Девочка в реакторе (СИ) - Котова Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты здесь делаешь?!
Алина выпрямилась, чувствуя уничтожительный взгляд старшей сестры. Девочка не стала перечить девушке, у которой от ярости на лице появились прожилки. Краем глаза малышка заметила бушующую стихию во взоре, метание молний и эмоциональный ураган, сносящий все на пути. И спрятала слезы в густых темных ресницах. Ее ненавидели за то, что она есть. За то, что появилась на свет, не спрашивая, хочется ли ей этого или нет. Лишь смиренно сложила руки и, опустив голову, вышла из палаты, пообещав заранее отомстить.
— Мама, что ты ему сказала?! Зачем ты с ним так поступила? Разве прошлое для тебя важнее настоящего?!
Маргарита обернулась, обхватив руками локти:
— Я и сама понимаю, что погорячилась. Не стоило мне ему об этом говорить.
— Возможно, этой женщины уже нет в живых, но… ты права, — Инга тяжело вздохнула, — как всегда тысячу раз права. Я тоже не смогу принять эту девочку. Даже если отец придет в себя, встанет на ноги, она всегда будет чужой в нашей семье. Хоть судьба у нее не самая счастливая… но…
Девушка подошла к матери и, положив голову ей на плечо, обняла ее. Вздохнула утонченный запах парфюма и прерывисто вздохнула, стараясь сдержать слезы, рвущиеся наружу. За окном шел проливной дождь, улицы утопали в грязи и воде. Глаза тоже утопали в плохо сдерживаемых рыданиях — жизнь повернулась такой стороной, о которой принято молчать.
“Жизнь прожить не поле перейти. Да, людская молва как всегда права…”
Две женщины стояли спиной к двери и не видели силуэт маленькой девочки, прячущейся во тьме. Алина стояла, сложив руки на груди, и плакала навзрыд, зная, что никто не увидит ее слез. Никто не подойдет и не обнимет ее за худенькие плечи, не уткнется заботливо носом в тяжелые темные пряди, как это делал отец. Только он ее отлично понимал.
Весь мир сузился до малюсенькой точки, и этой точкой был он, ее отец.
— Зачем ты выпил столько снотворного? Ты что, с ума сошел?
Инга старалась говорить с отцом помягче, зная, что он еще не отошел от пережитого.
— Меня мучила невыносимая бессонница. Одной таблетки было мало, я решил выпить побольше. Переборщил, каюсь. — Он улыбнулся.
— Ты никогда не умел врать. — Девушка улыбнулась.
Валерий опустил глаза, продолжая улыбаться:
— Такой уж я, знаменитый академик Легасов. А как там Алина? Вы с ней подружились?
— Пап… — Инга опустила глаза, — мы с мамой поговорили и решили, что эта девочка жить с нами не будет.
— Что?.. — Валера приподнялся на кровати, впившись изумленным взглядом в свою дочь, словно не верил, что это именно она разговаривала с ним. — Ты хочешь оставить ее одну…
— Пап, ей действительно будет лучше в Чернобыле!
Мужчина со стоном опустился на подушку.
— После всего того горя, что она принесла людям…
— Она оказалась там из-за меня! Я не хочу, чтобы она дальше страдала, чтобы и дальше страдал этот мир! Ты знаешь, сколько людей умерло? А животных?! Сколько ни в чем неповинных людей оказалось на улице, без крова?! И все из-за меня! Если бы я не оставил Алину, то никакого бы Чернобыля не было!..
— Папа, ты вечно всех жалеешь! — недовольно нахмурившись, произнесла Инга.
— Я человек! Я должен всех жалеть!
— Пожалей себя в первую очередь! И нас с мамой тоже! Зачем в нашей семье эта Алина? Ты же понимаешь, мама ее никогда не примет!
— Тогда мне придется переехать в другое место! И забрать с собой Алину!
— Папа! Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?!
— Скажи маме, что я ее очень сильно люблю и никогда не оставлю.
— Что ты задумал?!
— Ничего. Можешь не волноваться.
“Я вас больше не беспокою…”
Глава III
Мила бежала через темный переулок, когда мелкая шайка в спортивных костюмах остановили ее, выставив вперед перочинные ножи.
