Слепой гость - Всеволод Воеводин

Странное совпадение! Молодой человек, похожий на студента, рассказывал историю этой крепости, которую не раз собирались мне рассказать старый Джабар Йолдаш-Оглы, сторож на дынном поле, и мой мужественный учитель Харасанов. Но я засыпал. Я очень устал. Я мог думать только о нашей неудаче. Снова над моей головой полз туман и переплетались сучья. «Откуда здесь быть туману и сучьям?» — удивлялся я и тер кулаками глаза. Это синий табачный дым полз надо мной, и сквозь настил из сухого тростника и сучьев (убогая крыша этой затерянной в горах лачуги) кое-где поблескивали последние звезды.

— Смотрите, — продолжал молодой гость, — теперь хорошо видна угловая башня. Отсюда к ней идет тропинка, вырубленная прямо по скалам. Там есть переход шагов тридцать, не больше, но эти тридцать шагов можно пройти, только распластавшись по скалам. В туман, когда камни становятся влажными и скользкими, эта тропа непроходима. И вот персы двинулись...

Должно быть, чайханщик отворил дверь, потому что с пола потянуло холодом и к неторопливой речи молодого человека примешивался шум потока, бежавшего где-то неподалеку от чайханы. Сквозь дремоту я видел в четырехугольнике распахнутых дверей уже высокое, розовое небо и черную башню, точно сражавшуюся с набегавшими на нее облаками.

— Первого воина, ступившего на эту тропинку, хан застрелил из лука. Второй, раненный в ногу, свалился в пропасть. Третий...

— Дай-ка чаю, хозяин, — сказал кто-то.

Я проснулся. Это мне только показалось, что сон валит меня с ног, что я устал до потери сознания. С удивительной отчетливостью я слышал все, что происходило вокруг меня, слышал каждое слово и звяканье чайной ложечки о стакан, и шумные вздохи курильщиков. Но я не открыл глаз, я лежал, притворяясь спящим, и чувствовал, как Бостан изо всех сил сжимает мое колено, дает мне знак молчать.

— ...третий, — продолжал между тем молодой человек, — дополз, прикрываясь, до самого узкого места, и, пока он раздумывал, как ему переползти эти последние пять-шесть шагов, дротик, брошенный ханом, пробил его панцирь, и он упал следом за своими товарищами. Тогда персы бросились бежать. Один человек обратил в бегство целое войско, и нельзя сказать, чтобы это был такой уж богатырь. Но персы...

Голос чайханщика произнес:

— На, возьми сдачи.

— Не надо, дай еще хлеба, — сказал другой, тот голос. Бостан еще крепче сдавил мне колено. Больше я не мог лежать.

Зевая и потягиваясь, я поднял голову с мешка. Дверь была распахнута настежь, и проснувшиеся быки через порог просовывали в чайхану свои черные морды. Но никто не вошел и не вышел из чайханы, пока я дремал. Две женщины, закутанные в шали, пожилой человек с четками да двое крестьян, — все те же люди сидели за столом. Не спеша, отхлебывая из стакана горячий чай, один из крестьян обернулся ко мне. Я видел незнакомое лицо, длинные усы, какие носят горцы, и глаза белесые и сонные. Равнодушно он смотрел на меня, и так же равнодушно я отвернулся к его соседу, курившему трубку, и когда трубка разгорелась, увидел свежую ссадину, рассекавшую его лоб.

Не знаю, как у меня хватило выдержки не кинуться ничком на скамью и не закричать. В длинноусом крестьянине со свежей ссадиной на лбу я узнал Шварке! Второй был Мамед.

И уже около часа мы сидели с ними за одним столом!

— Но персы, — говорил неторопливо студент, — не ушли. Они перенесли лагерь к самому подножию крепости и решили взять хитроумного хана правильной осадой.

Я поднялся из-за стола. Когда за моей спиной стакан стукнул о блюдце, я думал, что у меня выскочит сердце. С порога чайханы в сизых утренних сумерках теперь я видел людей, спавших, на коврах, разостланных у края дороги. Их было пять-шесть человек, мужчин и женщин, — одна семья, спускавшаяся на равнину с кочевий, и только у одного из мужчин на ковре лежала охотничья двустволка.

— Они думали, что голод и жажда, — доносилось из чайханы, — заставят хана выйти из крепости. Но они не знали того, что...

Петух, привязанный за ногу к арбе, встал, отряхнул перья и заорал, задрав голову к последним звездам.

Ночь кончилась.

Пар повалил из дверей чайханы. Это чайханщик заливал водой очаг, готовясь проводить своих гостей, как полагается, на рассвете.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Разломанная крыша. — Погоня. — Мустаджа, кандидат исторических наук, досказывает Мамеду и Шварке одну подробность о старой ханской крепости, которую он опустил в своем рассказе.

Молодой человек еще продолжал свой рассказ, но гости уже собирались в дорогу. Мой сосед засунул четки в мешок, и длинноусый крестьянин выколотил о стол свою трубку. А я сидел на скамье. Я опять сидел на скамье и притворялся спящим, потому что ничего другого мне не оставалось делать.

Я бросался от одной мысли к другой, и все они были нелепы. Разбудить кочевника с охотничьей двустволкой? Но что он поймет спросонья? Украсть самому ружье? Но даже если овчарки будут в это время спать, что я могу сделать, тринадцатилетний мальчик, с двумя бандитами, каждый из которых пристрелит меня раньше, чем я успею хоть слово пикнуть?

Все, что здесь произошло, произошло так внезапно, что до сих пор мне трудно рассказывать об этом по порядку. Кажется, за стеной чайханы заплакал ребенок, и женский голос сердито крикнул, чтобы напоили быков. Кочевники уже собирались в дорогу. Нужно было что-то делать немедленно, — может быть, просто закричать: «Хватайте этих людей» — и я вскочил и открыл глаза. И первое, что я увидел — это человека в дверях чайханы, державшего винтовку навскидку, и рядом с ним Бостана, который указывал пальцем в угол.

Было очень тихо. Шварке стоял, всем телом навалившись на стол, а Мамед медленно поднимал руки к потолку.

А затем лампа со звоном обрушилась на стол и погасла, и при вспышке выстрела я увидел чьи-то ноги, взметнувшиеся на воздух перед моим лицом, и вспышки ответных выстрелов, три подряд, и когда выстрелы вдруг оборвались — снова пустой четырехугольник дверей и в потолке, в раскиданном тростниковом настиле, совсем уже утреннее небо.

Я понял одно: Мамед и Шварке бежали — и с криком выскочил из чайханы. Мимо меня на неоседланном коне промчался милиционер, причем я разглядел только то, что он бос и крест-накрест перепоясан патронными лентами; метались овцы, и кочевник с двустволкой в руках стоял на дороге, свистом созывая бесновавшихся вокруг него псов. Я не удивился, каким образом Бостан, все время сидевший рядом со мной в чайхане, вдруг оказался на дороге с кочевниками и откуда здесь, в безлюдных горных лесах, появился этот странный милиционер, босой и с патронными лентами. Я тряс Бостана за плечо и требовал, чтобы он сказал мне одно: куда бежали те двое?