Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

Мать, как всегда, занималась домашним хозяйством, время шло к обеду, скоро должен был и батя подтянуться. Куда он отправился в воскресенье, не спрашивал — может, на речку пошел сеть в воду побросать. Вызвав Богдана общаться с матерью, сам, воспользовавшись фокусом, который у нас с Богданом начал недавно получаться, принялся сортировать привезенный гербарий на три кучки в соответствии с цветом, который давали эти растения. В распоряжении Богдана были уши, язык, мимика лица, в моем — все остальные функции. Тут требовалась особая чуткость и чувство локтя. Когда Богдану в процессе разговора хочется помахать руками и в руках нет ничего тяжелого и бьющегося, нужно передать контроль, а потом перехватить обратно, когда руки перестали быть выразительным средством. И наоборот, если у меня в руках горшок, а Богдану охота помахать руками, он должен находить другие способы передать свои чувства. Поставив три больших горшка с натуральными красителями в печь, начал резать полотно на куски по полтора метра и развешивать на веревке. Тут Богдан начал меня толкать к разговору — дескать, мать желает со мной пообщаться.

— Ну, здравствуй, мать, рад видеть тебя в добром здравии, что, соскучилась по мне? — пытался начать разговор с безобидной шутки, не совсем понимая, чего от меня надо.

— Ты что творишь такое, бесстыдник! Ты зачем дите малое с этой вдовой в постель уложил?

Попытка пошутить не удалась — мать сразу налетела как наседка, защищающая своего птенца.

— Ты, мать, головой думай, когда говоришь, а не другим местом. Ты где дите увидела? Богдану жениться скоро пора, по нем половина девок села сохнет: как едет по селу, так и висят на заборах, как груши. А тебе все дите да дите.

— Да он и не понимает, что было! Рассказывает мне, что он тетку Стефу всю ночь отогревал — замерзла она, дескать. Еще придумала такое, дитю голову заморочила! А как начал рассказывать, как он ее отогревал, то аж я красная стала, точно девка незамужняя.

— Ну, положим, про то, что Стефа замерзла, это я придумал, когда Богдан ко мне приставать стал, чтоб я ему ответ дал, что это он со Стефой делает, так что не надо на вдову наговаривать. А рассказывать его никто не учил — это он сам такой языкатый. Да и не пойму, что за разговор у нас такой дурной. Стефа довольна, Богдан довольный, я тоже довольный, тебя там близко не было, ты чем недовольна?

Злые слезы выступили у нее на глазах:

— Шуткуешь, дурачком прикидываешься?

Она сжала ладонями нашу голову, не обращая внимания на перевязанную щеку и на то, что нас, раненных, лечить нужно. Садистка, а не мать. Ее потемневшие от горя глаза двумя сверлами ввинтились в голову.

— Скажи мне ты, я уже всех спрашивала, знахарок, колдунов, — все сказали: смирись, он таким и останется, никто не поможет. Скажи, он станет мужем или так и останется дитем до конца своих дней?

Вот так всегда с этими женщинами: пока добьешься от них, чего они на самом деле хотят, они тебя разрежут на куски и сошьют обратно. При этом ты будешь виноват, что не понял сразу, — ведь каждому понятно: если тебе говорят, что на улице мерзкая погода, это означает, что нужно купить новый плащ.

— Ну, нашла кого спрашивать… Ты мне вот что ответь. Богдан до девяти лет рос, как все, а после того, как резню в усадьбе увидел, вроде как младше стал и уже не мужал — так дело было?

— Так, — выдохнула она, и в ее глазах загорелась надежда, они темным расплавленным золотом полыхали на ее лице, а руки судорожно сжали нашу бедную голову. Руки были сильные.

— Мать, отпусти голову, оторвешь — обратно не пришьешь. Я не буду ничего обещать, тем более что дело не на день и не на два. Годы могут пройти. Но я постараюсь помочь. Кто-то знает, где он был тогда и что он видел?

— Я все знаю, Оксана со двора его забрала, мне все рассказала.

— Опять говорю: я сделаю что смогу. Может, будет удача, а может, и нет. Того я наперед знать не могу. Торопиться тоже нельзя. Годы прошли, все былью поросло — время надобно, чтобы все распутать. Но надежда есть, что мужать обратно начнет.

Мать вновь ухватилась за нашу больную голову, поцеловала в лоб и, смахивая слезы с глаз, убежала в дом.

До чего отсутствие часов развивает чувство времени. Вот откуда мать знала, что уже пора накрывать на стол? Не успел повесить на дерево многострадальный мешок с соломой и пульнуть в него из самострела, как появились батя с Тарасом. Точно, рыбку ловили. У каждого в руках была вербовая палка с гаком, на которую сквозь жабры была нанизана выловленная рыба, и каждый волок на плечах рыболовную снасть, похожую на огромный сачок на длинной палке.

