Шебеко - Иван Гаврилов

— Смотри, Колька! Девок сюда не води… Веди себя смирно, хорошо, как велел отец…

Коля лишь пожал плечами — подобные мысли ему и в голову не лезли. Видел он, какие девки в городе — подступиться невозможно. К тому же он ростом еще был мал — не всякая с ним согласится гулять. Хотя, по правде сказать, он уже заимел определенный авторитет. Как оказалось, первоначально его приняли за восьмиклассника, экстерном попавшего в столь знаменитый вуз… Против воли они возвысили Колю до звезды первой величины. Вадим подивился столь откровенной заинтересованности ребят, да и девчат тоже, личностью Коли. Он от души поздравил кореша, сказав: «В тебе есть канва…» Что такое «канва», Коля еще не знал, но понял: неплохое то слово.

А после отъезда Олега в комнате блаженствовала тишина, и, пожалуй, скука. Невольно вспомнилась Ирочка Фролова. Жаль, что он разругался с ней, ради интереса можно было бы поддерживать контакт. А Вале бы стоило накатать письмо… И вот Коля, воодушевленный столь простой мыслью, оторвал лист бумаги, нашел чернильную ручку, причем автоматическую (его мечта в девятом классе) и задумался: с чего бы начать? И крупными буквами вывел: «Привет из Свердловска!» Далее слова потекли ручьем. «Валя, по тебе я сильно соскучился. Как только появились свободные минуты, взялся за перо. В город я доехал благополучно, можно сказать, даже с шиком, поскольку билет достал купейный. Даже с постелью…» Через некоторое время он прибавил: «Хороший был вечер, который мы провели вместе. Он так и стоит перед моими глазами — тихий, хмурый, но все же приятный… Здесь, в Свердловске, по ночам уже холодно. Сейчас я работаю: строю ограждение вокруг одного научного объекта. Работенка трудная, приходится тратить много сил и труда, чтобы добиваться выполнения поставленной перед нами задачи…»

Коля усмехнулся, вычитывая высокопарные слова. Строит лишь забор вокруг молоденьких сосен, а подруге сообщает, будто бы монтирует ограждение вокруг научного объекта… Выходило, что он занят работой, чуть ли не связанной с устройством системы охраны на микроэлектронной основе… Ну и пусть!

Родителям он написал проще, как есть. Много внимания уделил описанию города, его достопримечательностям. Если в конце письма для Вали он послал нежный поцелуй, то родителям — просьбу прислать деньги, и причем как можно быстрей…

И вот после скоропалительных и обнадеживающих писем в Колиной голове появляется мысль: «А что, ежели мотануть в ближайший парк?» Ежели разобраться, не сиднем же сидеть в стылой каморке общежития. Задумано — сделано. И щупленькая фигура хлопца резво выходит на улицу.

Во дворе уже по-настоящему гудела осень. Голые деревья уныло качались под аккомпанемент прохладного ветра. Хотя и светило солнце, но витало ощущение, будто оно недовольно выглядывает из-за белесых туч, довольно густо обступивших его.

Коля взял путь на Сибирский тракт. Он медленно, с наслаждением плелся по нему. Вдоль дороги в раздумье росли липы. Коля проскочил мимо бензоколонки, позади оставил небольшой завод (что за завод, так и не удалось определить из-за отсутствия пояснительной шильды у проходной), вышел на конечную остановку автобусов и с ходу преодолел железнодорожную линию. За ней, собственно, и зеленел парк.

Вот и полная схема парка, прибитая на фанерном листе, показалась вдали, вот и листья качнулись под дуновеньем тихого ветра. И чудится хлопцу, что за этими вот янтарными соснами и ждет его синяя птица, что несет в себе и заманчивый дымок, и причудливую зорьку, и зов неведомых дорог… Эх, хорошо жить на белом свете, особенно если тебе семнадцать лет!

А в парке имени Лесоводов Коле нравилось все: и причудливые скромные чащобы, задумчиво притихшие в ожидании седой зимы; и крохотная белка, что сбросила с высоты звонкую шишку; и даже две старухи, идущие навстречу. Дышалось легко, свободно, и, пожалуй, впервые после возвращения из «Северки» Коля ощутил в себе чрезмерное успокоение…

Но вот нежданно зашевелились кусты можжевельника, и перед Колей показались двое — рослые, плечистые парни, вовсе еще юные, но злые на весь мир.

Один из них, с короткими волосами, с угрозой бросил Коле:

— Деньги!

А второй, в черном пиджаке и коричневом свитере, резко подскочив к Коле, рявкнул:

— Пикнешь — пеняй на себя!

По спине студента пробежал неприятный озноб. Он растерялся и сжался в комок, а язык его прилип к небу.

