Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция - Джеймс Уайт

— Я считаю, что пациент находится в здравом рассудке, а мы пошли не по тому пути. Суть проблемы в том, что он съел.

— Я догадывался, что вы произнесете что-нибудь этакое, — отозвался побледневший О’Мара.

Прибыло заказанное оборудование — длинный деревянный кол с заостренным концом и механизм, который направлял кол вниз под определенным углом и с заданной скоростью. С помощью тралтана Конвей установил агрегат над операционным столом, выбрал на теле пациента место, где, под шестидюймовым слоем мускулов и жира, находились несколько жизненно важных органов, и привел механизм в действие. Кол прикоснулся к шкуре ЭПЛХ и принялся углубляться в нее со скоростью около двух дюймов в час.

— Да что вы, черт возьми, творите? — гаркнул майор. Вампира лечите, что ли?

— Разумеется, нет, — ответил Конвей. — Я выбрал деревянный кол для того, чтобы пациент мог защищаться. Или, по-вашему, он устоял бы против стального стержня? — Он жестом подозвал тралтана и принялся наблюдать за погружением кола в тело ЭПЛХ. Приликла периодически сообщал об эмоциональном излучении, О’Мара расхаживал по палате, что-то бормоча себе под нос.

Острие вонзилось примерно на четверть дюйма, когда проявились первые признаки утолщения и отвердевания кожи. Ороговение происходило в окружности диаметром около четырех дюймов, центром которой была ранка, нанесенная острием кола. В сканнер Конвей увидел, что под кожей, на глубине где-то в полдюйма, образуется слой тканей, отдаленно напоминающий губку. Этот слой набух на глазах, сделался полупрозрачным, а через десять минут превратился в жесткую костяную пластинку. Кол начал гнуться. Похоже было, что он вот-вот сломается.

— Мне кажется, защитные резервы ЭПЛХ все тут, — сказал Конвей, следя за тем, чтобы его голос прозвучал ровно, — и я предлагаю их удалить.

Вдвоем с тралтаном они быстро вырезали костяную пластину и сразу же поместили ее в стерильный контейнер с крышкой. Конвей приготовил инъекцию того же лекарства, которое пытался применить накануне — но отнюдь не максимальную дозу, — и ввел ее пациенту, а потом помог ФГЛИ обработать и зашить рану. На это ушло минут пятнадцать, по истечении которых ни у кого не осталось сомнений в том, что лекарство подействовало и пациенту лучше.

Тралтан поздравил Конвея, О’Мара сыпал проклятиями и угрозами, требуя немедленного ответа на свои вопросы. Приликла сказал:

— Доктор, вы ввели лекарство, но тревога больного не уменьшилась. Он на грани истерики.

Конвей с усмешкой покачал головой.

— Пациент под наркозом и ничего не чувствует. Однако я согласен, что в настоящий момент, — он кивнул на стерильный контейнер, — его личный врач не слишком доволен своей участью.

А в контейнере творилось вот что: извлеченная кость начала размягчаться, из нее потекла лиловая жидкость, которая перемещалась по дну контейнера, словно наделенная сознанием — как, впрочем, оно и было на деле.

По настоянию О’Мары Конвей отправился к нему в кабинет. Майор говорил комплименты, правда, в таких выражениях, что порой трудно было разобрать любезность это или оскорбление. Но таков уж был О’Мара; до Конвея постепенно доходило, что главный психолог вежлив только с теми, кто представляет для него профессиональный интерес.

Вопросы О’Мары еще не иссякли.

— Разумная, амебная форма жизни, упорядоченный набор субмикроскопических, вирусоподобных клеток, — ответил Конвей на один из них. — Лучшего доктора не найти. Он обитает внутри пациента и, обладая необходимыми познаниями, лечит его от всех болезней. А существу, которое патологически боится смерти, иного и не нужно. Такой врач — совершенство, каковым, кстати говоря, он и является, ибо заболевание ЭПЛХ — не его вина. Оно возникло из-за невежества пациента в своей собственной физиологии. По-моему, он прошел процедуру омоложения достаточно рано, то есть не стал дожидаться зрелого возраста или старости. Но в последний раз, то ли запамятовав, то ли по небрежности, он пропустил свое обычное время омоложения, отсюда кожное заболевание. Как уверяют патологи, для ЭПЛХ эта болезнь типична. В нормальных условиях они попросту сбрасывают кожу, и все проходит. Но наш пациент, поскольку его память стерлась, не имел о том никакого представления, а значит, его личный врач тоже находился в неведении.

Этот, так сказать, внедренный врач знал о своем подопечном крайне мало, но его девизом было всеми силами поддержать статус-кво. Когда кожа ЭПЛХ начала отваливаться, он принял меры к тому, чтобы удержать ее на месте, не сознавая, что вмешивается в естественный процесс, вроде выпадения волос или сбрасывания кожи рептилиями. К тому же, ЭПЛХ, вероятно, донимал его жалобами. И вот между организмом пациента и врачом развернулась жестокая борьба. Кроме того, не стоит забывать, что ЭПЛХ винил врача в своем заболевании, так что последнему пришлось погрузить «хозяина» в беспамятство, чтобы заняться тем, что он считал необходимым.

Он нейтрализовал наши первые инъекции, поскольку они были для него посторонней субстанцией, проникшей в тело пациента. Что случилось при попытке хирургического вмешательства, вы наблюдали собственными глазами. Лишь когда мы стали угрожать жизненно важным органам деревянным колом и вынудили врача бросить все остальное…

— Знаете, — проговорил О’Мара, — когда вы попросили прислать деревянный кол, я решил надеть на вас смирительную рубашку.

Конвей усмехнулся.

— Мне кажется, ЭПЛХ можно вернуть его врача, — сказал он. — В патологии его просветили насчет физиологии того, кого он чуть было не угробил, и теперь он будет лучшим из личных врачей, а ЭПЛХ, по-моему, сумеет разобраться в ситуации.

О’Мара тоже улыбнулся.

— А я-то опасался, каких он дел натворит, придя в сознание! Судя по всему, он парень вовсе неплохой, дружелюбный.

Поднимаясь, чтобы уйти, Конвей обронил:

— Он отличный психолог. Любезен со всеми и всегда…

Ему удалось захлопнуть за собой дверь до того, как майор обрел дар речи.

Глава V

В скором времени больной-ЭПЛХ — Лонвеллин, выписался из госпиталя, и Конвей забыл о нем за нескончаемым потоком хворых инопланетян. Он не знал, вернулся ли ЭПЛХ в свою родную галактику или по-прежнему бороздит эту в поисках приключений, и, по правде говоря, ему это было все равно. Однако, как выяснилось, Конвей распрощался с ЭПЛХ не навсегда. Вернее, Лонвеллин не навсегда распрощался с Конвеем…

— Как вы смотрите на то, чтобы отлучиться из госпиталя на несколько месяцев, доктор? — справился О’Мара, когда Конвей явился по вызову к нему в кабинет. — Так, небольшая прогулочка, вроде отпуска.