В стране Черного Лотоса - Леонард Карпентер

Процессия продвигалась по широкой прямой улице, по обеим сторонам которой оставалось достаточно места для зрителей. Их же было на удивление мало: в основном придворные рабы и городские рабочие, выстроившиеся в две нестройные шеренги. Хотя, объективно говоря, такое зрелище было достойно привлечь внимание куда большего количества народа.

Возглавляла процессию шеренга ярко одетых герольдов, непрестанно дувших в трубы. За ними следовали четыре ряда барабанщиков. Их взмахивающие палочки взлетали высоко вверх и были видны Конану через головы других участников парада.

За музыкантами следовало полсотни пехотинцев — отборная гвардия, охраняющая короля. Вслед за ними катилась золоченая колесница, запряженная четверкой великолепных вороных рысаков, чья упряжь была украшена золотым орнаментом. Правил колесницей генерал Аболхассан, одетый в черную форму и золотые доспехи. Глядя ему в спину, Конан ощущал жгучую ревность. Генерал, несомненно, смотрелся более выигрышно, чем они с Юмой, восседающие, как какие-нибудь изнеженные вельможи, на носилках, одетые как попугаи, без оружия, да еще и в компании двух девиц, не обращающих на них никакого внимания.

Но, с другой стороны, все могло бы повернуться гораздо хуже, подумал Конан, глядя на следующую за носилками череду пленников, закованных в кандалы. Генерал, видимо, решил, что весь этот балаган будет неполным без страшного аттракциона. Пленники демонстрировали публике исполосованные бичами спины и шли, сгибая плечи под тяжестью специально для этой цели затянутых ручных кандалов. В основном это были гирканийцы, захваченные в рейдах на северо-востоке, а не венджипурцы. Их даже не удосужились одеть как мятежников-хвонгов, и для понимающего человека эти несчастные ничего общего не имели ни с Конаном, ни, скорее всего, с Аболхассаном. Но невежественные горожане не вникали в такие тонкости, им был нужен объект для поднятия чувства собственного превосходства. Глядя на пленных, конвоируемых несколькими всадниками, горожане швыряли в несчастных камни и всякую грязь, как это было заведено почти во всех городах и странах, где довелось побывать Конану.

Совсем другим было отношение зрителей к восседающим на помосте героям. То, что оба воина были явно чужеземцами, не смущало горожан. В Аграпуре — столице огромного королевства — жило множество людей из разных стран с самым разным цветом кожи. Конан чувствовал, что часть восторженных криков и аплодисментов относилась не к кривляющимся девицам, а выражала искренний восторг толпы по отношению к героям.

Прямо за носилками двигалась небольшая изящная тележка, запряженная одним осликом. На тележке стояло привезенное Конаном карликовое дерево в кадке. Пожалуй, это был единственный предмет во всей процессии, действительно связанный с Вендией, настоящая частица кошмарных джунглей. Но для зрителей это редкое растение символизировало первую ласточку в нескончаемом потоке подарков и трофеев, который вот-вот, как их уверяли из дворца, должен был обрушиться на Туран, чтобы вознаградить граждан королевства за тяготы войны.

Дальше, за пленными, наступала очередь лихих наездников. Двигаясь то рысью, то каким-то танцующим шагом, их лошади совершали сложные перестроения прямо на ходу. Сами всадники лихо перепрыгивали с одного коня на другого и выделывали акробатические номера на спинах коней, свесившись с седел. Хотя все наездники были одеты в военные туники, от опытного глаза не ускользнула бы их стройность и хрупкость, не свойственная настоящим кавалеристам-воинам, как и некоторая мелковатость их скакунов. Но зрителям не было дела до этого, как и до того, что эти цирковые трюки имели мало общего с настоящим искусством боевой кавалерии. Балаганных джигитов толпа встречала особенно восторженно — громом аплодисментов и шквалом одобрительных выкриков.

За лихими циркачами шел эскадрон кавалеристов городского гарнизона. На их высоко поднятых копьях развевались разноцветные флаги и вымпелы, совершенно закрывающие от Конана остальных участников парада. Лишь доносившиеся оттуда далекая барабанная дробь и завывание труб говорили о том, что до конца процессии еще далеко. Шум сделал свое дело — чем дальше к центру города продвигался парад, тем больше народу стекалось посмотреть его. По краям улицы колыхалось море голов — в тюрбанах, фесках, некоторые — наголо бритые. Мелькали и женщины — некоторые в паранджах, но в основном одетые менее скромно. И конечно, повсюду сновали вездесущие почти голые мальчишки, для которых такое зрелище было настоящим праздником.

От внимательного взгляда Конана не ускользнуло то, что далеко не все зрители были едины в своем восторге. Конечно, кабацкие девицы искренне слали воздушные поцелуи героям и солдатам в колонне, завсегдатаи питейных заведений пьяно подбадривали проходящих воинов, подростки завороженно глядели на воинскую амуницию. Но не так уж редко попадались Конану и другие лица, не выражающие праздничного настроения. Над толпой витало ощущение неприятия происходящего. Кое-кто нашептывал или одними губами посылал проклятия офицерам и солдатам… А кое-кто, что тоже заметил внимательный киммериец, обратил такое стечение народа себе на пользу. Кое-что понимавший в воровстве Конан заметил в толпе не одного орудующего карманника. Преступный мир огромного города жил своей жизнью.

Пройдя припортовый район кабачков и игорных заведений, парад вступил в более респектабельный квартал. Здесь среди толпы появились уже прослышавшие о возможности заработать торговцы вразнос. Они предлагали зрителям фрукты, воду и вино, а также более серьезную еду. Те платили, не скупясь, как и положено в праздник. Правда, в какой-то момент из столь щедро подкармливаемой толпы в Конана полетела вместо цветка или монеты основательная жареная рыба, упавшая на подушку у его ног. Так и не выяснив, являлось ли это знаком восхищения или неодобрения, киммериец съел свалившуюся с неба рыбу и нашел ее весьма недурной на вкус.

Ближе к храмовому кварталу толпа стала настолько большой, что грозила перекрыть улицу. Вперед были отправлены цепочки пехотинцев и всадников, которые должны были очистить путь. Аболхассан, отдавший этот приказ, ни на миг не задержал продвижения колонны. Поэтому, чтобы выполнить приказ, отправленные вперед солдаты стали теснить зрителей эффективно, но чересчур настойчиво, даже грубо.

То, что произошло потом, оказалось для Конана полной неожиданностью. Проплывая мимо открытых дверей храма Тарима, он увидел, как из них вышла группа людей — мужчин и женщин, одетых в траур, которые вознамерились всерьез перекрыть дорогу. Они, взявшись за руки, встали цепочкой прямо перед колесницей генерала Аболхассана и стали выкрикивать хором: «Верните наших сыновей! Где наши дети?» Видимо, подумал Конан, это были родственники тех, кто погиб на этой войне, или те, чьи близкие продолжали воевать в Вендии.