— Живей, молокосос… Что, руки отнялись?

— У меня… у меня нет денег, — наконец выдавил из себя Коля.

— Чего? — за грудь схватил его верзила. — Обманываешь? А ну обшарь! — приказал он напарнику.

Парень, что был в черном пиджаке, живо проверил карманы студента, но ничего стоящего не нашел.

— Дундук! Не мог деньги отхватить у мамы! — свирепо со злостью просвистели его губы.

Бандиты меж тем из зарослей можжевельника вытащили велосипеды, сели и проворно укатили в неизвестном направлении. А у Коли хорошее настроение как рукой сняло. Возникло ощущение, что его непременно ограбят еще. Он быстро, чуть ли не бегом рванул из парка. «Надо же, — возникла грустная мысль, — как не повезло… Раз выбрался в парк, и то чуть было не обокрали. Неужели в городе все время так и будет?» И под скверное, крайне неприятное настроение он поплелся назад.

Жизнь снова ворвалась в общежитие. Ворвалась бурно, со свистом, с мальчишеским хохотом, с холодными и грязными рюкзаками, и бесчисленным топотом студентов, наверное, тоже. С нескрываемые весельем ребята воротилися из колхоза.

Гена, завидев шустренькую фигуру Коли, улыбнулся и с порога стал выкладывать о пребывании на селе:

— Ежели сказать честно, вдоволь мы насытились романтикой помощи колхозу. Ежедневно подсчитывали: сколько же дней остается до заветного дня отъезда. И все это только из-за того, что ужасно организован быт. Представляешь, — жидкие брови Гены сами собой нахмурились, — мы приехали в деревню, а там нас, оказывается, никто не ждет. Нас ждут через день, и в этой связи ничего не готово. Даже постель… Первую ночь ночевали на соломе, как скоты. Во где сидят тупицы! Сами заказывают людей, а когда начинается дело — полный назад… Но хотят, чтобы ты дневную норму выполнял без сучка и задоринки…

Гена развязал шнур на рюкзаке и, открыв его, стал выкладывать разное тряпье. Загрубелые руки неумело обращаются с вещами, но хлопцу на это дело наплевать.

— А норма большая? — интересуется Коля и с любопытством вглядывается в новоиспеченных жильцов — несколько незнакомых студентов тоже занимали места рядом.

— Восемьсот килограммов на душу! — отвечает Гена и с удовольствием снимает загрязненную штормовку.

— Норма, конечно, высокая, — в разговор вмешивается пожилой студент, только что переодевшийся в черную сорочку с короткими рукавами. — Но выполнять при желании можно… Надо лишь работать. Делали же мы эту норму, иногда даже с лихвой…

Незнакомец сверкнул цыганскими очами, взял сетку и убрался из комнаты.

— Кто это? — спросил Коля у товарища, пальцем показав на только что вышедшего студента.

— Коля Дулаев… Бывший шахтер. Между прочим, на шахте отбухал десять лет… Ты заметил, что у него редкие волосы? Говорит якобы это из-за ежедневных купаний в горячей воде…

— А что, вредно что ль каждый день умываться?

— Вредно волосам, а не телу.

Через миг в Колиной комнате уже образовался полный комплект жильцов — шестеро студентов из различных уголков страны. Исключительный момент настал для вчерашних школьников: им надлежало объединиться в коллектив, как говорится, влиться в студенческую семью. Каждый из них имел собственный характер, привычки, требования наконец.

Вон сидит парень с диковатыми, разбойничьими глазами. Что из себя он представляет? С виду он почему-то не внушает доверия, поскольку весь его облик, особенно глаза, напоминают парня с большой дороги. Лицо его в прыщиках, заросшее, и крупный тонкий нос еще резче подчеркивает в нем диковатость. Звать этого парня Борей, и родом он, как выяснилось, из Крепостного Зилаира, из далекого поселка Башкирии. Но он не один из этого поселка. Здесь же Вася, его друг, однокашник, единомышленник наконец. Вася более по нраву Коле. Хотя он и длинный как жердь, худой и грудь его впалая, но в нем есть что-то располагающее, в нем сквозит человеческая простота. Верно, подобные мысли посетили и Гену, поскольку он вслух сказал Коле:

— Как жить-то будем? Случаем, не передеремся?

К полудню в одной из аудиторий института в полном составе собрался первый курс лесохозяйственного факультета. Студенты в массе своей были молодые, вчерашние школьники. Перед Колиными очами впервые предстали однокашники в полном сборе — более ста человек. Почти никого он не знал, за исключением нескольких ребят, с кем жил да совместно поступал в институт. Предстояло разбить барьер неизвестности, познакомиться со всеми.