Дурное начало - Константин Минаков

представшей перед той задаче. Сама того не подозревая, девушка мысленно вернулась к урокам матери, но отбросив ехидную манеру вечной издевки, сконцентрировалась больше на использованных той трюках. Фокусы, бессмысленные и с искусством не связанные, позднее оборачивались опорой при освоении сложных навыков. Поймав себя на этом, чародейка на мгновение смутилась. Но не отступив, как и в иные моменты постаралась разобрать случайные мысли. Выходило, что сколь бы ярким не казался бунд дочери против матери, столкнувшись со схожей проблемой — первым делом та обратилась к мудрости Флемет. Покачав головой, Морриган решила для себя — что как надо служит, то без острой потребности менять не стоит.

— С простого начнем.

Смахнув нарисованное, чародейка указала на землю и продолжила.

— Рун и связей количество называю. Ты максимум вариантов схем придумать пытаешься, что условиям названым удовлетворять будут.

Бетани с готовностью кивнула и приступила к тренировке.

* * *

За решением задач и мимолетными разговорами, в которых изредка принимал участие и Алим, ночь пролетела быстрее и беззаботнее, чем трое путников опасались. Единственным серьезным неудобством, помимо голода конечно, стал зябкий влажный воздух, пробирающий до костей стоило только засидеться без движения.

Когда горизонт на востоке начал менять оттенок с полностью черного на темное индиго, над рекой на глазах стал сгущаться туман, чуть серебристый в призрачном лунном свете. Сами собой разговоры затихли и стало нарастать напряженное ожидание последней попутчицы. Чем сильнее густело молоко тумана, медленно скрадывая слабые звезды, тем нетерпеливее выглядела Морриган, сильнее нервничал Алим и отрешеннее становилась Бетани. Каждый понимал — лучше пройти Лотеринг до первых признаков восхода. Но до того предстояло ещё подняться вверх по реке.

Когда цвет востока стал быстрее меняться к ультрамарину, который вот-вот должен был скрыть от глаз поднимающийся туман, послышалось шуршание травы и шаги. Все внутренне приготовились немедленно прыгнуть в лодку, но одинокая фигура шла открыто и даже в тумане без труда определялась как женская.

Морриган тихо вздохнула, не то с облегчением, не то с сожалением, и поприветствовала прибывшую.

— Успела.

Без признаков радости или удовлетворения голос лаконично констатировал.

— И правда.

Внешний вид «сестры» разительно отличался от прежнего. Прочные кожаные сапоги, у которых присутствовал пусть небольшой, но каблук, протянулись до самых колен. Вместе с плотными шерстяными штанами из окрашенного в темно-зеленый бродклоса те подчеркивали стройные ноги. Приталенная рубашка из кремового сатина, проглядывая из-под расстегнутого бледно-зеленого гамбезона до середины бедра в тон к глазам, в нужных местах подчеркивала фигуру. Образ завершали такие аксессуары, как кожаные перчатки, перекинутый через левую руку короткий шерстяной кейп с капюшоном, и в правой руке — длинный лук без тетивы со смотанной удочкой. Из-за спины выглядывал плотно набитый колчан, на поясе глаз цеплялся за ножны с широким обоюдоострым кинжалом и две кожаные сумки. Любые остатки прежнего смирения и неопределенности исчезли без следа. Место тех заняли уверенность и твердость, укрытые легким оттенком мрачности.

Сложив колчан, лук и удочку в лодку, девушка испустила хорошо слышимый вздох облегчения, будто наконец отпустила ношу заметно тяжелее, чем жалкая пара принесенных предметов. Алим покачал головой, не до конца доверяя собственным глазам. Но не зная Лелиану близко, для мужчины такая перемена не смотрела кардинальной. В отличие от Бетани, стоящей буквально с открытым ртом.

— Сестра…

Рыжая воительница обернулась к юной чародейке и с легким оттенком грусти улыбнулась.

— Нечего удивляться, малышка Бетани. Мое отдаленное прошлое протекало вовсе не так мирно и тихо, как последние годы в Лотеринге. И под этим тонким слоем смирения и тепла кроется много опасного, о чем следовало бы забыть. Следовало бы, да… Но это не значит, что знакомая тебе «сестра» вдруг исчезла, как исчезнет этот туман по утру. Если будешь нуждаться в улыбке, пронизанной солнечным теплом истории или объятиях — не стесняйся попросить.

Тем временем Морриган, уже располагаясь в лодке, вполоборота бросила короткую фразу.

— Уж лучше тренировкой ум займи.

Только когда остальные, следуя примеру, заняли места, и эльф столкнул лодку в воду, чтобы начать медленное восхождение против течения по укрытым туманом водам, старшая из двух чародейка вновь подала голос.

— Как великая миссия прошла? Отчего-то триумфа или хотя бы призрака удовлетворения на лице невозможно заметить.

Лелиана пожала плечами, отвернувшись в противоположную сторону, но на вопрос ответила.

— Добраться до Матери удалось. Публичная казнь оставила поселение гудеть как потревоженный улей. Ночью, в кричащей толпе, в отблесках пламени — все выглядит правильным, естественным, вызывающим чувство общности, удовлетворения и торжества. Но с приходом утреннего света представление подходит к концу. Тол расходится. И наедине с собой, при взгляде на спящего рядом малыша или молчаливых отца с матерью — одолевают сомнения. Простые люди хотят забыть прошедшую ночь, смыть как грязь с одежды. Каждое напоминание вызывает отторжение. Рождаются слухи. И те, кто паразитируют на них — процветают. Поступок Матери не упрочил её власть, не пленил сердца толпы, не отвернул тех от Эрла. Только породил медленно расползающийся страх и желание скорее покинуть Лотеринг. Успех Храмовников по уничтожению банды тоже подстегнул людей. Потому день на пролет те боролись с творящимся сумбуром, стараясь превратить бегство в нечто по форме более организованное и безопасное. До помощника Командора Корпуса и ещё двух соратников им может дело и есть, но только сил отвлечься нет. Так что в итоге, проскользнуть в покои Матери оказалось не мудреной задачей. В отличие от остального…

Желтые глаза сфокусировались на фигуре рассказчицы, одновременно с тем, как хозяйка тех нагнулась вперед, опершись на колени.

— Ожидания об острые камни реальности разбились?

— Хорошее сравнение. Мать вполне уверена в выбранной линии поведения. С точки зрения этой женщины — та пробудилась от спячки, сомнений, неопределенности и бездействия. И что перечисленное — было грехом перед Создателем более страшный, чем, скажем, некоторая поспешность в решениях. Особенно на пороге Мора. Мне, как никому другому, легко понять подобный ход мыслей. Но то, куда это ведет… Попытки урезонить не принесли плодов. Каждый аргумент Мать отмела с улыбкой, полной сочувствия и уверенности. Вместо того чтобы заставить задуматься, только подтолкнула задавать мне вопросы, которые ранее замалчивались.

Бетани выгнула брови и обронила единственное слово.

— Вопросы?

— О моем прошлом. О том, кто я на самом деле. О том, могу ли я с тем грузом, что несу на совести, обсуждать поднятые темы. О том… что на самом деле она меня не знает. По-настоящему. В каждом вопросе ощущалось дыхание Сэра Эву, даже мертвый