Пронзая тьму - Фрэнк Перетти

Салли посмотрела на ванну, дотронулась до холодного сине-зеленого фаянса. «Я могу предположить, – подумала она, – просто взять в качестве отправной точки для дискуссии предположение, будто это забор, граница, некая черта. Черта, за которую я заступила, но не должна была заступать».

Она позволила мыслям течь своим чередом и просто с интересом слушала голоса, звучавшие в сознании.

"А что, если это был неверный поступок?

Да брось, с чьей точки зрения? Абсолютных истин нет; ничего нельзя знать наверняка.

А если абсолютные истины все-таки существуют, и я могу что-то знать наверняка? Но как?

Это йотом, потом. Сначала ответь на первый вопрос. А что, если это был неверный поступок? Да.

Значит, я виновата. Я сделала не правильный выбор, я зашла за черту и поступила не правильно.

Но я полагала, что все границы существуют лишь в моем сознании!

Я поступила не правильно. Я хочу признать это, хотя бы однажды. Почему?

Потому что мне нужен забор. Даже если я нахожусь не с той его стороны, с какой следует находиться, мне нужен забор. Мне нужно чувствовать себя не правой. Нужно чувствовать свою вину. Зачем? Потому что..."

Салли пошевелилась. Она плотно прижала ладонь к стенке ванны, в которой умерла ее дочь. Она пошевелила губами и беззвучно произнесла какие-то слова, потом прошептала их, а потом произнесла громко:

– Потому что тогда по крайней мере я буду знать, где нахожусь!

Очевидно, Салли пробудила в себе какие-то спящие чувства; внезапно она почувствовала боль, мучительную боль в душе и, скрипнув зубами, со сдавленным стоном ударила кулаком по стенке ванны.

– О Господи!

Она снова откинулась на оштукатуренную стену, задыхаясь от боли, гнева и отчаяния. «О Господи, помоги мне!»

Бес отчаяния отпустил Салли и упал на пол. Его хватка ослабла.

Вот. Она сказала это. Она приняла предположение и развила его до логического завершения, пережила маленький катарсис, и теперь все осталось позади. Салли не знала, полегчало ли ей. Она чувствовала себя немного глупо из-за того, что вслух разговаривала с собой – или с Богом, если уж на то пошло. Но сейчас это неважно.

Почему-то вдруг она почувствовала какой-то груз на шее, какую-то тяжесть на груди. Она подняла руку к кольцу. Вытащила его из-под рубашки и снова поднесла к глазам. Уродливая маленькая химера злобно скалилась на нее.

И тут воспоминание обожгло Салли. Обожгло так сильно, что она удивилась, как это оно так долго скрывалось в глубинах памяти.

– Кольцо! Кольцо Оуэна.

– 

Ирэн Бледсоу чувствовала себя явно неуютно.

– Мистер Харрис, вашим друзьям придется остаться здесь.

Если принять во внимание обстоятельства, Том никогда не чувствовал себя лучше. Он сидел на той же самой деревянной скамье в том же самом холодном гулком мраморном вестибюле в здании суда города Клэйтонвиля: он явился на очередную запланированную встречу с детьми, и снова мероприятием руководила миссис Бледсоу.

Но на сей раз Том явился в сопровождении...

– Миссис Бледсоу, это мой пастор Марк Ховард и мой адвокат Уэйн Корриган.

Оба мужчины протянули руки, и Бледсоу пришлось обменяться с ними рукопожатием, пусть и не вполне сердечным.

– Здравствуйте. Как я сказала, на свидание с детьми будет допущен только один мистер Харрис. Корриган был в великолепной форме.

– Мы пришли сюда по приглашению мистера Харриса и намерены присутствовать при свидании. Если вы отказываетесь дать нам разрешение на это, вам придется явиться в суд и предоставить разумные основания для подобного запрета. – Он широко улыбнулся.

Бледсоу задохнулась от негодования и некоторое время не могла найти слов для достойного ответа.

– Вы... Это.., это конфиденциальная встреча! Мистер Харрис должен видеться с детьми один!

– Тогда, несомненно, вы с удовольствием останетесь здесь с нами, пока мистер Харрис будет общаться с детьми один?

– Я не это имела в виду, и вы меня прекрасно понимаете! Свидание мистера Харриса с детьми должно происходить в присутствии работника патронажа.

– Вы говорите о себе?

– Конечно!

Корриган достал блокнот:

– Кто отдал такое распоряжение?

Бледсоу запнулась:

– Я… я должна уточнить.

– Если вам все равно, – сказал мистер Харрис, – я бы хотел увидеть своих детей. Они ждут меня, не так ли?

– Минуточку! – Ирэн Бледсоу подняла руку. – Вы принесли анкету, которую я вам послала?

Корригану было что сказать и по этому поводу:

– В свете ныне идущего гражданского процесса я посоветовал своему клиенту до поры до времени не заполнять никакие анкеты и не проходить никакие психологические тестирования.

Ответ Бледсоу прозвучал холодно и угрожающе:

– Вы, конечно, понимаете, что это задержит возвращение детей под опеку мистера Харриса?

– Согласно архивным материалам Комитета, вы никогда не возвращали детей родителям до окончания судебного разбирательства, посему в настоящее время мы смиримся с этим. А теперь давайте перейдем к цели нашего визита.

Ей пришлось уступить:

– Хорошо. Следуйте за мной.

Она снова направилась к широкой мраморной лестнице, и громкое цоканье каблуков снова покатилось гулким эхом по вестибюлю – как напоминание о ее авторитете и одновременно выражение ее негодования. Они поднялись на второй этаж и прошли через большую мрачную дверь в холл, где стоял на посту все тот же охранник по имени Джон, Он несколько удивился, увидев трех человек вместо одного, но, поскольку они явились вместе с Бледсоу, решил, что все в порядке.

– Привет, милые!

С восторженным визгом Руфь и Джошуа бросились к отцу. Том опустился на одно колено и обнял их. И почему-то на сей раз Ирэн Бледсоу не стала между ними. Джошуа был по-настоящему счастлив снова увидеть папу, Руфь просто начала плакать и не хотела отпускать Тома. На поцелуи и объятия ушло довольно много времени.

– Бедные, измученные жестоким обращением дети, – шепнул Корриган Марку.

Бледсоу заняла свое место в конце стола и предложила Марку и Корригану сесть. Они тихо сели с той стороны, где находилось место Тома.

– Хорошо, ребятки, – наконец сказал Том. – Давайте садитесь.

Они уселись на стулья с противоположной стороны стола и только тогда заметили Марка.

– Здравствуйте, пастор Ховард!

– Привет. Как дела?

– Нормально,

– У вас сорок минут, – сказала Бледсоу, главным образом для того чтобы напомнить всем, что она все еще руководит данным мероприятием.

Следующие тридцать минут общения прошли в разговорах на самые обычные темы. Руфь и Джошуа старались побольше читать и, похоже, немного наладили отношения с другими детьми в приюте – хотя Том не знал, идет ли речь о том же приюте, что и в прошлый раз, или уже о другом. Однако по школьной программе они не занимались, а это означало, что им придется наверстывать упущенное летом, если вообще придется. Рана на лбу у Руфи зажила и стала почти незаметной.