Хруп Узбоевич - Александр Ященко

Приятели занялись приготовлениями. Решено было ограничиться двумя ишаками под вьюки и одним запасным на случай. Провизии взяли на неделю. Между прочим, я услышала, что берут баранью ногу, «крепко посоленную и прожаренную», так как, по словам Константина Егоровича, иначе в этих местах мясо быстро испортится. И эту ногу рассчитывали съесть не позже трех дней. Появились опять сумки-хуржуны и ящики. Мои ящик приобрел вновь свою банку, которую неполно налили спиртом. Меня временно «приковали» к какому-то вбитому в стену гвоздю.

Еще солнце не всходило, и свет чуть брезжил, как наш караван тронулся в путь.

Стоит занести на эти страницы наше шествие. Впереди рядом шли оба приятеля в полном вооружении и со всеми приспособлениями для соответствующих занятий. За ними шел вьючный ишак с ящиками-баулами, положенными поверх хуржунов, с паклей, запасным бельем, порохом и дробью, — все это я хорошо знала; затем следовал ишак с хуржунами, в которых лежала провизия: тут же привьючена была складная палатка, употребление которой я, впрочем, узнала впоследствии, и ящики с какими-то инструментами. Мои хозяева с ними обходились особенно тщательно и осторожно.

Сбоку седла болтались: чайник, котелок и еще что-то. Впрочем, из слов Николая Сергеевича я узнала, что каждый хуржун заключал в себе, кроме главной клади, понемногу еще и запасов для охоты. Это — на случай непредвиденной гибели ишака со всем его багажом. Тогда на оставшемся в живых ишаке все же будет все необходимое для продолжения экскурсии или беспрепятственного возвращения домой. На втором ишаке, на верху клади сидела я. Вполне оправдывая надежды моих хозяев, я сидела смирно и даже, к великому удовольствию друзей, перед отходом в путь немножко умылась.

— Глядите, глядите, Константин Егорович, — кричал в это время Николай Сергеевич, — Хруп Узбоич чувствует себя на осле, как дома. Славно, ей Богу, славно!..

На последнем осле, болтая одной ногой, сидел Джума. Сидел он как-то боком, задев одной ногой за верхний выступ (луку) седла. В таком порядке мы прошли по широким улицам города, обрамленным невысокими глиняными стенками с верхушками выглядывавших из-за них лиственных деревьев, и вступили в ту равнину, на которой этот город стоял. Приятели беседовали, Джума мурлыкал какую-то песню, покусывая толстую соломину и помахивая здоровенной ногайкой, данной ему Николаем Сергеевичем вместе с ружьем, которое он надел за спину. Я с большим любопытством глядела на эти новые места, и, верьте, взгляды эти были взглядами настоящего натуралиста. Уроки моих друзей не могли не иметь последствий для такой удивительной крысы!

Однако пока для хвостатого натуралиста было, очевидно, мало умственной пищи, так как даже мои два учителя шли спокойно, не разглядывая ничего по сторонам.

Наш путь к видневшимся вдали горам шел сначала около каких-то колодцев, вырытых неподалеку один от другого. Когда мой ишак прошел близко от одного из них, я увидела, что по дну его бежит вода; значит, колодцы были просто отдушинами подземной реки, вытекавшей, по-видимому, из далеких гор, к которым мы направлялись. Теперь мне даже известно не только, что река такая зовется «кяриз», но и то, что она выведена из далеких гор людьми и что первые горные колодцы-отдушины очень глубоки…

Вдоль этой оригинальной реки мы шли очень недолго и оставили ее у места, где рос небольшой куст и было приспособление для водопоя животных. Джума тут напоил ишаков. Потянулась однообразная равнина, скудная растительностью. Мой глаз усматривал только бегающих жаворонков и ползающую мелочь. И иногда откуда-то прилетал чекан — имена я все узнавала из речей Николая Сергеевича, — птица, очевидно, не здешняя. Окраска его тела, похожего, когда он сидел, на черный уголек с белой опушкой, не могла быть родственна желтовато-сероватому тону здешней глинистой и песчаной местности. Я твердо помнила речи о покровительственной окраске.

Ишаки торопливым шагом, словно все время к чему-то подбегая, шли и шли вперед за двумя фигурами беседовавших приятелей. Наконец, мы подошли к тому, что Николай Сергеевич назвал предгорием гор. Это была просто та покатость, которою горы оканчивались в равнине. Она отличалась только некоторой каменистостью и следами от протекавших когда-то с гор ручьев. В это время оба мои хозяина подошли зачем-то к хуржуну, на котором я сидела и, порывшись в нем, пошли рядом.

— Посмотрите, Константин Егорович, что наделали эти весенние горные ручьи, — сказал Николай Сергеевич. — Еще издали видны их расползшиеся пути. А по ущелью, к которому мы идем, видно, бежал значительный поток: сколько он намыл и притащил песка и гальки!

