Спарте начались смуты. В народе росло недовольство, богатые угнетали бедных, и часто дело доходило до открытых уличных столкновений. В одной из таких стычек убили отца Ликурга. Он был царем Спарты, и, согласно обычаю, его власть перешла к сыну Полидевку, брату Ликурга. Так как Полидевк скоро тоже скончался, не оставив детей, Ликург стал единственным наследником царского престола. Однако вскоре после воцарения он узнал, что царица, жена его умершего брата ждет ребенка. Ликург объявил, что, если ребенок его умершего брата окажется мальчиком, он передаст ему престол, а сам, пока ребенок не вырастет, будет управлять государством в качестве опекуна.

Царица родила наследника. Когда мальчика принесли к Ликургу, он положил младенца на трон и сказал: «Вот ваш царь, спартанцы! Давайте назовем его Харилаем, и пусть он правит нами на радость народу!» (Харилай — по-гречески «любезный народу»).

За недолгое свое правление Ликург успел заслужить любовь и уважение сограждан. Люди слушались его не только потому, что он был главой государства, но и потому, что он был мудрым и справедливым человеком. Однако у Ликурга были не только друзья, но и противники. Они всячески старались оклеветать его и распространяли слухи, что царский опекун сам стремится захватить престол.

Ликург опасался, что, если что-нибудь случится с молодым царем, виновником будут считать его. Желая избежать клеветы и подозрений, Ликург покинул родину и решил не возвращаться до тех пор, пока у Харилая не родится наследник. Тогда, даже в случае смерти Харилая, Ликург не будет иметь право наследовать престол, и никому не придет в голову подозревать его в убийстве царя.

Спартанцы жалели об отъезде Ликурга и не раз просили его вернуться. Но Ликург не был уверен, что граждане дадут ему возможность провести необходимые преобразования в государстве. Поэтому, прежде чем вернуться, Ликург решил заручиться мнением Дельфийского оракула. (Дельфийский оракул — общегреческое святилище. Предсказания (оракулы) давались пифией, жрицей бога Аполлона в нарочито неясной форме.)

Пифия встретила входящего в храм Ликурга словами: Вижу тебя я, Ликург, пришедшего в храм мой богатый… Как мне тебя называть, я не знаю: хотя схож с человеком. Все же тебя назову я бессмертным скорее, чем смертным. Ликург попросил посоветовать ему лучшие законы. Пифия ответила, что лучше его законов не будет ни у одного государства. Это предсказание ободрило Ликурга, и он вернулся в Спарту, где правил его слабохарактерный племянник Харилай.

Прежде всего Ликург открылся своим друзьям, затем постепенно привлек на свою сторону еще многих. В подходящий момент он с 30 вооруженными друзьями из самых знатных семей занял городскую площадь. Харилай, думая, что заговор направлен против него, бежал, укрывшись в храме Афины. Однако, поняв, что ему нечего бояться, Харилай вышел из своего убежища и вместе с остальными аристократами решил участвовать в преобразованиях.

Когда важнейшие из законов Ликурга вошли в жизнь, он созвал всех граждан на народное собрание. Законодатель сказал, что, для того чтобы сделать всех счастливыми, он должен провести еще одно, самое главное преобразование. Для этого ему надо еще раз посетить Дельфийский оракул, и поэтому Ликург попросил геронтов и всех граждан дать клятву не изменять ничего в законах до его возвращения. Все поклялись, и Ликург уехал в Дельфы. Оракул возвестил, что законы его прекрасны и что до тех пор, пока Спарта будет верна этим законам, она будет процветать и господствовать над другими государствами.

Послав это прорицание на родину, Ликург решил добровольно умереть, чтобы не дать возможности согражданам когда-нибудь изменить законы. Ведь они обещали не проводить никаких реформ до его возвращения. Ликург был как раз в тех годах (ему было около 85 лет), когда, по мнению древних, можно еще жить, но хорошо и умереть, особенно тому, у кого все желания уже исполнились.

Ликург считал, что смерть общественного деятеля должна быть полезна государству. Кончина должна быть достойным завершением жизни. Простившись с друзьями и сыном, Ликург отказался принимать пищу и вскоре умер от голода. Он боялся, что его останки перенесут в Спарту и граждане будут считать себя свободными от клятвы. Поэтому перед смертью он распорядился сжечь его труп и бросить пепел в море.

Лондон Джек

Сан-Франциско — красивый город. Живописно разбросаны на холмистой оконечности полуострова его здания. Как и все американские города — это город резких социальных различий, город роскоши и нищеты. Широкая Маркет-стрит делит его на две части. К северу от нее располагаются здания банков, богатых компаний, роскошные магазины, гостиницы, театры. К югу — заводы, фабрики, прачечные, грязные кварталы. Здесь в ветхом домике 12 января 1876 г. родился Джек Лондон.

Мать его Флора Уэллман не обладала красивой внешностью. Крупный нос, желтоватый цвет лица, очки, парик — вот что бросалось в глаза при первом взгляде. В 1876 г. Флоре было 33 г. Это была низенькая крепкая женщина с некоторыми причудами. В двадцать пять лет она ушла от родителей из штата Огайо и с тех пор переезжала из города в город, зарабатывая на жизнь уроками музыки. Она увлекалась спиритизмом и, хотя претендовала на практический взгляд на вещи, была бесхозяйственной и опрометчивой в своих решениях.

Отец мальчика, родившегося у Флоры Уэллман, Уильям Чани не признавал его своим сыном. Астролог Чани сошелся с Флорой, будучи на двадцать два года старше ее. В личной жизни он, видимо, не блистал великодушием и добропорядочностью, но среди коллег-астрологов слыл выдающимся. Он обладал незаурядными способностями лектора и весьма широкими интересами. Студенты считали его человеком примечательным, и лекции его собирали обычно массу народа.

Астрологии Чани посвящал большую часть времени, всерьез веря в ее могущество. Дома Чани собрал прекрасную библиотеку, в которой были книги по самым разным вопросам.

Трудно с достоверностью назвать причины, побудившие Чани отречься от сына, но решение его не смогли поколебать даже покушение Флоры на самоубийство и большой скандал в прессе вокруг его черствосердечия по отношению к жене и ребенку.

Вскоре после рождения сына Флора вышла замуж за вдовца с двумя детьми — 45-летнего Джона Лондона. Так ее малютка обрел отца и фамилию, которую четверть века спустя суждено было прославить весь мир.

Много лет спустя, восстанавливая в памяти детство, Джек Лондон не мог вспомнить, когда бы мать ласкала его, но зато в его сознание навсегда запало, как отчим в трудную минуту гладил его своей большой рукой по голове, неизменно приговаривая: «Ничего, ничего, сынок!»

Когда Джеку исполнилось десять лет, он стал материально помогать семье: сделался разносчиком газет. Это дело приносило двенадцать долларов в месяц, которые мальчик целиком отдавал матери.

Вскоре в семью Лондонов приходит горе — сбитый поездом отчим серьезно контужен и не в состоянии работать. Единственный в семье здоровый «мужчина» — Джек вынужден поступить на консервный завод.