На улице уже стемнело.
Люди, возвращающиеся с работы, поспешили спрятаться по домам, заведомо зная, какое зло их ожидает по ту сторону безобидных, дневных, улиц.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Девушка остановилась и от неожиданности попятилась назад.
— Ты с какого района, дамочка?
— Развлечемся!?
На их лицах сверкали злобные ухмылки, а в глазах блестел огонек похоти и запретного желания. Некоторое время Мила пялилась на шестнадцатилетних мальчишек, которые едва окончили школу. Пару лет назад их бы никто не воспринял всерьез, отпугнули бы милицией, но теперь настали другие времена — и рыжеволосой молодой девушке это не нравилось. Ей не хотелось стать очередной жертвой малолетних маньяков.
Мила лихо достала Макаров из-под ремня джинсов и наставила дуло пистолета на уличных хулиганов.
— Кто первый, ну?! Я жду!
Молодые хулиганы растерялись и начали отступать в полумрак переулка.
— Вы куда?! Я только начала!
Но их и след простыл.
— Черти… — фыркнула Мила и, убрав оружие, направилась за угол, в самый дальний, последний, подъезд.
Она поднялась на третий этаж и заколотила в железную дверь.
— Валера, открой, это я!
Тишина. Из-за металлической двери раздавались звуки стационарного телефона.
— Валера!!
Мила судорожно провела ладонями по карманам и, нащупав связку ключей, вставила один из них в замочную скважину.
— Валера!
Она осторожно заглянула внутрь, прошла через пустую гостиную и, завернув, вошла в полураспахнутый кабинет.
Через несколько секунд раздался дикий визг.
Глава IV
Алина проснулась от странного шума, раздающегося по ту сторону отцовской комнаты. Она вместе с отцом жила в уютной двухкомнатной квартире, куда с завидной регулярностью приходили разного рода люди, ее старшая сестра, брат и та дама с длинными темными волосами.
Девочка оторвала голову от белоснежной наволочки и приподнялась, прогоняя кулачками остатки сна. Всю ночь она бродила по ночному городу, любуясь далекими огоньками и порывистым ветром вперемешку с капельками дождя. Апрель выдался на удивление дождливым — прохладная погода чередовалась с теплым апрельским солнышком, и хмурое небо ей нравилось больше, чем яркие лучи, заставляющие жмуриться и недовольно ворчать.
Отец ругал ее, понимая, что не сможет остановить собственную дочь. Девочкины способности росли не по дням, а по часам — обилие электричества вокруг сводило малышку с ума. Там, где она провела почти два года, его тоже было в достатке, но сейчас атомная станция больше не могла предоставить такое обилие “еды”.
Алина отбросила одеяло, надела тапочки — балетки стояли в коридоре, сохли после ночной непогоды — и, прислушиваясь к звукам, осторожно приоткрыла дверь в кабинет, в обширную комнату, заставленную книжными шкафами, широким рабочим столом, стульями и диваном. В прошлый раз в этом месте она увидела отца в болезненном состоянии, после чего он прогнал ее взашей, напоследок обругав.
Сейчас же любопытство пересилило страх перед родительским гневом.
Полумрачная комната была переполнена незнакомыми людьми в строгих костюмах. Один из них, следователь с папочкой под мышкой, что-то записывал в небольшой блокнот, а двое других, более крепких людей срезали веревку тонким ножом, придерживая висящее на люстре тело. В углу тихонько плакали девушка с длинной, до бедер, косой, в просвечивающейся блузке, и дамочка с темными кудрями, успевая шелковым платком вытирать набежавшиеся слезы.
Мозг отказывался верить в происходящее. Взгляд изумленных глубоких синих глаз зацепился за страшную картину: несколько людей с милицейскими погонами осторожно сняли и положили тело ее отца. На его шее зияла глубокая борозда от веревки, лицо посинело, а на губах блестели остатки пены. Крупные градины слез покатились по бледным щекам, губы тихонько задрожали, не в силах издать хотя бы писк, а мышцы сводило судорогой, оставляя на коже мелкие мурашки.