Московские страсти - Сергей Ермолов

В толпе возникает паника. Надо спасать себя. Я задаю направление движения и пытаюсь ему следовать, стремясь по кратчайшей траектории выйти за пределы толпы. Я не пытаюсь двигаться в направлении, противоположном движению толпы – меня просто свалят. Если я упаду на асфальт, могу погибнуть. Затопчут. Большинство погибших в толпе -  это те, кто оказывается под ногами бегущих. Я держусь за окружающих руками, толкаюсь, делаю все, чтобы не упасть.

   Над площадью висит вертолет. В толпе говорят, что в нем сидит генерал и оттуда, сверху, руководит действиями отрядов полиции, ОМОНа и внутренних войск. 

 В толпе женщины, некоторые – с тележками, вокруг пытаются как-то двигаться, чтобы они прошли вперед, и вдруг сзади идет какое-то давление, становится страшно, поскольку толпа начинает бежать.

По головам людей из-за щитов бьют дубинки. Я вижу, как мужчине попадают в голову, он обхватывает ее руками, льется кровь. Раздаются крики и свист.

Голыми руками, по которым бьют дубинками, люди хватаются за щиты. Удается раздвинуть два щита. В этот разъем тут же бегут люди. ОМОН расталкивают сбоку и сзади. Все происходит в считанные минуты.

На противоположной от площади стороне стоят семь-восемь машин „скорой помощи“. В эти машины уже кого-то несут на носилках.

Через несколько минут все меняется.

Выставив впереди себя шиты, полицейские приседают за ними плотными цепями, и через пару секунд солдат за рядами сдвинутых щитов уже не видно.

Группу мужчин окружают омоновцы, защищенные щитами, касками. Бьют резиновыми дубинками по головам, потом валят на асфальт и начинают пинать сапогами. Тех, кто пытается как-то поднять голову и встать на ноги бьют ребром железного щита. По голове, по шее или позвоночнику. К безжизненным телам подъезжают рядом стоявшие машины „скорой помощи“. Бросают людей на носилки и относят в эти машины. И все три машины, выстроившись в ряд, с пронзительным ревом едут к центру города.

        Раздаются крики:

- Революция!

 Кто эту революцию будет делать? То же самое я подумал и сейчас и чувствую, как по спине бегут мурашки.

На площади что-то кричат в громкоговорители, слышны пьяные крики и свист, одиночные выстрелы.  Я смотрю на окружающих. Вокруг слишком много людей. Слишком много препятствий. Я натыкаюсь на прохожих, не извиняясь, не слушая их ругани - мне все равно. Меня гонит страх.  Я боюсь оглядываться - это будет конец.

Это не просто глупо. Происходящее совершенно не стоит моего внимания. Лучше о таких вещах вообще не думать. Ну и что теперь? Следующий этап моих действий стал мне понятен сам собой. От правильного или неправильного выбора зависит моя жизнь.

Идти в плотном окружении людей очень неудобно. Меня так стискивают, что ног не видно. Я постоянно спотыкаюсь на неровностях. Я наблюдаю, как поток людей «обтекает» автомобили.   Теперь никто не может остановить меня.

Надпись на стене - “Кто ответит?” Недалеко один из подростков рисует фразу “Не простим”.

"Нам нужна другая Россия!" — радостно кричат люди вокруг и блокируют движение улицы.  Я не готов идти через толпу.

Кто-то толкает меня сзади, чей-то острый локоть отпихивает в сторону. Я ощущаю себя лишним и совсем маленьким, что злит. Но я  не вижу в людях ненависти или злобы – они просто убирают со своего пути живую преграду.

Все политиканы — предатели. Держат нас в неведении, а сами делают, что хотят. Как всегда. Нам не хватает смелости понять то, что мы знаем, и сделать выводы.

Издалека доносится звук полицейской сирены.

Я уже ничего не соображаю. Мною полностью завладевает паника. Я знаю, мне не стоило сюда приходить. Тревога. Тоска. Гнев. Все это соединяется у меня в голове. Но главное ощущение - паника.

Нужно придумать другой способ бегства. Гораздо более быстрый, чем предыдущий.

Я изо всех сил пытаюсь сохранять спокойствие. Всему этому должно быть какое-то логичное объяснение. Нужно подождать.

Лучше было бы оставить все как есть. Не надо быть очень умным, чтобы понять: я собираюсь вмешаться в дела, которые меня не касаются. Я чувствую себя так, словно меня загипнотизировали.

Вижу, что большинство молодых ребят на поясе было обмотано железной цепью, а концы разобранных флагштоков были окованы металлом. 

 Я не опущусь до жалости к себе. Это глупое, бесполезное, разрушительное чувство.