— А у самого ущелья еще больше их будет, — ответил Константин Егорович.

Действительно, когда мы подошли к той черной прогалине, которая виднелась издали, мы вступили в область настоящего царства отбитых, наломанных и измельченных камней. Копыта ишаков стучали об это твердое ложе, хрустевшее под их ногами. Растительность тоже значительно погустела и появились целые заросли кустарника. Он окаймлял брошенное русло и в его расширенных частях покрывал нечто вроде островков.

— Здесь, должно быть, много подпочвенной воды, — сказал Николай Сергеевич.

— Хватит для этих зарослей, чтобы они дожили до новых снегов и горной воды, — сказал его сосед. — А вот к концу лета и они сильно подсохнут по этим склонам, опаленным здешним солнцем.

— Я думаю, продолжал Николай Сергеевич, — здесь много животных по вашей части.

— Где их нет! Впрочем здесь, действительно, много насекомых. Да и вы жаловаться не станете, так как ваших пичуг да зверьков тут тоже немало. Есть и зайцы и лисы, я уже не говорю про ползающих тварей. Чуть где посырее — найдем и скорпионов, а посуше — ящериц и змей.

Караван наш мало-помалу углублялся в ущелье, поднимаясь сначала по пологим склонам все выше и выше. Бывший некогда здесь поток шел в ущелье извилистой линией. Скоро начались небольшие скалы, обмытые потоком и частью разрушенные им и жаром здешнего солнца. В оном месте я увидела, как бегающий взор Николая Сергеевича вдруг уставился куда-то между лежавших впереди скал.

— Кокелики! — прошептал сзади Джума.

— Молчи, — ответил тоже шепотом Николай Сергеевич, — и, скинув ружье, подкрался вперед и несколько в сторону. Я всматривалась, но ничего не видела.

— Покровительственная окраска! — мелькнуло у меня в голове.

Скоро я увидела, как Николай Сергеевич прицелился из ружья, и по ущелью вдруг раздался грохот его выстрела. Белый дымок взвился от ветра с кончика его ружья, и я тут только увидела какие-то желто-серые комки, побежавшие и полетевшие вверх по скалам. Два из них покатились вниз вместе с двумя-тремя мелкими камушками.

Николай Сергеевич поднял эти скатившиеся комки и подошел к нам.

— Красноклювые куропатки — петух и курица. Удачно пришлось! — сказал он и прибавил:

— Славные экземпляры в чистом оперении и не разбиты выстрелом.

— Их здесь много, — прибавил Константин Егорович. Подождите ключа: там настреляете всякой твари, живущей здесь.

— А далеко ключ?

— Еще с час пройдем. Хоть немного воды там, всего ведра два в день накапливается, да для нашего каравана хватит. По утрам к такой луже кто только не приходит: и птицы, и зверьки, и даже бараны, но только тех едва ли мы укараулим: слишком они пугливы!

— Я очень доволен, что добыл такие два славные экземпляра, — сказал Николай Сергеевич.

К моему крайнему удовольствию, приятели пустились в ученый разговор о разнице внешнего вида у животных одной и той же семьи, одного и того же гнезда; разнице, которая замечалась во всем животном мире, включая насекомых и прочую мелочь. Я с удвоенным вниманием вслушивалась в беседу, из которой узнала, что эта внешняя разница в украшениях тела проявляется иногда очень резко. Так, например, у кур, уток, у скворцов, у иволг и других птиц легко отличить петуха от курицы, селезня от утки, скворца от скворчихи, все это по оперению или более яркому или более пышному. У других птиц, например, у ласточек, особенно же у камышовок, пеночек, канареек и т. п. это сделать труднее, так как оперение у них всего гнездового выводка одинаковое. То же самое наблюдается и у насекомых, где среди жуков, например, встречаются такие различия, как рога у жука-оленя, которых у жучихи нет. У жука-носорога есть рог, которого жучиха лишена. У бабочек, оказывается, разница выражается в неодинаковой величине крыльев и иногда неодинаковой окраске их. Не без удивления узнала я, что есть жучки, зовущие Ивановыми червячками, у которых жучиха имеет вид не то мокрицы, не то червячка, но при этом она снабжена светящимся брюшком, горящим ночью зеленым фосфорическим огоньком. Жук же такого фонарика не имеет и похож на всякого другого жучка.

Вообще примеров мои учителя приводили очень много и я, конечно, не могу их здесь выписывать. С своей стороны, я припоминала подобную резкую разницу между гривистым львом и безгривой львицей, между воробьем с темным горлышком и серенькой воробьихой. Должна сознаться, что мне все же в голову шли больше примеры сходства, а не разницы. Помню, на ум приходили волки, ежи, крысы, мухи и многие другие животные.