Роксолана: Королева Востока - Осип Назарук

Сулейман взял ее за руку и сказал:

– Ловлю на слове – ты обещала сказать мне, что сделаешь в случае моего отказа.

Она стала спокойно рассказывать об этом мужу, будто читала сказку:

– Я сделала бы то же, что делают женщины у меня на родине, если их мужья любят других.

В мыслях у него мелькнуло единственное слово: «Мисафир!» И он спросил:

– Что же?

– Я бы взяла маленького Селима и покинула бы дворец, столицу и твое государств, не взяв с собой ни одной драгоценности из подаренных тобой: ни жемчужных диадем, ни бриллиантовых перстней, ни синей бирюзы, ни шелковых одежд, ни денег!

– И чем бы ты жила в дороге, к тому же с ребенком? – спросил он. Она задрожала, ибо надеялась, что он спросит, по какому праву она забрала бы его сына? Но сразу успокоилась. Ведь его вопрос доказывал, что он больше любит ее, чем ребенка. Она спокойно стала рассказывать дальше, будто читала сказку.

– Чем же живут нищие женщины с детьми? Я бы варила еду больным в приютах и иностранцам в караван-сараях, стирала бы белье в больших банях.

Он прервал ее, глубоко обеспокоенный мыслью, что эта женщина могла бы сбежать из дворца и неслыханнейшим образом опозорить его, если бы стала, будучи законной женой, зарабатывать таким образом для себя и его сына!.. Наконец он спросил:

– Неужели ты думаешь, что мои люди не нашли бы тебя и не привели бы сюда до того, как солнце дважды взошло на небе?

– О, в этом нельзя быть уверенным! Я бы никому не сказала, что я – жена султана, господина трех частей света. Неужели кто-то мог бы подумать, что прачка в бане может быть женой султана?

Он подумал и сказал:

– И правда, сложно поверить.

Она спокойно рассказывала дальше:

– И так, работая, шла бы я на север, чужими краями, пока бы не дошла до родного дома.

Он не мог смириться с мыслью о том, что что-то подобное могло произойти против его воли:

– Нелегко было бы людям догадаться, что ты – жена султана, но и тебе было бы сложно сбежать от меня!

– Даже если бы твоим людям и удалось поймать меня, что бы ты мне сделал?

Он удивленно ответил:

– Что? Приказал бы привести тебя сюда и запер бы в серале!

– По какому праву? Ведь я свободна! Свободу мне даровал сам султан Сулейман, которого народ зовет справедливым. Думаю, он бы не запятнал свое имя и свои законы насилием над беззащитной женщиной, да к тому же матерью своего сына!

И снова у него в голове мелькнуло: «Мисафир!» Он улыбнулся и подумал, что это он против нее безоружен, ведь в ее руках – его сын и его любовь. Но ей он этого не сказал, лишь спросил:

– Но по какому же праву ты бы забрала моего сына?

– По тому же праву, по которому Агарь забрала Измаила.

– Но эту женщину муж прогнал из дома, а я не прогоняю и не прогоню тебя.

Ему было очень интересно, что она ответит на это. А она стала дальше спокойно говорить, будто рассказывая сказку:

– Разных тварей Господних по-разному исторгают из гнезда. По-своему – пташку, по-другому – рыбку, лисицу – совсем иначе. Я бы не смогла вечно пребывать в доме удовольствий, свободной ли, рабой ли! Любовь не терпит соратниц! – Она воспламенилась и была прекрасна в этом пламени и гневе.

– Но ведь ты свободно сочеталась браком со мной, зная, что у меня есть и другие жены. Разве не так?

– Так. Но я думала, что ты оставишь их. Как видишь, я не ошиблась – ты уже дал обещание.

На это он уже не знал, что ответить. Он уже думал о том, какое впечатление произведет его решение. Он был даже доволен этим. Ибо ко всем пророчествам о его небывалом месте в истории прибавлялось еще что-то небывалое. Он улыбнулся, обнял ее еще сильнее при мысли, что она – его единственная, и сказал:

– А откуда ты знаешь, не возведу ли я себе еще один сераль где-то за пределами Царьграда?

– Сулейману я верю на слово. Другому бы не поверила.

Он стал вдруг серьезным.

В эти минуты он чувствовал, что с этой женщиной его ждут поистине удивительные приключения, которых не встречал на пути еще ни один султан. Ему вспомнились слова Пашазаде: «Прекрасная хатун Хюррем обладает большим умом и возвышенной душой, что так умеет сочетать святые предписания Корана со своими мыслями, как сочетает великий зодчий Синан благородный мрамор с красным порфиром».

Действительно. Даже это ее удивительное желание не противоречило священной книге Пророка. То, что она ни разу не сказала при этом про Коран, убедило его в том, что она окончательно прониклась исламским вероучением, ибо из опыта знал, что мнимые мусульмане очень любят ссылаться на Коран, особенно когда чего-то хотят. «Правду говорили многие ученые о том, что у женщин нет души, но у нее душа, очевидно, есть», – подумал он. И какая!

Из раздумий его вырвали собственные слова, которые вырвались совершенно неожиданно даже для него:

– Как завоеватель я понимаю души завоевателей. Ты получила мой гарем, поэтому, говорю тебе, попробуешь получить государство.

Говорил он так, будто любопытство в нем побеждало все остальные мысли и чувства.

Она не поняла сразу и ответила по-женски:

– Ты увидишь, что я не во зло тебе забрала твой гарем! А государство… Как же я смогу получить его?

– Ты захочешь знать все государственные тайны наперед, начиная с первой: не мешай честным людям работать.

– Государственные тайны? – спросила она, и ее глаза засияли как у ребенка, увидевшего красивую игрушку.

– Да! У государств есть свои секреты, как и у спутника жизни, – сказал он, глядя ей в глаза.

Она не спрашивала, что это за тайны и секреты, ведь она и так преисполнилась радостью, осознавая свою победу над гаремом, и не хотела тревожить мужа своей ненасытностью. Но про себя она уже перебирала воспоминания и мысли о могуществе при первой встрече с ним. Она сплетала их с тем, что он сейчас сказал. Ей казалось, что за этим первым свершением должно прийти второе, третье, десятое. Как? Она еще не знала. Но слова мужа не покидали ее сознание. «Государственные тайны! Они наверняка найдутся в войске и на войне», – сказала она себе.

Она твердо решила когда-нибудь увидеть войну – там ярче всего должен пылать кровавый кристалл власти.

Решила ждать случая, который даст ей эту возможность. Она знала, что война страшна. И слышала она достаточно, и сама пережила татарский набег. Она поняла, что ей хотелось бы увидеть войну вблизи, даже изнутри.

Наконец, в голове у нее настало просветление, как в церкви на Пасху. Ведь этот случай наверняка дал бы ей возможность увидеть также прекрасный Запад, про который так красиво рассказывал Риччи в школе невольниц в Крыму! Где он теперь? Где может быть Клара? Ирина? Мать и отец…

Ей стало стыдно, что она редко вспоминает о них, между тем, они были так добры к ней… Дважды она посылала с купцами разведчиков в Польшу, чтобы узнать, что с ними случилось. Но купцы лишь привезли весть о том, что все слухи о них исчезли. Что же ей еще было делать? Теперь все ее мысли были поглощены сыном и войной. Кровавый кристалл власти, который лишь раз сиял перед ней, пленил ее навсегда.