Все сегодня кажется неправильным, и разум с логикой подсказывают, что надо поскорее убираться отсюда. Ничем хорошим происходящее не закончится. Но что-то толкает меня вперед.

Самое трудное – это начать. Еще труднее – довести начатое до конца. Если не сейчас, то когда?

Полицейская дубинка указывает путь. Простая философия загадочной страны.

Ведь знаю, что шансов уцелеть – вообще никаких, но бежать – нельзя. Это, в конце концов, - мой дом. И мой город. И если я сейчас побегу, то, значит, признаю, - не для них, для себя, - что я тут больше не хозяин.

Обычно люди не думают, что им может грозить опасность. Но я уже давно утратил все иллюзии, окончательно убедившись в жестокости этого мира.

Я не люблю понижать внутренние барьеры. Если я решил сорваться с цепи, то хочу точно знать, с какой именно. Иногда хочется пострадать за Россию. «Выше голову» сказал палач, накидывая петлю. Почему люди бегут с корабля, который не тонет? Они поняли, куда он их везет.

Мне нравится быть русским.

39

Впервые за долгое время мне становится страшно. Я не хочу вспоминать – то, что осталось вспомнить.

Лучше записать только то, что точно помню, а не приписывать людям преступления, в которых они не замешаны.

Забавно, как воспоминания всплывают на поверхность.

Почему я это пишу? Похоже на паранойю.

Рев сирен. Машины сгоняют в одну полосу.

Полицейские автобусы выезжают из-за поворота и перегораживают улицу.

Толпа медленно идет навстречу полицейским. Молча, понимая всю ответственность момента. Все ведут себя так, как, наверное, обычно ведут себя люди в такой ситуации. Чувства притупляются. При виде полицейских я ощущаю тошноту.

Делаю несколько глубоких вдохов. Слишком разнервничался из-за этой толпы. Надо быть осторожнее. Нужно быстрее выбираться из толпы.

Проталкиваюсь сквозь людскую массу, не обращая внимания на возмущенные выкрики. Хочу ответить. Но слова почему-то не слушаются языка, мысли путаются. Это называется – паника.

Становится трудно дышать. В воздухе пахнет пылью.

Я пытаюсь не думать обо все этом. Потому что мои мысли становятся злыми.

Солдаты идут, прикрываясь огромными пластиковыми щитами. Солнце отражается в их черных шлемах. С каждым шагом ударяют в щиты резиновыми дубинками. От них отступает группа людей, чьи лица прикрыты шарфами. Солдаты не наращивают темп. Они методично выдавливают толпу. Движение по улицам прекращается. Полицейские  машины и грузовики перегораживают проезжую часть.

Толпа подается чуть назад, становится плотнее.

- Граждане, приказываю вам немедленно разойтись, - раздается голос из динамика, установленного на одном из автобусов. – Демонстрация запрещена администрацией. Лица, не подчинившиеся приказу, будут арестованы, и на них будет наложено взыскание.

Демонстранты отвечают криками и ругательствами. Полиция идет в атаку.

Я вижу все, я уже в десятке шагов от передних шеренг, когда начинают стрелять в людей газовыми патронами. Ветер сносит газы. Через дым, шатаясь и зажимая нос платком, я почти выбираюсь из толпы. Непостижимо быстро начинают стучать резиновые дубинки по головам и щитам.

Люди вырывают щиты, выбивают дубины, поднимают их. Щитами таранят полицейских.

Полицейские вырывают из толпы отдельных людей и тащат их к автобусам с металлической сеткой на окнах.

- Раненых не оставляйте, бля! – кричал офицер.

Стрельбы нет.

 - Руки за голову! Всем лечь! – орет мегафон и словно бьет по головам.

Вокруг меня окружающие поспешно ложатся. Я в шоке. С трудом осознаю происходящее. Все происходит словно в кино. Я не уверен в точности своих наблюдений.

Впечатление такое, что на меня падает нечто огромное, и оно меня раздавило. Я имею в виду не физическую боль, а другую, ту, что внутри.

Как я мог впутаться в такую историю? Почему я не остановился раньше? Но что значит раньше? Все произошло очень быстро.

Я, словно загипнотизированный, повинуюсь. Сразу же приходит мысль: это невозможно.

Я насчитываю не менее двадцати пожарных машин, обрушивших на колонну потоки пенящейся воды. На улице, забитой людьми, начинается настоящий потоп. А по ту сторону от пожарных машин людей уже поджидают омоновцы. В стекла машин летят камни.

Именно в этот момент какой-то человек в маске, подъехав на машине, стреляет из помпового ружья поверх голов.