Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

— Не знаю. Уж если Ганнон что-то задумал…

— У тебя неприятности?

— Очень болит спина. И потом, я дал тебе все необходимое для участия в заседании Совета.

— Выходит, ты знаешь, о чем там пойдет речь? — Антигон откашлялся, освобождая горло от сдавившей его петли.

— Сам посуди. Ты — метек, и в Совете тебе делать нечего. И уж если тебя приглашают, значит, речь там пойдет о твоем имуществе. Ты владелец банка, флотилии, целой дюжины караванов, гончарных и стеклодувных мастерских, рудников и многого еще чего. — Он вновь опустил глаза и стремительно зашагал назад, вынуждая Антигона следить за каждым его движением, — Ты едва ли не богаче всех пунийских купцов, банкиров и судовладельцев. Но они — члены Совета, а ты — нет. И потому они намерены прибрать твое состояние к рукам, иными словами, поставить его под надзор Совета.

— И какими же правилами они будут руководствоваться? — пренебрежительно усмехнулся Антигон.

Бостар снова вышел из-под арки и оперся бедром о стол, за которым сидел грек.

— По этим правилам одним будет позволено очень многое, а другим — почти ничего. Ясно?

— И что вы намерены предпринять? Я имею в виду Гимилькона, Карталона, Адербала и прочих.

— Насколько мне известно, они уже отправили письмо Гадзрубалу в Иберию. Но подробностей я не знаю, — Он наморщил нос, — Вероятно, они хотят до поры до времени сохранить все в тайне. Ганнон же…

— Ну расскажи мне еще о его намерениях.

— Он заявил, что в Иберии у Гадзрубала под началом свыше сорока тысяч воинов, а в тамошнем Карт-Хадаште на воду спущено уже целых тридцать триер и двадцать пентер. Поэтому он предлагает уменьшить вдвое наш флот и отправить часть войска в Ливию.

— Не может быть! А что говорит Ганнон о Риме?

— Он называет его нашим другом, с которым очень выгодно торговать. И утверждает, что у Рима лишь сорок военных кораблей. Остальные, оказывается, можно не считать, ибо они разбросаны по разным гаваням. — Бостар свернул свиток и принялся нервно размахивать им. — И только четыре легиона общей численностью меньше двадцати пяти тысяч человек.

— И еще четыре легиона у союзников. А в случае войны они быстро могут развернуть не менее двадцати пяти легионов.

— Ну разве можно такими словами обижать Ганнона! — Бостар с притворной укоризной посмотрел на грека. — Ведь римляне — наши друзья. «Ах ты, подлый метек! Как ему только не стыдно!» — так скажет Ганнон. И еще…

— Понятно. Эти друзья нападут на нас при малейшем признаке слабости. Сицилию и Сардинию они уже забрали. Осталось только лишить нас Иберии, Ливии и всего остального. Мы все вынесем, — Антигон заскрипел зубами от злости. — Верю, что Ганнон и на это пойдет. А что там решили относительно назначения жрецов храма Танит?

— Кого? Жрецов храма в Мастии? О чем ты говоришь? — Бостар опять начал расхаживать взад-вперед, — Если Баркпд захотел иметь собственный Карт-Хадашт с флотом и храмами, пусть сам изображает жрецов. Это опять-таки сказал Ганнон.

— Прекрасно. Чувствую, это будет весьма любопытное заседание. Надеюсь, никто из ваших сторонников не ждет от меня хорошего поведения.

— Напротив. — Бостар остановился и повернулся спиной к окну, — Почти все Баркиды — члены Совета — вынуждены из вежливости и чувства самосохранения целовать Ганнону ноги, хотя, разумеется, они бы с радостью откусили их. Однако никто из них не обладает достаточной властью и влиянием для борьбы с этим мерзавцем. Правда, я, имея за спиной твой…

— …наш…

— …банк, смог бы, наверное, отважиться на это. Мы даже для Ганнона слишком твердые орешки. И все же я слишком маленький человек. Ганнон ненавидит многих, но после смерти Гамилькара опасается только двоих. Но Гадзрубал далеко и не может завтра выступить на Совете. Но еще есть ты, мой друг. Поэтому я очень рад, что тебя пригласили на заседание. Сердце мое просто ликует.

Недавно тщательно вымытое и заново выкрашенное старое здание Дворца Большого Совета сверкало желтым блеском, словно янтарь в лучах утреннего солнца. По-новому смотрелись украшавшие его фасад изображения демонов, статуи богов и воплощенные в камне различные события долгой истории города.