— Что, вояка, зуб разболелся — так тебя домой отправили? — Тарас был в своем репертуаре.

— Поздорову вам, родичи. Так разболелся, Тарас, у меня зуб, что не знал, что делать. Хорошо, татарин добрый попался, мне стрелой его выбил — сразу полегчало. А что, к тебе гости приехали? Я, как мимо проезжал, видел твою жену. Стояла во дворе с казаком молодым. Не из нашего села, незнакомый. Долго у вас гостить будет?

Ничего не сказав, Тарас, красный как вареный рак, побежал домой. Спрашивается, чего ты, парень, берешься шутить, если ты шуток не понимаешь? Подозрительно глядя на меня, батя направился в дом, а я за ним. Учитывая, что завтрак я проспал в седле, очень хотелось подкрепиться. Откуда-то и сестрички прибежали.

После обеда, припахав все женское население раскрашивать полотно авангардистской живописью в виде хаотических клякс зеленого, желтого и темно-коричневого цвета, оставив им в качестве примера мой испытанный в боях маскхалат, вновь пошел к мешку оттачивать снайперские качества — слава Богу, за работу это не считалось. И тут лень-матушка, вечный двигатель прогресса, подкинула мне одну идею, которую нужно было обязательно проверить.

— Я к Кериму пойду, скоро вернусь.

Сообщив свое местонахождение, прихватив с собой самострел, направился к Кериму.

Керима дома не оказалось, соседи растолковали мне немногочисленные жесты Софии, которыми она то ли пыталась мне объяснить, где Керим, то ли выгоняла со двора. Оказалось, Керим еще с самого утра уехал на охоту и будет только к вечеру. Не успел, расстроенный, развернуться и пойти домой, как прибежал меньший Нагныдуб и сказал, чтобы я срочно бежал к атаману. Посчитав, что атаману с дороги тоже нужно перекусить, бежать не стал, а бодрым шагом направился к его подворью, пытаясь собрать в порядок разрозненные мысли. Какой предстоит разговор, не знал, но нужно быть ко всякому готовым.

Атаман вышел сразу, как только я вошел во двор, — видно, его младший сын меня издали засек и доложил.

— Богдан, делай что хочешь, но чтоб через два дня у тебя было готово десять халамыд, таких, в какой ты по полю в походе ходил.

— Сделаем, батьку, только сетку надо у дядька Николая купить: я с ним разругался — жадный он, как хомяк.

— Ни монеты ему не давай, он тягло в этом году не давал, плакался — урожай у него поганый, гречкосей хренов, ленивый и брехливый. Даром я его в село взял, но кто же знал, что так будет.

— А что, батьку, надумали вы того старого мурзу изловить?

— Надумали, с твоей помощью. — Атаман вновь холодно и иронично смотрел на меня.

— А меня с собой возьмете? — спросил с детской наивностью, широко, с надеждой, открыв глаза.

— Куда же мы без тебя! Теперь ты у нас затычка в каждую дырку. Скоро я скажу казакам на круге: стар стал уже вас водить под своей рукой, вырос у нас молодой сокол — ему теперь вас в походы водить.

Атаман говорил с едва уловимой иронией, но взгляд морозил. Нужно было что-то делать.

— Другую судьбу тебе святой Илья предрек, атаман. Сказал он, твоя судьба — всех казаков объединить, под свою руку поставить. Главным атаманом войска казачьего стать. Из казаков силу слепить, с которой каждый враг считаться будет. Долго еще тебе, батьку, атаманом быть, не отпустит тебя товарищество.

Атаман иронично хмыкнул, но глаза его погрустнели. Видно было, что сказанное задело его, похожие мысли не раз посещали его голову.

— Ошибся твой святой, Богдан, не по Сеньке шапка. Атаманы покрепче меня то учинить пробовали, да не вышло ничего доброго. А я и пробовать не стану.

Он задумался о чем-то мне не ведомом, но вполне представимом. Как у нас народ объединяют, мне было известно множество примеров, и, в отличие от многих, предков я не идеализировал. Наверняка у них методы были не лучше. Не могли у умных предков такие глупые потомки получиться.

— Святой Илья сказал, они покрепче были, батьку, а ты умнее их будешь. Одни нагайкой всех в кучу сгоняли, другие пряником к себе подманить хотели. А тут и тем, и другим нужно — кого нагайкой, кого пряником, а лучше и тем и другим сразу. Пряник перед глазами держишь, а нагайкой сзади щелкаешь. Ну и стреножить с умом. Чтоб и простор видели, и далеко разбрестись по степи не могли. Но когда еще до того дойдет. А как дойдет, Господь покажет нам дорогу. Меня святой Илья учил словам Господа нашего Иисуса. Не заботься, говорил, за день завтрашний. Даст Бог день, даст Бог пишу. У каждого дня в достатке своих забот.