Гимилькон встретил Антигона прямо на залитой ярким солнечным светом площади Собраний и тут же завел его в таверну. Один из богатейших судовладельцев Карт-Хадашта заказал пива и протянул греку свиток, перетянутый черной тесьмой. Антигон поморщился. Мутная пенящаяся жидкость с горьковатым привкусом ему совершенно не нравилась. Он сделал маленький глоток и окинул бездумным взглядом площадь, через которую члены Совета в белых или светло-серых одеждах направлялись в трехэтажное здание дворца.

— Что это?

— Письмо от Гадзрубала. — Гимилькон отставил чашу в сторону. — Доставлено вчера вечером. Ты обязательно прочти его, перед тем как идти на битву.

Антигон наморщил лоб, развернул свиток и даже тихо свистнул от удивления. Наряду с приказом согласовывать все важнейшие решения с банкиром Антигоном в послании также говорилось о фактическом предоставлении Антигону полномочий вождя Баркидов.

Антигон вновь скатал свиток в трубочку, но, увидев протянутую руку Гимилькона, прижал письмо к груди.

— Ты и твои люди знают, о чем пишет Гадзрубал?

Гимилькон кивнул и убрал руку.

— Вы согласны с тем, что сегодня метек выступит от имени всех вас?

— Конечно, — поколебавшись, кивнул Гимилькон, — для некоторых это неприемлемо, но многие знают тебя достаточно хорошо, Тигго. И потом Гадзрубал, подобно Гамилькару, так же безоговорочно верит тебе.

— Ну хорошо, — Антигон нехотя допил чашу. — Пойдем посмотрим, что для нас сегодня приготовил Ганнон.

На площади стройная фигура, с головы до ног закутанная в длинную белую ткань, осторожно приблизилась к нему и вложила в руку еще один свиток. Грек так и не понял, кто это был — мужчина или женщина. Ему запомнились только необычайно яркие выразительные глаза.

На верхней из семи ступеней лестницы дворца он пробежал глазами свиток, рассмеялся и решительно вошел внутрь.

Огромный белый зал со множеством окон был переполнен. На расставленных полукругом каменных скамьях сидели помимо членов Большого Совета также судьи и верховные жрецы большинства храмов. Стены из светлого мрамора украшали дары и приношения из подвластных Карт-Хадашту городов, а также всевозможные ценные предметы, захваченные во время многочисленных войн. На лицо сидевшего впереди Ганнона падал отсвет огромного бронзового канделябра, двести пятьдесят лет назад обнаруженного на сиракузской триере. Его привез в город после одной из кровавых Сицилийских войн совсем другой Ганнон.

Антигон чуть поклонился суффетам, принадлежавшим к партии «стариков». Они с величественным видом сидели на высоких табуретах из черного дерева, окруженные двенадцатью писцами и несколькими служителями.

Антигон коротко поговорил с Гимильконом и Карталоном, по-дружески подмигнул Бостару, небрежным взмахом руки приветствовал Ганнона и осторожно присел сзади между двумя представителями «стариков».

Гомон в зале мгновенно прекратился, когда один из суффетов встал и после традиционного обращения к богам предоставил слово одному из приверженцев Ганнона. Он после долгого и путаного объяснения о необходимости принятия определенных мер по защите благосостояния города заявил буквально следующее:

— В нынешние благословенные мирные времена торговля достигла невиданного ранее процветания, и, естественно, у наиболее богатых купцов появилась возможность делать все, что им заблагорассудится. Таким образом, они невольно могут причинить ущерб нашему городу. Мы предлагаем учредить ведомство по надзору за банками и торговыми домами. Поэтому мы и пригласили владельца самого богатого банка, хотя у него как метека нет и не может быть права голоса. Но нас очень интересует мнение Антигона, так как именно он больше всего наживается на заморской торговле.

Антигон поднял руку, после утвердительного кивка суффета встал и нарочито громко откашлялся.

— Прекрасный план, — с улыбкой начал он, — Прямо скажу, что я всем сердцем за него.

Лица приверженцев Баркидов разом помрачнели, сторонники Ганнона с нескрываемым удивлением посмотрели на грека.

— Однако я бы хотел дополнить его. Пусть банкиры и купцы, со своей стороны, создадут совет по надзору за деятельностью высших должностных лиц.

Приверженцы Баркидов дружно рассмеялись и в знак одобрения зашаркали ногами. «Старики» замерли в напряженном ожидании.

— Разумеется, — спокойно продолжал Антигон, — им нужно предоставить право наказывать провинившегося. Если, например, доказано, что принадлежащий к партии «стариков» откупщик налогов из полученных ста шиглу вносит в казну Карт-Хадашта только пятьдесят или даже двадцать, эти деньги следует рассматривать как краткосрочную ссуду, подлежащую возврату с процентами. Ну а во избежание дальнейших искушений он просто обязан отказаться от места в Совете.